На лбу Пирбазари залегли складки.

— Десять часов, — ответил он. — В худшем случае двенадцать.

— Следовательно, у экипажа было достаточно времени, чтобы осмотреться и доложить обстановку, — сказал Форсайт. — Если они молчат, значит, кто-то мешает им установить связь. Кто, кроме Пакса, мог сделать это?

— Я позволю себе спросить Верховного Сенатора, — почтительно произнес Ахмед, — чего именно он от нас хочет?

— Во-первых, вооружить корабли-охотники, — ответил Форсайт, протягивая руку и выводя на экран очередную страницу. — Они защищены лучше всех кораблей Эмпиреи.

— Они предназначены для работы в условиях сильной радиации, но не для боевых действий, сэр, — заметил Пирбазари. — Они легко выдержат удары лазеров и плазменных излучателей Пакса, но против мощной взрывчатки им не устоять.

— Чепуха, — твердо произнес Форсайт. — Взрывчатка — это всего лишь запас энергии в компактной форме. Корабли, способные противостоять энергетическим потокам Ангелмассы, выдержат и удары нескольких боеголовок. Оснастите из оружием, и мы получим еще один эшелон обороны.

Пирбазари и Ахмед переглянулись.

— Сэр… — нерешительно заговорил Пирбазари.

— Что? — осведомился Форсайт, переводя взгляд с одного собеседника на другого. — Вам не нравится мое предложение начать подготовку к войне?

— Не в том дело, сэр, — сказал Пирбазари. — Мы просто… думаю, генерал поддержит меня… нам кажется, что вы несколько преувеличиваете.

Форсайт глубоко вздохнул. В его мозгу с четкостью патрона, досланного в ствол, возник уничтожающий ответ.

Потом он еще раз присмотрелся к выражению лица Ахмеда… и похолодел.

Он забыл, что должен носить ангела.

Едва он бросил взгляд на подвеску на шее генерала, язвительная гневная отповедь застряла у него в глотке. Форсайта охватила паника. Он совершил опасный промах. Может быть, непоправимый. Политики с ангелами на шее никогда не торопятся отстаивать силовые решения, даже ради самообороны. Им присущи умеренность, терпимость и уверенность — три качества, которые Форсайт явно не сумел проявить в этот момент. Если у Ахмеда возникнут подозрения, и он потребует предъявить ангела для осмотра, тогда Форсайту конец. Его ждет скандальная отставка, возможно, даже судебное преследование.

А тем временем Пакс захватит Эмпирею и уничтожит ее.

— О чем вы? — спросил он, с трудом шевеля губами.

— Доктрина Пакса общеизвестна, — объяснил Пирбазари. — Для него существуют только выгода либо ущерб. Даже если противник сумеет нейтрализовать оборонительные суда и ускорители, вряд ли он захочет уничтожить Сераф.

— Иными словами, что бы ни происходило, у нас есть время, — добавил Ахмед. — Время для переговоров и политического маневра. — Он бросил взгляд на подвеску Форсайта. — Либо для подготовки к схватке, если до этого дойдет.

— Надеюсь, что так, — пробормотал Форсайт, пристально вглядываясь в его лицо. Но если Ахмед и заподозрил что-то, он ничем этого не выдал. — Итак, вы предлагаете оставить это дело на ваше усмотрение?

— Думаю, так будет лучше всего, Сенатор, — с нескрываемым облегчением произнес Ахмед. Даже генералу СОЭ стычка лоб в лоб с Верховным Сенатором не сулила ничего хорошего.

А это значило, что Форсайт в конечном итоге действительно преувеличил опасность. Нет, конечно же, не опасность вторжения Пакса, а угрозу, которая поджидала бы его, если бы Ахмед понял, что при нем нет ангела. Образ мышления генерала, навеянный его собственным ангелом, сыграл на руку Форсайту, сделав подобные подозрения попросту абсурдными.

И все-таки секундное замешательство пошло ему на пользу. Даже в тот миг, когда Форсайт в одиночку пытался заставить Эмпирею готовиться к борьбе, он не должен был забывать о той личине, которую вынужден носить. Он запомнит этот урок навсегда.

— В таком случае позвольте откланяться, — сказал Форсайт, отступая от экрана и протягивая Ахмеду руку. — Если появятся новые сведения, немедленно сообщите мне.

— Обязательно, Верховный Сенатор, — пообещал Ахмед. — Не беспокойтесь, сэр. Эмпирея — орешек потверже, чем полагает Пакс.

«Хотелось бы верить, — сказал Форсайт самому себе, вместе с Пирбазари покидая здание. — Надеюсь на это от всей души».

— Я почти готов, — сказал Язон, высовывая голову из-за ящика, который он укладывал. — А ты?

— Тоже, — ответил Коста, в последний раз осматривая оболочку из вспененного пластика, которой был укутан хрупкий спектрограф. — Мне до сих пор не верится, что нам удалось собрать все это оборудование.

— Вот что значит вести добропорядочную жизнь, — сухо заметил Язон, аккуратно прилаживая верхнюю стенку своего ящика и затягивая герметизирующие уплотнения. — Прекрасно. С этим покончено.

Он рухнул в кресло, стоявшее за штабелями контейнеров, энергично обмахивая рукой лицо. Этот жест удивил Косту; до сих пор он не замечал за Язоном ничего подобного.

Его поступок был столь необычен, что полностью завладел вниманием Косты, и он уловил незаметный, едва ли не вороватый взгляд Язона, брошенный им на запястье.

На часы.

Коста повернулся к своему ящику, внезапно почувствовав сомнение и нерешительность. Взгляд Язона мог ничего не значить; вероятно, ему стало интересно, сколько времени они проработали и долго ли до ужина.

Однако странное поведение Язона могло объясняться и другими, не столь невинными причинами. Добрая половина окружавшего их оборудования оказалась в этой комнате противозаконно. Ее позаимствовали из лабораторий, в которые ни Коста, ни Язон не имели права даже заходить.

Язон ничуть не возражал против этого набега. Наоборот, он с энтузиазмом взялся за дело и быстро разыскал все предметы из списка, составленного Костой. Коста даже подумал, что он мог бы составить конкуренцию Чандрис в ее воровской профессии.

Беда была в том, что он оставался все тем же Язоном Джази, который столько времени провел бок о бок с ангелами.

Кого же дожидался Язон? Полицейских? Людей из СОЭ? Сотрудников контрразведки? А тем временем помогал Косте собирать изобличающие его улики?

Но, может быть, Коста всего-навсего борется с угрызениями совести? Ведь он тоже находился рядом с ангелами довольно долгое время.

Коста закрыл крышку контейнера и запечатал ее.

— Готово, — сказал он. — Думаю, пора вызывать грузовое такси и отправляться в путь.

— Да, — произнес Язон, приподнимаясь в кресле. — Как дела с ремонтом корабля?

— Лучше, чем мы рассчитывали, — ответил Коста, чувствуя, как по его спине разливается неприятная дрожь. Вряд ли Язон так уж сильно утомился. Он кого-то ждет, это точно. — У Чандрис талант заставлять людей делать то, что ей нужно.

— В это нетрудно поверить, — согласился Язон. — Когда они закончат?

— Завтра утром, — сказал Коста. — А сегодня вечером Чандрис должна получить свой кредит.

— Ты так и не рассказал, каким образом она его раздобыла.

— Она и мне об этом не рассказала, — ответил Коста. — Но после того, как мне позвонил Тумз, Орнина навела справки о «Стардаст Металз». Какую бы каверзу ни затеяла Чандрис, эта компания — вполне законное предприятие. Шевелись, Язон, пора выносить оборудование.

Язон поморщился.

— Видишь ли…

Он явно не хотел завершать фразу, но ему и не пришлось этого делать.

Дверь распахнулась. Коста обернулся к ней, и его ладонь машинально метнулась к карману, но он тут же вспомнил, что отдал свой шокер Ханану.

— Здравствуйте, господин Джереко, — сказала Подолак, входя в комнату. — Я вижу, вы трудитесь не покладая рук.

— Директор Подолак, — выдохнул Коста.

Уж лучше бы полиция, подумал он. Или даже контрразведка. Этим людям можно было дать отпор, и даже не без успеха. Но только не Подолак. Только не женщине, которая так много сделала для него в последние месяцы. Женщине, которая поддерживала его на каждом шагу.

Которая доверяла ему.

— Просто удивительно, что сам Институт до сих пор стоит на месте, — сухо заметила она, двигаясь вдоль штабелей, осматривая каждый ящик, который встречался ей по пути, и, судя по всему, производя мысленный учет; поговаривали, что Подолак помнит, какое имущество закреплено за той или иной лабораторией вплоть до пробирок и фломастеров. — Мне кажется, добрая его половина находится здесь.