Эпистемологически неверно говорить, что «вы видите меня». Нет, вы видите мои образ, составленный в ходе процессов, которые вы осознаете.

Было бы глупостью говорить о том, что «вы» создаете эти образы. У вас практически нет контроля над этим процессом.

Итак, мы все принимаем участие – мои мыслительные процессы делают это для меня – в создании этого прекрасного лоскутного одеяла. Когда я иду по лесу, передо мной пятна зеленого и коричневого, черного и белого. Но я не могу исследовать этот творческий процесс при помощи интроспекции. Я знаю, в каком направлении смотрят мои глаза, и осознаю продукт ощущений, но я ничего не знаю о срединном звене процесса, благодаря которому формируются образы.

Это срединное звено управляется допущениями. Адельберг Эймс открыл метод исследования этих допущений, и отчет о его экспериментах позволяет прийти к признанию важности этих допущений, о существовании которых мы, как правило, не знаем.

Если я еду в поезде, то во время движения поезда мне кажется, что коровы, которых я вижу из окна, остаются позади, в то время как более отдаленные горы движутся вместе со мной. На основе этой разницы создается образ, в котором горы изображены дальше от меня, чем коровы. Базовая посылка состоит в том, что то, что остается позади, ближе ко мне, чем то, что якобы движется вместе со мной или что остается позади, двигаясь медленнее.

Один из экспериментов Эймса демонстрирует, что механизмы бессознательного процесса у каждого нормального человека полагаются на математические закономерности такого параллакса.

Пачка сигарет «Лаки страйк» помещена посреди узкого стола. На дальнем конце стола, примерно в 5 футах от человека, находится коробок спичек. Эти объекты приподняты над столом при помощи спиц длиной примерно 6 дюймов. Экспериментатор велит испытуемому отметить размер и положение этих предметов сверху, а затем велит ему наклониться, чтобы смотреть на них через круглое отверстие в планке, стоящей на краю стола со стороны испытуемого. Последний обладает в этом случае монокулярным зрением, но тем не менее оба предмета кажутся ему находящимися на своих местах и имеющими знакомые размеры.

Затем Эймс просит испытуемого наклонить планку в сторону, продолжая смотреть через отверстие. Сразу же изменяется образ. Пачка сигарет кажется расположенной на дальнем конце стола, причем выглядит она увеличенной в два раза. Она выглядит как макет пачки в какой-то витрине. Коробок спичек кажется приблизившимся и находится теперь на том месте, где раньше были сигареты, но теперь его размеры составляют половину от прежних и он выглядит как предмет из кукольного домика.

Иллюзия достигается с помощью рычагов под столом. Когда испытуемый наклоняет планку, предметы также передвигаются.

Другими словами, ваш механизм восприятия управляется системой допущений, которую я называю вашей эпистемологией – цельной философией, находящейся глубоко у вас в мозгу, но вне вашего сознания.

Конечно, вам не обязательно двигать головой каждый раз, как только вы захотите узнать глубину. Для этой цели вы можете полагаться на другие имеющиеся у вас допущения. Во-первых, контраст между тем, что вы видите одним, глазом, и тем, что вы видите другим, можно сравнить с контрастом, получаемым при движении головы. После этого вы можете свериться с целой серией допущений, отличных от параллакса: * если кажется, что вещи накладывают друг на друга, тот предмет, который частично закрыт, находится дальше предмета, его закрывающего; если похожие предметы кажутся разных размеров, тот, который кажется больше, – ближе и т.д.

[Эксперименты Эймса можно использовать для демонстрации двух важных понятий: первое, что образы не находятся «вовне», и второе – мы не осознаем, что происходит в нашем мозгу. Мы думаем, что видим. Но на самом деле мы создаем образы, причем бессознательно. Как же тогда понять знаменитый вывод Декарта: «Мыслю, следовательно, существую»?

Что означает это «мыслю»? Что вообще значит мыслить? Что означает «быть», «существовать»? Означает ли это «я думаю, что я думаю, и поэтому я думаю, что я существую, что я есть»? Могу ли я знать, что я мыслю? И полагаемся ли мы, приходя к такому выводу, на допущения, которых мы не сознаем?

Существует расхождение логического типа между «мыслить» и «существовать». Декарт пытается перепрыгнуть из сковородки мышления, идей, образов, мнений, аргументов в огонь существования и действия. Но этот прыжок сам не обозначен. Между двумя такими контрастирующими понятиями не может быть «следовательно», не может быть самоочевидной связи в виде звена перехода.

Параллельно этому высказыванию существует еще одно эпистемологическое обобщение: «Я вижу, следовательно, это существует». Видение есть вера. Можно и перефразировать это высказывание: «Ощущаю, следовательно, существует». Две половинки декартовского «мыслю» относятся к одному субъекту, первому лицу единственного числа, но в «ощущаю…» уже два субъекта: "Я" и «это». Эти два субъекта разделены обстоятельствами представлений. «Это», которое я ощущаю, двусмысленно: мой ли это образ? Или это какой-то объект вне меня – «вещь в себе», о которой я составляю образ? Или, возможно, «этого» вообще нет?

Уоррен Маккулох уже давно указал на то. что каждый сигнал одновременно и команда, и сообщение. В простейшем случае последовательности трех нейронов А, В и С выстрел В – это сообщение о том, что «А только что выстрелил», и команда: «С должен быстро выстрелить». С одной стороны, нервный импульс относится к прошлому, с другой – определяет будущее. На сообщение В никогда нельзя полностью полагаться, так как выстрел А никак не может быть единственной возможной причиной более позднего выстрела В: нейроны иногда срабатывают «спонтанно». В принципе ни одну причинно-следственную связь нельзя читать в обратной последовательности. Таким же образом С может не подчиниться приказу В.

В этом процессе имеются пропуски, которые приводят к нестабильности срабатывания нейронов. Таких пропусков много по пути к предложениям типа «Мыслю…», которые, на первый взгляд, являются само собой разумеющимися. В Совокупности предложений, называемых «верами» или религиозными верованиями, не предложения утверждают несочиненную и очевидную истину, а связи между ними. Мы не имеем права сомневаться в этих связующих звеньях, и на самом деле сомнение исключается логической или лжелогической природой этих звеньев. Нас защищает от сомнений незнание о существовании этих пропусков.

Но прыжок, о котором мы говорили ранее, присутствует всегда. Если я посмотрю при помощи моих материальных глаз и увижу образ восходящего солнца, предложения «Я смотрю» и «Я вижу» будут иметь обоснованность, отличную от обоснованности любого вывода о мире вне меня. «Я вижу встающее солнце» – это предложение, в котором, по утверждению Декарта, нельзя сомневаться, но экстраполирование на внешний мир – «Есть солнце» – должно быть подкреплено верой. Другой проблемой является ретроспективность всех таких образов. Утверждение образа в качестве описания внешнего мира всегда в прошедшем времени. Наши чувства в лучшем случае могут нам поведать о том, что было, что произошло некоторое время назад. На самом деле мы читаем причинно-следственную последовательность справа налево. Но эта ненадежная информация доставляется приемнику в самой убедительной форме образа. Итак, защите подлежит вера – вера в наш мыслительный процесс!

Обычно считают, что вера необходима религии, что сверхъестественные аспекты мифологии не должны • подвергаться сомнению, – и поэтому пробел между наблюдателем и сверхъестественным закрывается верой. Но когда мы признаем пробел между «мыслю» и «существую» и похожий пробел между «ощущаю» и «существует», «вера» приобретает совершенно другое значение. Такие пробелы являются необходимостью нашего существования, и они покрываются «верой». Тогда то, что обычно называется «религией» (система ритуалов, мифология и мистификация), начинает проявляться как кокон, защищающий очень интимное и крайне необходимое – веру.