— Илья Ильич приказал вам долго жить.

Анна Ивановна прижала ладони к губам и тихо заплакала.

Мы втроем прошли в спальню проститься с умершим. Вскоре к нам присоединился дворник Поспелова, с которым я до сих пор так и не удосужился толком познакомиться. Мы несколько минут молча стояли возле постели этого неординарного человека.

Потом, оставив Анну Ивановну и дворника с хозяином, вдвоем с доктором вышли из комнаты.

— Простите, доктор, но мне нужно переодеться.

— Да, да, голубчик, конечно, идите, переодевайтесь, — рассеянно ответил он. — Вы знаете, геморрой-то мой после вашего лечения — прошел!

Я поднялся к себе на антресольный этаж. Здесь ничего не изменилось. Первым делом я стащил с ног тесные сапоги, потом сбросил жандармскую форму и переоделся в свое старое, партикулярное платье.

В кармане сюртука оказалась короткая записка, написанная рукой Гутмахера:

«Вынуждены срочно слинять, взяли то, что вы нам обещали презентовать. А.Г.»

Я догадался, что он пишет о деньгах киллера, полученных мной от Поспелова. Линять нужно было и мне, я и так слишком задержался в этом доме. Напоследок я оглядел свое бывшее жилище и вспомнил о спрятанном в комнате оружии. Я открыл тайный ящик в комоде и осмотрел весь свой арсенал: два трофейные нагана и «Браунинг», подаренный мне Ильей Ильичем.

«Браунинг» с полной обоймой патронов я на всякий случай решил взять с собой и сунул в карман. На два нагана приходился всего один патрон, и я положил их обратно в потайной ящик.

Теперь можно было уходить, но я задержался на минуту, подошел к окну и выглянул во двор. Там все было в снегу. Посмотрел на дом, из которого в нас стреляли. Удивительно, но там опять оказалось открыто чердачное окно.

За спешной чередой событий я так и не успел узнать, кто и как стрелял в Поспелова. В голову пришла мысль, что, возможно, из этого самого окна. Только поэтому я взглянул на соседний дом более внимательно.

Как и в прошлый раз, на его чердаке явно кто-то был. Я затаился и слегка качнул штору. Тотчас в окне показалась голова с биноклем. Ларчик открылся сам собой. Узнать специфическую внешность нашего сбежавшего киллера не составляло никакого труда. Не знаю, был ли он легендарным Казимиром, которого так боялся Жора Самокат, или кто-то другой, но мне такое близкое соседство очень не понравилось. Если он даже не Казимир, а просто его человек, ничем хорошим для меня это не кончится. Достаточно на этот дом было и одного убитого.

Я продолжал из-за шторы следить за киллером, а он внимательно рассматривал в бинокль мои окна. Опять повторить старый трюк с куклой я не мог. Для этого у меня не было времени и уверенности, что он сработает.

Пришлось идти на большой риск и действовать совсем иным, примитивным способом.

Я опять открыл потайной ящик и вытащил наганы. Одного оставшегося патрона мне было за глаза. На второй выстрел, если не попаду с первого, времени все равно не будет. Я поставил возле подоконника стул, сел, приладил наган так, чтобы стрелять из него с упора и начал целиться в киллера прямо через стекло. Открывать окно или даже форточку было нельзя. Противник больше не отрывал взгляда от шевельнувшейся занавески.

Первое слабое волнение, которое появилось, когда я его только заметил, уже прошло, да и вообще после всех сегодняшних событий одной неприятностью больше, одной меньше, не имело особого значения.

Стрелял я как в тире, по всем правилам. Когда раздался выстрел, даже не вздрогнул, смотрел, что стало с мишенью. Кажется, все получилось, как и задумывалось. Во всяком случае, человек в окне исчез, а бинокль покатился вниз по крыше и свалился во двор.

Я, не медля ни секунды, сбежал вниз. Там никого не оказалось. Доктор уже ушел, а домашние, скорее всего, находились при умершем хозяине и не отреагировали на выстрел. Я выскочил из дома и быстро пошел по переулку в строну Садового кольца. Ничего подозрительного на улице не наблюдалось. Добравшись до набережной, я сбавил шаг и дальше пошел неспешным, прогулочным шагом, хотя погода для прогулки была не самая подходящая. Над землей заплясали снежинки. В лицо ударил резкий порыв ветра. Я пригнул голову, прикрыл лицо шарфом и продолжал идти вдоль реки в сторону Воробьевых гор. Прохожих на набережной почти не было, потому, когда меня догнал молодой человек в студенческой шинели, запорошенной снегом, я невольно обратил на него внимание. Он, как и я, преодолевал сопротивление ветра, закрывая лицо перчаткой.

— Ужасная погода, — сказал он, встретив мой настороженный взгляд.

Я кивнул и ускорил шаг, но он не собирался отставать и пошел рядом.

— Мы, кажется, с вами знакомы?

— Не уверен, — ответил я, переждав порыв ветра и удар снежного заряда.

— А мне сдается, что мы на днях встречались на марксистском кружке, неужели вы меня не помните?

Теперь я припомнил, что действительно уже видел его. Однако, со мной с того времени произошло столько событий, что этот молодец полностью улетучился из памяти.

— Знаете, что, — попытался я прервать разговор, — меня проблема революции и переустройства общества в данное время не интересуют.

— Вы считаете революционеров преступниками? — не сдавался он, хотя явственно видел, как неохотно я с ним говорю.

Пришлось ответить более развернуто:

— Не преступниками, а скорее легкомысленными людьми, которые пытаются раскачать и перевернуть лодку, не зная, где берег, и сумеют ли они до него доплыть.

— А вы, Алексей Григорьевич, знаете, где он, этот берег?

— Нет, я тоже не знаю, но предполагаю, что очень далеко, — ответил я, после чего до меня дошло, что молодой человек назвал меня моим настоящим именем. — Вы меня знаете по имени? — будничным голосом спросил я.

— Исключительно понаслышке.

Я нащупал в кармане шинели «Браунинг» и вцепился в его рукоятку. Ждал, что последует дальше.

— У нас есть один общий знакомый, — продолжил он, — исключительно по его рекомендации я взял на себя смелость искать встречи с вами.

Единственным нашим общим знакомым был тот самый студент Костя, который затащил меня на студенческую сходку, а потом сдал жандармам. Рекомендация у молодого человека получалась не самая лучшая.

— Так Костя, знакомясь со мной, выполнял ваше революционное или какое-то другое задание? — хмуро поинтересовался я, без щелчка, осторожно взводя курок пистолета.

— Нет, студент о котором вы говорите, агент охранки и не имеет ко мне никакого отношения. Скорее я воспользовался благоприятно сложившейся ситуацией, чтобы познакомиться с вами. У нас есть другой общий знакомый.

Молодой человек, несмотря на свою очень юную внешность, по виду ему можно было дать от силы восемнадцать лет, говорил очень уверено и главное спокойно.

— И кто этот наш общий знакомый? Не господин ли Дмитриев?

— Дмитриев, бандит по кличке Поэт? — уточнил молодой человек. — Нет, он, скорее, представитель конкурирующей фирмы и ко мне никакого отношения не имеет. Я говорю о человеке, с которым вы познакомились в Петропавловской крепости в 1799 году и с которым оттуда вместе бежали. Он еще поменял вам внешность, чтобы спастись от ареста.

— Вы имеете в виду пришельца? — ошеломленно воскликнул я.

— Вы его так называете? Забавно. Да, речь идет именно об этом человеке. Хотя слухи о его внеземном происхождении весьма неточны. Он скорее…

Я не дослушал вальяжную речь незнакомца и перебил его:

— Если вы говорите о нем, тогда совсем другое дело. Где он, как он?

— У него все отлично, ваш старый приятель велел вам кланяться.

— Спасибо. Но как вы… — начал спрашивать я, но он не стал слушать:

— Нам стало известно, что последнее время у вас появились кое-какие трудности…

— Появились, — подтвердил я, — и весьма значительные, но…

— В связи с этим вы, кажется, собираетесь вернуться к себе… на родину?

— На моей, как вы ее назвали, родине, у меня тоже известные трудности…

— Мы в курсе ваших дел. Поэтому наш общий знакомый и направил меня к вам, чтобы предложить сотрудничество…