И не успел ошарашенный произошедшим герцог обернуться к женщине, как случилось непонятное, странное, чудовищно необъяснимое: он получил пинок под зад! И сильный пинок! Достаточно сильный, чтобы не ожидающий ничего такого, герцог просто свалился с ног и ткнулся носом в землю.
Такого потрясения Томас не испытывал лет тридцать... Да, тридцать лет назад, он, восемнадцатилетний юный рыцарь бился с уэльскими бунтовщиками. Тогда его крепко прижали, но он выжил. И сейчас... Герцог не соображал ничего, в его голове не укладывалось понимание произошедшего безобразия и нарушения всех законов мира.
Его пнули под зад!
Женщина!
Герцога пнула под зад графиня!
Да какая она после этого графиня!
'Ах, ты тварь мерзкая! Сейчас я тебя...' - только начал подниматься на четвереньки Бофорт, как новый пинок, все в тот же многострадальный зад, вновь заставил герцога уткнуться носом в пыль.
- Лежать смирно, красавчик! - громко рассмеялась графиня Апфия, явно потешаясь над именем Бофорта.
А потом произошло то, отчего кровь застыла в жилах у этого воина. Он чуть приподнял голову, чтобы разобраться с происходящим, и увидел, что все его сопровождающие уже не живые. Они уже лежат на земле, и по тому, как свалились тела, герцог сразу понял - трупы. Убиты! Но как?
Перед глазами показались ножки, обутые в странной формы, маленькие, но какие-то грубые, и одновременно привлекающие взгляд свой строгой гармонией, сапоги. У его головы присела совсем еще девочка, но когда Бофорт взглянул ей в глаза, он понял: 'Это смерть о двух ногах обратила на него свое внимание'. Серые глаза девчонки были не холодны. Вовсе нет, это было нечто запредельное, даже для пролившего реки крови воина. Не было слов описать эту пустоту серых глаз, отливающих сталью спокойных взглядом, суровым выражением.
Девочка приподняла голову Томаса кинжалом, так подрезав у горла, что кровь сразу потекла по длинному лезвию:
- Ты. Мне. Не нравишься, - негромко и хрипло произнесла маленькая злодейка. Говорила она, тщательно разделяя слова, от этого становилось еще более жутко. - Не шали. Зарежу.
И герцог вдруг понял. Его не убьют, его именно зарежут, как какого-нибудь недостойного упоминания слабака, да что там, как животное! Подтверждением угрозе служили и трупы его охранников и спутников. Их просто и быстро отправили на тот свет, даже не обращая внимания на титулы, должности - всех просто расстреляли из своих мерзких арбалетов, а потом дорезали кинжалами. Томас наконец-то разглядел болты, увидел как ловко и быстро выдирают припас из трупов невысокие фигурки воинов, мимоходом перерезая горло у убитых. 'Да смилуется над ними святой Георгий, что это за твари такие явились на землю Англии?' - успел подумать Томас Ботфорт перед тем, как получил сильный удар по голове, за которым пришла темноты в глазах и покой. Спасительный для его ума покой.
А город только встретил день своей гибели. И на спокойствие он уже не мог рассчитывать, только на вечный покой.
Словно вихрь несся по улицам и переулкам Эксетера, неся с собой страшную непонятную смерть и разрушения. Фигуры бегом проносились мимо сотен небольших домиков, которые стояли рядом друг с другом под странными углами, раскрашенные в разные цвета и оттенки, похожие на камешки, нанесенные ручьем к огромному булыжнику-собору. И эти фигуры одним движением забрасывали что-то в раскрытые окна домов, в распахнутые проемы прилавков на первых этажах. И приглушенно хлопало там внутри, и только громкие крики неслись вослед нарушителям спокойствия. Крики, стоны и проклятия. Стали рушиться другие видные здания Эксетера, девонширцы, замерли в шоке, потеряли всякую способность реагировать на происходящее: на их глазах в разных сторонах города стали рушиться церкви! Тридцать церквей было в Эксетере, их приземистые башенки тоже возвышались над городом на фоне крыш обычных домиков горожан. Несколько минут назад, на фоне величественного собора башенки церквей выглядели очень скромно, но сейчас... горожане вскрикивали от ужаса, теряя последние крохи самообладания - рушились церкви, страшный грохот доносился со всех сторон. Тех, кто стоял рядом с церквями, кто бросился в них с молитвой, по впитанной в кровь привычке - стряслась беда - беги в церковь. Эти несчастные разлетались по сторонам, получив удар воздухом, как от порыва ветра чудовищной силы, тела впечатывало в стены домов, отбрасывало на землю, словно детские фигурки под ударом раздосадованного ребенка, сметались они с улиц города.
Ближе к городским стенам рухнуло большое сторожевое здание. Две круглые башни высотой более семнадцати метров, каждая стояли по обе стороны недавно построенной островерхой арки, а над входом, в нише, была установлена раскрашенная статуя короля Генриха шестого. Это были вечные символы гражданской гордости горожан - здесь живет власть. Ничто не сломит эту опору королевства: короля и его верных подданных.
Но страшные взрывы раздались на фоне остального грохота со всех сторон. Городская охрана не успела выбежать из башен, а те, что были снаружи, не понимали: что им делать? Что происходит? Где этот враг? В одно мгновение удар страшной силы разметал по сторонам куски окровавленных камней, куски человеческих тел. К свежим кускам мяса, присоединились в полете давние украшения: на главных воротах всех городов, что 'сити' с их соборами, что 'таунов' с церквями, уютно разместились в назидание всем пронырам и мерзавцам преступникам головы и отрубленные палачом конечности нарушителей спокойствия, закона и редких государственных изменников. Классическое древнее украшение входа в мир цивилизации. Такое честное и прямое своей искренностью предупреждение: закон суров! Закон что дышло, можно так разнообразно все повернуть и развернуть, что только остается удивляться, и что еще можно выдумать на тему забав с конечностями: вот стоят у ворот пики, а на них насаженные почерневшие головы преступников, и глаза их уже давно выклевали птицы, и давно не воняют - очень красиво и приятно глазу. С высоты в три метра из стен башен торчат специальные брусья: с веревок свисают руки и ноги, отрезанные у изменников, и злостных преступников и негодяев, сплошь покрытые мухами или их личинками. А клетки! О, эти славные клеточки, в которых оставляют на несколько дней в муках умирать зловредного нарушителя, а потом только косточки его торчат во все стороны, а клетка покачивается из стороны в сторону при сильных порывах ветра - успокаивающее зрелище, умиротворяющие звуки, услада глаз, утеха ушкам: 'скрип-скрип', стой на вахте спокойно, стражник, только не засни - в клетку не посадят, но будет тебе 'Ай-яй-яй'.
Увы, последний, страшный и неумолимый 'Ай-яй-яй' пришел к привратным стражникам. Просто груда в три метра осталась на месте воротных башен Эксетера. И самой жуткое было в том, что из глубины этой груды камней вперемешку с трупами раздавались стоны и крики, мольбы о помощи и проклятие всему свету. Эксетер подал голос, и это был не голос военачальника, отдающего четкие приказы в минуту волнения - это был голос теряющего жизнь человека, который понимает, ему не повезло, умирать он будет долго, в муках и страдании от жуткой боли, которая даже разумно помыслить не дает, только кричать, только вопить во весь голос от боли.
В замке, расположенном на северо-востоке у стен, жили королевские чиновники. Установление закона и порядка - вот что такое цивилизация, и, по сути, все цивилизации одинаковы - все они порождения городов. Есть города - есть цивилизация, нет городов - варвары вы, вольные в своей дикости. А дальше это уже бред и провокация, и меряние пипирками: чей город круче, чья цивилизация лучше. Чиновники везде одинаковые! Законы разные, а чинуши одинаковые, таков порядок городов. И сейчас этому порядку пришел полный капец: 'мир разделился на до и после' - и 'после' осталась очередная груда развалин того, что еще утром было замком Эксетера, руины, стонущие о прошедших временах мира и спокойствия, медленно умирающие, истекающие кровью.