Водрузили его жрецы на три высоких, крепких камня, почти в полуметре над землей, и стали разводить огонь. Зубриков на это смотрел с интересом: 'Потешные парни, и что они замыслили? Олово точно плавится в костре, в костре температура под девятьсот градусов, у этих неумех и восемьсот наберется - но все равно - олово плавится при трехстах точно! Хотя, там вода, она будет температуру отнимать... или не будет, и тогда прогорит котелок?' Но все рассуждения нашего страдальца развеялись, когда он увидел, что жрецы принесли еще несколько плоских камней и расположили их вокруг котла. Леха понял - не расплавится у них котел, будут температуру ровную поддерживать. Понятное дело, надо же чем-то занять себе целый день. Он вздохнул: 'Висю тут, как Один недоделанный - глаз мне не выкололи. И Распятого тоже не стали из меня изображать - без гвоздей обошлись - у них ума могло хватить, если бы узнали, что я бессмертный. А чего тогда не поковырять гвоздиками тушку бессмертного попаданца? Вот бы они чухнулись! Кровотечение затягивается у нас, если слабое. Порезы от меча вообще не беда, даже шрама не остается на следующий день! Жаль нельзя им чудо показать - порезать себя, и кровищи напустить побольше, и спрятаться в землянку - а потом через сутки выйти к ним с чистым телом. А шрамов-то нету! Вот бы они офонарели! Нельзя такие слухи в народ распускать. Мы, 'маклауды' - народ скромный'.

После "попадания" в прошлое организмы ребят изменились. Ринат Аматов, который учился на третьем курсе лечфака, все еще копил факты, "собирал анамнез", изучал историю их необычной, сильной регенерации. Толком ничего не изучил, но работу в этом направлении не оставлял.

***

К котлу стали подходить корнуольцы. Они спускались с холмов с разных сторон, их уже было заметно издали. Шли они группами, должно быть общинами своими, но за полусотню метров от костра с котлом они организовывались в цепочку, и к котлу подходили по одному - они шли нескончаемой цепочкой, старики и старухи, мужчины и женщины, мальчики и девочки. Вереница людей с протянутыми руками: в правой руке каждый человек нес ветку, и что-то нес на ладони левой руки. Подходивший к котлу, корнуоллец бросал свою ветку в пламя костра, а потом что-то добавлял в котел. Они все шли и шли, и Леша подумал: 'А что они будут делать, когда котел наполнится? Их же здесь тьма-тьмущая!' А корнуольцы все шли и шли. И только когда одна из жриц подошла к костру с широкой чашей, и выплеснула в котел воды, Зубриков догадался: 'Кровь! Чертовы дикари проливают в котел немного своей крови. Ух, ты! Сообразительные черти! У них тут кругооборот в котле - вода и кровь выкипают, уходят с паром, но они добавляют водички и кровушку жертвуют постоянно. А что они будут делать с этим варевом? Морриган вызовут? Красотка с любого света прилетит воронихой - это ясно, но не вызовут же эти дикари древнюю кельтскую богиню?! Разыграют передо мной представление. Стоп! А смысл? Ну, явится какая-нибудь чучундра в костюме Морриган, и что? Она весь котел выпьет? Смешно. Посмотрим, что у них придумано. А ритуал толковый'.

Пришли от всех корнуоллских кланов, почти восемь тысяч человек. И долгие часы дня шли они и шли к пламени костра, перед глазами человека у дерева. Выполнив свой долг, люди отходили к подножию холмов, и рассаживались. Доставали свою простую пищу, которая на исходе года стала богаче, с приходом странных иноземцев: хлеб и рыбу, овощи и орехи. 

У котла кипела жизнь: жрицы с метлами постоянно подметали землю перед ожидающими своей очереди подойти к котлу, будто эти ожидающие с другого света явились, чтобы нанести грязи ногами. Иногда жрицы водили хороводы, двигаясь то в одну, то в другую сторону вокруг костра, меняя напевы и распевы, громко взывая к небу, должно быть, своих старых богов почитали. Люди у холмов подпевали старухам негромкими голосами, но когда их количество перевалило за тысячу - негромкие голоса слились в ровный гул. Зубриков в 

который раз подумал, что вот за сохранение древних песен дикарей можно уважать - приходилось ему уже слышать потрясающие мелодии. 

***

В полдень появился жрец с небольшим колоколом, он ударил в него три раза и запел особую песню. Народ слушал молча. Закончив свое пение, жрец отошел в сторону одного из камней, и к нему стали подходить люди с подносами, на которых лежала их еда. Жрец напевал свои песни, и что-то шаманил над едой, должно быть отгонял злых духов, очищал еду.

Время от времени в долинку залетал слабый ветерок, и люди сразу реагировали на это радостными криками, принимались отплясывать, и во все стороны развевались их яркие ленты, украшавшие волосы и костюмы, украшенные разноцветными камушками. Почти все были одеты в одежду белого, зеленого и желтого цветов, украшенную цветами, веточками и пучками трав. И волосы корнуольцев были украшены лентами, перьями и цветами. Головы некоторых мужчин украшали шапочки с заячьими ушами - понятное дело, весеннее равноденствие.

Через несколько часов появился новый жрец с колоколом и тоже принялся радовать людей своими наговорами: к нему несли исключительно яйца, сваренные вкрутую, раскрашенные в разные цвета.

К вечеру пришло время благословить и более крепкую пищу - сыр, мед и куски копченого мяса. К наступлению темноты закончился и этот поток жаждавших приобщиться к таинству. 

Темнело, жрицы стали украшать поляну свежими травами, молодыми весенними цветами, и зелеными ветвями. Сразу стало свежей и приятней дышать. Воздух наполнился легким, приятным ароматом. 

Со всех сторон сгущалась темнота, солнце ушло на запад и скрылось за верхушкой одного из холмов. И в темноте, нарушаемой только пламенем догорающих костров, прозвучали удары с трех сторон в три колокола. По незримой команде жрецы ударили одновременно. Звук разнесся по долинке, и люди стихли, только потрескивание костров, в которых догорали ветви, было слышно вокруг, и стихающий гул звона. Жрецы передали колокола подошедшим жрицам и приступили к церемонии жертвоприношения.

Каждый достал каменный нож и стал делать себе глубокие надрезы по всему телу: на руках, на груди, на ногах. Молча. Без резких движений. Поблескивая в полутьму белками глаз с белых лиц, на которых извивались синими змейками старинные узоры, сплетаясь в древние знаки и символы. Когда уже все тела стали покрыты кровью, жрецы отворили себе вены.

Одна за другой три мужские фигуры упали на землю древней ритуальной поляны. В совершенном молчании, через несколько минут, подошли жрицы и унесли тела. Люди молчали. 

***

Люди ждали. И они дождались своего. К Леше подошла жрица с каменным ножом и стала освобождать его. Ремни она резала не спеша. Когда она закончила, сделала шаг за ствол сосны, спряталась. Казалось, все живое затаилось кругом, ожидая чего-то нового.

Леша чувствовал себя хорошо, тело прилично затекло от неподвижности, но и он не расслаблялся весь день, знал он все о таких ритуалах. Работал мышцами, напрягая и расслабляя группы, не давал застояться крови. Свой первый шаг от дерева он сделал с опаской. Осторожно. Прислушался к себе - можно жить - и сделал второй шаг. Когда он сделал третий шаг, из темноты раздался запев ночной песни: простой и грозной, торжественной и жутковатой в своей простоте постоянного повторения трех нот, которые все крепли и крепли. Со всех сторон раздались звуки хлопков, в унисон, четкий, размеренный ритм недолго оставался в одиночестве, к нему присоединились новые удары, и еще, и еще, в разнобой, но все одно - ладно и красиво вплетаясь в ритм мелодии.

Леша подошел к котлу. Что делать дальше он не знал. Так и не придумал, что можно сотворить с этим жутковатым варевом. Он его пробовать не хотел. Оказалось, ничего и не надо пробовать. Выкипело все, унеслось паром к небесам. К древним богам - это была жертва для них - их угощали своей кровью корнуольцы. Не раздумывая ни секунды, Зубриков достал свой нож, который блеснул в темноте совершенно невиданным блеском - хищным, ярким, резким - и надрезал левую ладонь. Дал скопиться крови и выплеснул ее в котел. У кельтов боги хорошие, не жалко уважить.