Standing up thus against the large low moon (на фоне огромной заходящей луны; to stand – стоять; вырисовываться; thus – так, таким образом; against – против; на фоне), the daisies really seemed to be giant daisies (маргаритки казались гигантскими маргаритками), the dandelions to be giant dandelions (одуванчики – огромными одуванчиками). Somehow it reminded them of the dado of a nursery wall-paper (это каким-то образом напоминало им обои на стене детской комнаты; dado – цоколь; панель /стены/). The drop of the river-bed sufficed to sink them (высоты речного берега было достаточно, чтобы скрыть их; drop – капля; обрыв, откос; высота, расстояние сверху вниз; river-bed – ложе реки; to sink – тонуть /о корабле/; скрывать) under the roots of all shrubs and flowers (под корнями всех кустарников и цветковых /растений/) and make them gaze upwards at the grass (и им приходилось смотреть на траву снизу вверх; to make smb. do smth. – заставлять кого-л. сделать что-л.). “By Jove!” said Flambeau, “it’s like being in fairyland (Господи! – сказал Фламбо, – это как побывать в сказочной стране; by Jove! – восклицание, выражающее удивление, восхищение и т. п.; Jove – Юпитер /верховный бог у древних римлян/).”
Father Brown sat bolt upright in the boat and crossed himself (отец Браун сел в шлюпке прямо и перекрестился; to sit bolt upright – сидеть совершенно прямо, как аршин проглотить; bolt – арбалетная стрела). His movement was so abrupt (движение его было настолько внезапным) that his friend asked him, with a mild stare (что его друг, внимательно посмотрев на него, спросил; mild – мягкий, спокойный; stare – пристальный взгляд), what was the matter (в чем дело; matter – вещество; дело, вопрос).
“The people who wrote the mediaeval ballads,” answered the priest (люди, писавшие средневековые баллады, – отвечал священник), “knew more about fairies than you do (знали о волшебстве больше, чем вы; to know; fairy – фея, волшебница). It isn’t only nice things that happen in fairyland (в волшебной стране случаются вещи не только хорошие = случается всякое).”
“The people who wrote the mediaeval ballads,” answered the priest, “knew more about fairies than you do. It isn’t only nice things that happen in fairyland.”
“Oh, bosh!” said Flambeau (да ну, глупости! – сказал Фламбо; bosh – ерунда, чепуха). “Only nice things could happen under such an innocent moon (только хорошее может случаться = происходить под такой невинной луной). I am for pushing on now (я за то, чтобы сейчас отправиться дальше; to be for – быть за /что-л./; to push – толкать; возобновлять путь) and seeing what does really come (и посмотреть, что же на самом деле произойдет; to come – приходить; случаться, происходить). We may die and rot (мы можем умереть и сгнить) before we ever see again such a moon or such a mood (прежде чем снова увидим такую луну или /у нас будет/ подобное настроение).”
“All right,” said Father Brown (хорошо, – сказал отец Браун). “I never said it was always wrong to enter fairyland (но я никогда и не говорил, что попасть в волшебную страну – это всегда плохо; to enter – входить; проникать, попадать). I only said it was always dangerous (я лишь сказал, что это всегда опасно).”
“All right,” said Father Brown. “I never said it was always wrong to enter fairyland. I only said it was always dangerous.”
They pushed slowly up the brightening river (они медленно плыли по светлеющей реке); the glowing violet of the sky (пылающая синева неба; violet – фиолетовый, лиловый) and the pale gold of the moon grew fainter and fainter (и тусклое золото луны становились все бледнее; pale – бледный; тусклый; to grow – расти, произрастать; делаться, становиться; faint – слабый, ослабевший; бледный, тусклый), and faded into that vast colourless cosmos (пока не растворились в безбрежном бесцветном космосе; to fade – вянуть, увядать /о цветах/; постепенно исчезать, растворяться) that precedes the colours of the dawn (что /всегда/ предшествует /появлению/ красок зари; colour – цвет, оттенок; краска). When the first faint stripes of red and gold and grey split the horizon from end to end (как только первые бледные красно-серые с золотом полосы раскололи горизонт от края до края; to split) they were broken by the black bulk of a town or village (их закрыла темная тень городка или поселка; to break – ломать; нарушать /целостность, единообразие/; bulk – груда, кипа) which sat on the river just ahead of them (расположившегося на /берегу/ реки прямо перед ними; to sit – сидеть; находиться, быть расположенным).
It was already an easy twilight (был уже легкий сумрак), in which all things were visible (при котором все предметы становились четкими; visible – видимый; явный), when they came under the hanging roofs and bridges of this riverside hamlet (когда они подошли к нависшим /над водой/ крышам и мостикам этой прибрежной деревушки; riverside – прибрежная полоса). The houses, with their long, low, stooping roofs (дома со своими длинными низкими и покатыми крышами; to stoop – наклонять/ся/, нагибать/ся/), seemed to come down to drink at the river (казалось, спустились к реке напиться), like huge grey and red cattle (словно огромные серо-рыжие коровы; red – красный; рыжий; cattle – крупный рогатый скот). The broadening and whitening dawn (набиравший силу: «ширившийся и белеющий» рассвет) had already turned to working daylight (уже превратился в обычный день; to turn – поворачивать/ся/, вращать/ся/; превращаться; working – рабочий; будний) before they saw any living creature (прежде чем они увидели хоть какое-то живое существо) on the wharves and bridges of that silent town (на причалах и мостиках этого безмолвного городка).
