Наряды среди новеньких распределяли с фантазией. Для начала рукраб устроил открытый аукцион, и первым предметом торга стала «вечная» халтура по доставке воды из Кеми на Попов остров посредством пары телег с цистернами. Работа ведрами, пусть даже на морозе, это тебе не баланы из болота тягать, да еще постоянно «за колючкой», в дороге, значит, можно брать мелкие поручения. Такую возможность надо ценить! И лот ушел на троих, в складчину, всего за сто пятьдесят рублей. Второй бид судьба не иначе как создавала для меня: помощник электромонтера! Я, было, попробовал биться, уговорившись занять у Михаила Федоровича его последние два червонца, но куда там: какой-то бывший офицеришко сумел выложить за уникальное местечко восемьдесят пять целковых. Последними, уже без торга, в продажу пошли выходные дни — всего-то по три рубля, пятидневка с хорошей скидкой за опт, то есть по червонцу.

Впахивать на лесоповале предлагалось уже совершенно бесплатно. Хотя, после короткого рекламного рассказа о повышенном пайке, новых теплых бараках на лесных командировках и шансе после начала навигации остаться на материке, желающих попасть «на тяжелые» оказалось заметно больше, чем требовалось. Отбирали только сильных, молодых, да с короткими сроками. Надеюсь, кому-то из них повезет, и обещания окажутся правдой, тогда как от обладателя клоунских ботинок я уже знал, что такое, конечно, бывает… Но очень редко. Большинство просто пережгут в невыносимо тяжелой работе, заморозят в щелеватых, сляпанных на скорую руку сараях, и выкинут на Соловки — доживать в слабосилке до следующей смертельной зимы.

Следующая вакансия в исполнении кривляющегося распорядителя бала звучала диковато:

— Мусор таскать! Лошадь и помощника предоставляет администрация!

Не знаю точно, почему я сделал шаг вперед, не убоявшись откровенно подлой работы. Возможно, выстрелила давно лелеемая ассоциативная цепочка: лошадь — конский волос — леска — рыбалка — побег. Но скорее я подсознательно понял, что список реальных задач на сегодня и ближайшее будущее фактически завершен, и в этой ситуации компания не распределенного по нормальным местам интеллигентского балласта, пусть пока еще достаточно импозантного и сытого на вид, соседство опасное… Не зря сосед особо предупреждал о «приучении к свободному труду»: зимой, когда делать нечего, на выручку организаторам каторги идут специально изобретенные издевательства, такие как перемещение штабелей бревен и досок с места на место или вычерпывание моря ведрами. Никому не нужная суета, ненужные люди, соответствующее питание и отношение.

Между тем рукраб посмотрел на меня странно-оценивающе, но возражать не стал, только пробормотал:

— Хиловат, но, поди, не сдохнет до весны…- и уже в полный голос гаркнул: — Че вылупился, как срака? Назвался, быстро!

«Во что я только ввязался!» — мелькнула в моей голове паническая мысль. Но отступать поздно. — Обухов! — отрапортовал я и поспешно попятился назад, в злорадно улыбающийся чужой беде строй.

— Кто еще безработный? Радуйтесь, сволочи, за…бетесь на благоустройстве! — подтвердил мои мысли нарядчик. — А ну шаг вперед! Слева направо, фамилия!

После краткой финишной переклички я ожидал окончания затянувшегося чуть не до обеда спектакля. Но нет, самую интересную часть организаторы приберегли напоследок: распределение вакансий в женской части «дружного» каторжного коллектива, как минимум половину которого составляют подруги и подельщицы уголовников.

Хит сезона — домработница-кухарка для доблестных бойцов-красноармейцев![168] Потребность — двадцать человек! Подвох, по многочисленным грязным намекам, очевиден даже мне: главной обязанностью женщин станет отнюдь не приготовление еды, но самый тривиальный интим.

«Неужто силком в бл…ди загонять прямо тут будут?», — мелькнула обескураживающая мысль.

Подтверждая опасения, истошный крик бабского скандала взорвал угрюмую воркотню строя, но скоро я едва мог сдержать удивление: получить ценную работу проститутки не кинулись только старухи, вероятно понимая, что их все равно не возьмут. Кроме них в стороне остался только жалкий десяток охреневших от прямоты посыла каэрок.

— Жизнь их уже снасильничала, солдатики не добьют, — тихо заметил мне в ухо Михаил Федорович. — Поверь, не страшно бытовать подобным образом после воровской малины или рабочего барака… Тепло и сытно. Еще, глядишь, детишек приживут, да замуж выскочат.

Отбор затянулся без малого на час. Охрана без всякого стеснения лапала кандидаток, впрочем, в стремлении попасть «в личные кухарки» они были и сами не прочь потрясти вислыми сиськами или толстой задницей в куче грязных тряпок. Надсмотрщики наперебой хвастались, демонстрируя изголодавшимся мужикам особо симпатичные и наименее потасканные жизнью экземпляры особей женского пола. Причем, многим из каторжан процесс явно нравился, видать не прививают семейные бараки, где в порядке вещей трах..ться за ситцевой занавесочкой, особой стыдливости. Меня же подобный первобытно-общинный эротизм скорее смешил — как чуть не первое развлечение за год заключения.

Наконец, все закончилось, более того, скороспелых подруг красноармейцев построили в короткую колонну и увели от, а вернее для греха прочь из лагеря. Остались лишь будущие прачки — иных вариантов местное штатное расписание на зиму не предусматривало.

И тут, под самое закрытие утренней линейки, пожаловал самолично товарищ Курилко со свитой. С довольной мордой выслушал десяток «Здра», прошелся туда-обратно мимо строя, вглядываясь в лица и задумчиво похлопывая стеком по белому голенищу шикарных бурок.

— Ты, — вдруг стек уперся в грудь одной из «каэрок», досель старательно кутающей лицо в платок. — Выйти из строя! Как зовут? Громче!

— Татьяна, — в замершей толпе я с трудом смог расслышать тихий голос, принадлежащий совсем молодой девушке.

— Ба! Какая встреча! — обрадовался Курилко. — Мадемуазель Кавелина! Как же, помню, помню, и папашу твоего полковника тоже не забыл.

Кажущийся непропорционально огромным на фоне женщин, затянутый в кожу и ремни чекист шагнул вплотную к арестантке, поднял лицо пальцами за подбородок, вгляделся, мягким движением стянул назад платок. По холодному ветру рассыпались рыжие волосы. Девушка попробовала вырваться, и я на мгновение увидел ее юное лицо с веснушками и глаза, огромные глаза, прямо как в аниме.

— А ты ничего, похорошела с тех пор, — сделал вывод начальник лагеря. — Эй, кто тут командует? Она со мной пойдет, запиши!

— Нет! — девушка отчаянно забилась в руках Курилко. — Нет! Нет! Никогда в жизни!

— Да куда ты денешься, дуреха?! — он удивился, похоже, совершенно искренне. Не веря в категоричность отказа, пригнулся ближе, не иначе для поцелуя…

Ответом стала звонкая пощечина.

— Ха-ха-ха! — заливисто, но искусственно рассмеялся главвертухай, отшатываясь от арестантки. — Норовистая кобылка попалась!

Он полез в карман и вытащил сверкнувшую камнями и желтым металлом цепочку, растянул ее в руках, примеряя:

— А как насчет такой уздечки?

— Лучше смерть, чем лапы палача! — отрезала девушка и с мрачной решительностью потянула платок обратно на голову.

— Тут с ней запросто, — зло процедил Курилко, пряча украшение. — В карцер? Нет, там, и правда, сдохнешь к утру без толку. О! — он черкнул стеком вниз по животу жертвы. — Да ты, милая, никак к побегу готовишься? Произвести личный досмотр!

— И правда, дура…- раздался откуда-то из женского строя одинокий вскрик, в котором, однако, зависти было куда больше, чем сочувствия.

Продолжить никто не успел, из-за спины чекиста подскочили сразу несколько помощников, и буквально через несколько секунд девушка стояла на снегу совершенно голая. До этого момента мало кто сочувствовал дерзкой мамзельке, но теперь… завистливый свист, тупой гогот, скабрезные комментарии вдруг застыли в воздухе и упали на землю злым матом — колдовство красоты сберегло чистоту даже в такой куче грязи, как Кемперпункт.