Тем не менее справедливость заставляет сказать, что вся эта греческая классическая философия истории обладает рядом особенностей, которые мы в настоящее время можем считать только весьма ограниченными и для последующего времени регрессивными. Дело в том, что античная философия истории всегда ограничивалась только теми горизонтами, которые предоставляла ей или первобытная общинно-родовая формация, или рабовладельческий полис. Но общинно-родовое сознание, объясняя природу и космос, переносило на них только свои же собственные общинно-родовые отношения. А это, как мы говорили ранее, превращало общинно-родовую идеологию исключительно в мифологию, притом ограниченную непосредственными и никак не проанализированными материально-чувственными ощущениями. Если бы в те времена могла существовать философия истории, то она была бы философией всеобщей и нераздельной слитости времени и вечности.

Огромным прогрессом в античности была рабовладельческая формация, сменившая первобытную общинно-родовую формацию, поскольку она отделила умственный труд от физического и потому стала глубинной основой для теоретизирования над древним мифом.

Но тут же, однако, выяснилось, что последнее и самое высокое, самое совершенное и самое художественное бытие - это видимый, обоняемый и осязаемый и вообще чувственно воспринимаемый космос, с правильным и вечным движением образующего его звездного неба. Материально-чувственная ограниченность высшего бытия была таковой же и для индивидуума, который оказался неспособным проявить все заложенные в человеческом обществе бесконечные возможности. Это необычайно сужало и ограничивало античную философию истории и навсегда оставило ее на ступени таких концепций, как вечное возвращение, периодические мировые пожары, душепереселение и душевоплощение. Историческая же фактография была и здесь возможной и достаточно развитой. Однако в чистом виде она оказалась и не могла не оказаться чересчур кратковременной, а в смысле теоретического анализа исторических методов - совершенно не проанализированной5.

Таким образом, огромные достижения античной философии истории сопровождаются также и необычайной ограниченностью, вытекающей из лежащих в ее основе социально-исторических особенностей античности вообще. Впрочем и здесь необходимо проводить более тонкий подход к античной философии истории. Когда в полисный период в связи с разделением умственного и физического труда появилась потребность мыслить отвлеченными категориями, то вместо богов, демонов а героев и буквально понимаемой мифологии появилось учение о разных мифологических областях, отождествленных раньше с соответствующими богами и демонами, а теперь трактуемых уже без всякого антропоморфизма, т.е. в виде абстрактных категорий материальных стихий земли, воды, воздуха, огня и эфира. Но это значит, что необходимым образом появилось также и неантропоморфное учение о соотношениях этих стихий (уплотнения, разрежения, сжатия, расширения, движения, взаимопревращения) и тем самым представление о чувственно ощущаемом космосе, внутри которого эти стихии действовали. Поэтому астрономизм классической философии истории навсегда остался в памяти человечества как один из самых ярких и своеобразных типов философии истории вообще.

Все же, однако, ошибаются те, кто в такой классической философии истории отрицает вообще всякий историзм. Ведь это вечное и правильное движение небесного свода является только предельным обобщением всякой внутрикосмической, а в том числе и человеческой жизни. Человеческую жизнь, и внешнюю и внутреннюю, ничто не мешало в те времена рассматривать и самостоятельно, отдельно, вплоть до тоже достаточно ярко выраженной фактографически-прагматической историографии.

Но античная трагедия периода классики свидетельствует нам о гораздо большем. Оказывается, было вполне возможным отпадение отдельной личности от этого общекосмического и вечного, неукоснительно правильного чередования времен. Это отпадение часто мыслилось и драматически, и даже трагически. Достаточно вспомнить общеизвестную трагедию Эдипа и Антигоны, чтобы удостовериться в том, как, несмотря на вечно неукоснительное круговращение космоса в себе, внутри него были и не могли не быть душераздирающие события, и вполне драматические, и вполне трагические. Да и вся человеческая история, если даже ограничиться только Геродотом и Фукидидом, тоже представлялась античному сознанию как нечто полное драматизма и трагизма. Поэтому из астрономического характера классической философии истории ни в каком случае невозможно делать того вывода, что здесь не было ровно никакого чувства историзма. Этот историзм в своей основе действительно был астрономический. Но в реальном развертывании он обладал всеми чертами человеческой борьбы, неустанных человеческих исканий, постоянных подъемов и падений, постоянного драматизма. а часто даже и самого подлинного трагизма.

Если в начале этой работы мы говорили о трех основных интерпретациях философии истории, то в отношении приведенных у нас материалов из античности можем с полным правом сказать, что эта античная философия истории основана на примате природы, а потому и на снижении значимости человеческого субъекта и человеческого общества. Но эта односторонняя опора на природу, обоснованная двумя первыми социально-экономическими формациями, через которые проходила античность, глубоко снижает специфику законов исторического развития, поскольку ни личность, ни общество ни в каком случае для нас не сводимы к природным отношениям. Здесь получался весьма вялый и созерцательный материализм, не способный призывать к переделыванию действительности и потому часто граничивший с общеизвестными односторонностями абстрактного идеализма. А что эта обобщенная и даже предельная астрономичность классической философии истории нисколько не мешала в древней Греции весьма напряженному и весьма активному развитию исторических событий, об этом мы уже сказали.

Такая судьба античной философии истории для нас может быть только глубоко поучительной и притом в смысле понимания борьбы материализма и идеализма в один из самых интересных периодов всемирно-исторического развития человека.

БИБЛИОГРАФИЯ

Труды основоположников марксизма-ленинизма

Маркс К. Различие между натурфилософией Демокрита и натурфилософией Эпикура. - В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 40, с. 147 - 233.

Маркс К. Тетради по эпикурейской философии. - Там же, с. 21 - 140.

Маркс К. Формы, предшествующие капиталистическому производству. М., Госполитиздат, 1940.

Энгельс Ф. Диалектика природы. - В кн.: Маркс К., Энгельс Ф. Соч., т. 20, с. 339 - 626.

Энгельс Ф. Происхождение семьи, частной собственности и государства. - В кн.: Маркс К., Энгельс Ф., т. 21 с. 23 - 178.

Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм. - В кн.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 18, с. 7 - 384.

Ленин В.И. Философские тетради. - В кн.: Ленин В.И. Полн. собр. соч., т. 29, с. 219 - 290, 303 - 315, 323 - 332.

Собрание философских источников в греческом подлиннике и в русских переводах

1. Die Fragmente der Vorsokratiker. Griechisch und deutsch von H.Diels, herausgegeben von W.Kranz, I - III, 9. Auflage, 1959 - 1961 (сокращенно цитируется "Дильс").

2. Досократики. Пер. Маковельского А.О. Ч.I - III. Казань, 1914 - 1919.

3. Софисты. Пер. Маковельского А.О. Вып. I. Баку, 1940.

4. Софисты. Пер. Маковельского А.О. Вып. II. Баку, 1941.

5 Маковельский А.О. Древнегреческие атомисты. Баку, 1946 (сокращенно цитируется "Маковельский").

6. Демокрит. Собрание текстов и пер. Лурье С.Я. Л., "Наука", 1970 (сокращенно цитируется "Лурье").

Литература

7. Борухович В.Г. Научное и литературное значение труда Геродота - В кн.: Геродот. История в девяти книгах. Пер. и примеч. Стратановского Г.А. Л., "Наука", 1972, с. 457 - 499

8. Гуревич А.Я. Категория средневековой культуры. М., "Искусство", 1972.

9. Доватур А.Н. Повествовательный и научный стиль Геродота. Л., 1957.