552. Но, откровенно говоря, даже если бы у нынешних геббельсовцев и был умный руководитель типа доктора Геббельса, то и он бы не справился с этой бандой тупых подонков. Они ведь не соображают, что публикуют, и не способны удержать в голове две мысли одновременно. Выше я показывал прокурорский идиотизм, когда следователи, с одной стороны, включают в дело факты, по которым пленных поляков в Катыни расстреливали выстрелом в голову снизу вверх, и тут же включают в дело показания маразматического свидетеля, показывающего, что поляков расстреливали выстрелом в голову сверху вниз.
553. Или вот милый пример прокурорского кретинизма. Я писал в начале книги, что бывший следователь ГВП Яблоков сообщает:
«Более того, в сообщении утверждалось, что в результате избиений в гестапо Киселёву-старшему якобы были причинены увечья, что подтверждалось актом врачебного обследования, а из показаний Сергеева следовало, что от избиений в гестапо у П. Г. Киселёва отказала правая рука. Но Киселёв в своих первых показаниях ничего об этом не говорил, в акте не выяснялся вопрос о времени и механизме получения травмы плеча, а на подлинных фотографиях, сделанных немцами в 1943 г., Киселёв во время выступления перед врачами международной комиссии свободно держит в правой руке микрофон. Поэтому следствие пришло к выводу, что травмы руки у П. Г. Киселёва не было».[581]
При этом Яблоков не скрывает, что «следствие пришло к выводу, что травмы руки у П. Г. Киселёва не было», на листах 195–200 тома 4/56 уголовного дела № 159.[582] Однако на «подлинных фотографиях, сделанных немцами в 1943 г.», хорошо видно, что микрофон держит не Киселёв, а стоящий за его спиной и не попавший в кадр немецкий радиорепортёр. Причём, он держит микрофон рукой в замшевой перчатке. Тень от его головы падает ему на руку, зачерняет кадр и не видно, что рука протянута из-за спины Киселева. Но предположить, что это рука Киселева, могли только кретины, уверенные, что у смоленских крестьян в 1943 г. было в моде в мае месяце носить замшевые перчатки. Можно было бы предположить, что это просто очередной факт фальсификации, но ведь он разоблачается немедленно, поэтому не могли прокуроры эту «руку Киселёва» вставить в уголовное дело осмысленно — это просто очередной идиотизм титанов мысли из ГВП и польских «профессионалов» во главе с замом генерального прокурора Польши С. Снежко. (Благословенная эта страна — Польша. В США этот Снежко был бы обречён всю жизнь носить портфель с документами за каким-нибудь адвокатом-евреем, специализирующемся на отсуживании штрафов за превышение скорости на автострадах. А в Польше он заместитель генпрокурора! Жаль только, что и в России сейчас, как в Польше).
По степени индивидуального кретинизма академические геббельсовцы от прокурорских далеко не ушли, да и не собирались.
554. Давайте рассмотрим пример, который вам пригодится при чтении остатков геббельсовской продукции. Дальше вы прочтёте у академических геббельсовцев: «А 5 апреля Д. С. Токарев доложил В. Н. Меркулову: „Первому наряду исполнено № 343“. Это означало, что отправленные из Осташковского лагеря 343 военнопленных 5 апреля были расстреляны». У меня вопрос: почему слово «исполнено» означает «расстреляны»? А по кочану! — отвечают геббельсовцы. — Хотим так считать, вот и считаем!
Тут следует дать разъяснения. Через Особое совещание члены «пятой колонны» проходили следующим образом. Они сидели в следственных изоляторах в областях, а их дела областное УНКВД отправляло в Москву в 1-й спецотдел НКВД. В нём дела ставились на учёт и передавались в секретариат Особого совещания, который готовил проект решения по данному вопросу и передавал дело на рассмотрение членам Особого совещания. Те принимали решение (к примеру — 3 года исправительно-трудовых лагерей), секретариат Особого совещания это решение оформлял и передавал в 1-й спецотдел НКВД СССР, а тот его отсылал обратно в УНКВД той области, в которой находился осужденный. Областное УНКВД объявляло осужденному решение Особого совещания и отправляло его из своего следственного изолятора в тот лагерь, который указывал 1-й спецотдел НКВД из Москвы.
Из «Положения о секретариате Особого совещания…», утверждённого 26 ноября 1938 г., следовало, что секретариат (выделено мною):
«5. Составляет протоколы заседаний Особого совещания и передаёт выписки из протоколов и рассмотренные дела в 1-й Спецотдел НКВД СССР для исполнения.
6. Осуществляет контроль за исполнением решения Особого совещания».[583]
Как видите, слово «исполнение» являлось стандартным и ни в малейшей мере не означало расстрела. Из-за стандартности этого слова, начальник УНКВД Калининской области Д. С. Токарев, получив от Управления по делам военнопленных из Осташковского лагеря партию поляков и переадресовав их под Смоленск в лагерь ГУЛАГа (объявляли пленным решение Особого совещания уже в этом лагере[584]), отчитывался перед Меркуловым словом, заданным инструкцией, — «исполнено».
А то, что поляки в УНКВД г. Калинина не расстреливались, а отправлялись из лагеря военнопленных в г. Осташкове в лагеря ГУЛАГа под Смоленск, сегодня может «не видеть» только негодяй, поскольку доказательства этому имеются не только в документах нынешних геббельсовцев, но и в «Официальных материалах…» немцев, изданных в 1943 г.
Сергей Стрыгин пишет:
«Особенно показательна в этом отношении история с так называемой „могилой № 8“. Эта могила находилась в 200 м к югу от первых семи вскрытых немцами могил, в ложбине, называемой теперь „Долиной Смерти“. Немцы начали её раскапывать, извлекли 13 трупов, тут же прекратили раскопки и засыпали могилу. Как минимум, два трупа из этой могилы были опознаны — поручик Михаил Карпинский (Michael Karlinski) и помощник писаря Владислав Чернушевич (Wladislaw Czernuszewicz), об этом написано в отчёте доктора Бутца („Amtliches Material zum Massenmord von KATYN“, стр. 46). Но ни Карпинского, ни Чернушевича в официальном списке нет. Видимо, в могиле № 8 немцы сразу же после начала раскопок обнаружили кое-что противоречащее их версии и быстро решили раскопки прекратить. Причём настолько противоречащее, что ни одной фамилии опознанных трупов из этой могилы они в официальный список не включили. Что они там обнаружили — теперь уже вряд ли возможно выяснить, но на определённые размышления наводит извлечённый немцами из могилы № 8 овальный жестяной жетон из Осташковского лагеря УНКВД Калининской области с номером 9424. Внешний вид жетона подробно описан Бутцем на стр. 46, там же приводится и немецкий перевод надписи на жетоне: „Т.К. UNKVD К. О. 9424 Stadt Ostaschkow“, — что, по-видимому, означает: „Тюремная кладовая Управления наркомата внутренних дел по Калининской области, № ячейки 9424, г. Осташков“».
Дело в том, что обнаружение в Катынских могилах трупов поляков, содержавшихся в Осташковском лагере и этапированных в апреле-мае 1940 г. в распоряжение УНКВД по Калининской области, камня на камне не оставляет от немецкой версии событий. Попасть в Смоленскую область из Калинина содержавшиеся в Осташковском лагере поляки могли только в одном случае — если их в 1940 г. приговорили не к расстрелу, а к исправительно-трудовым работам, и перевезли в лагеря в Смоленской области! А значит, расстреляли их немцы! Кстати, комиссия Бурденко в январе 1944 обнаружила на трупе № 46, эксгумированном из могилы № 8. документы (квитанции) на имя Арашкевича Владимира Рудольфовича, 1896 г.р., этапированного 19 мая 1940 из Осташковского лагеря «в УНКВД Калининской области», а на трупе № 101 — аналогичные документы на имя Левандовского Эдуарда Адамовича, 1893 г.р., этапированого из Осташковского лагеря «в УНКВД Калининской области» 27 апреля 1940 г.
