Возвращался он поздно вечером – усталый, измученный, но довольный состоявшимся разговором. Подготовленные предложения шефу понравились, за что он удостоился похвалы. Решение было принято именно такое, как и предполагал Александриди, – посягнувших на людей Курова предстояло примерно наказать в назидание другим.
Свернув в темные, запутанные переулки центра, Лука отыскал нужную подворотню и остановил машину. Порывшись в перчаточном отделении, достал электрический фонарик и, подсвечивая себе под ноги, углубился в темень двора. Остановившись около высокой двери он постучал два раза.
Вскоре выше этажом распахнулось окно, и сонный мужской голос недовольно спросил:
– Кого принесло?
– Открывай! – ничуть не смутившись нелюбезным приемом, ответил грек.
Мужчина захлопнул створки. Через минуту Луке открыли дверь, и он вошел в помещение какой-то конторы. Впустивший его мужчина, почесывая голую мускулистую грудь, устроился за столом секретарши и выжидательно уставился на гостя.
– Вот, возьми, – тот подал ему конверт. – Здесь фотографии и адреса. Поставишь за каждым наблюдение.
– Когда? – рассматривая фото Котенева, поинтересовался мужчина.
– Сегодня, – распорядился Лука. – К ним ненужная публика подбирается, а кто именно, мы пока не знаем. Твоя задача выяснить и принять меры.
– Я сегодня сторожу. – Мужчина убрал фото в конверт и прихлопнул его тяжелой ладонью. – Давай завтра утром? Не горит?
– Горит, – отозвался Александриди. – К одному уже приходили с самочинным обыском. Кому такое понравится? Твою контору только полный дурак может обокрасть, дело делай.
– Дурак, – фыркнул сторож, – работу сейчас трудно найти. Контора что, но если залезут какие охломоны, выгнать меня могут, а потом опять тихую гавань ищи?
– Тогда звони, – не стал обострять отношения Лука, – но чтобы сегодня же все были на местах. Когда нащупаете этих развеселых друзей, то карать без жалости.
– Отделаем, – скучно зевнул сторож, прикрыв рот большой ладонью. – Мама не узнает.
– Мама с цветочками должна на кладбище ходить, – усмехнулся грек. – Я же сказал: без жалости. Охраняемым на глаза не суйтесь, осмотритесь, чтобы потом с ментами неприятностей не расхлебывать. Разбойничков убрать чисто и не в квартирах. По одному вывезете за город, там и закопаете. Звони, – грек кивнул на телефон, – а я пойду. Не провожай, дверь захлопну… Утром позвонишь, доложишь, что сделал.
– Это уж, как водится, – согласился сторож.
– Да, – остановился в дверях Александриди, – используй технику и очертя голову не кидайся. Если при вас к кому из них пойдут, то лучше потом с разбойничками разберитесь, а в квартиры следом за ними не лезьте.
Выйдя в темноту двора-колодца, Лука поглядел наверх, отметив, что свет в окне приемной не погас. Сев за руль, он облегченно вздохнул – кажется, на сегодня успел все сделать, везде побывал, со всеми поговорил. Можно ехать домой, спать…
На стене прихожей висел календарь японской фирмы – загорелые обнаженные красотки с кукольными фарфоровыми личиками. Щелкнув ногтем по животу узкоглазой красавицы, Михаил Павлович прошел на кухню, где Татьяна готовила ужин. Сев к столу, он подумал, что если его Таньку так сфотографировать, она будет выглядеть ничуть не хуже, а то и более соблазнительно.
Таня поставила перед ним тарелку, положила на нее аппетитно пахнущий кусок жареного мяса, налила чаю. Усевшись напротив, развернула газету.
– Чего пишут? – лениво поинтересовался Михаил Павлович.
– Осуждают группу высокопоставленных медиков, пытавшихся получить Государственную премию за разработку нормативов содержания ядохимикатов в продуктах. Даже при отсутствии средств контроля за их содержанием.
– Совсем обнаглели, – отрезая кусок мяса и отправляя его в рот, откликнулся Котенев. – Травят народ и еще хотят за это премии получать?
– Успокойся, премии не дали, – улыбнулась она.
И все же, он без всякого аппетита дожевал мясо, запивая его терпким чаем. Настроение испортилось.
Хотя, и без медиков причин для паскудного состояния души более, чем достаточно. Зачем далеко ходить, стоит вспомнить вечерок с пресловутым обыском. А еще жена, с которой предстоит объясняться, бегемот Лушин, трусливый Хомчик, обходительно-подлый грек Александриди, Сергей Владимирович Куров с хваткой бульдога. Уехать бы отсюда, причем навсегда. Может, прав трусоватый Хомчик? Набрал кое-чего – и не жадничай: собирай вещички – и дуй в иные города и веси, прихватив свою Таньку?
– Слушай, ты как посмотришь, если бы мы уехали? – неожиданно вслух высказал он свои потаенные мысли.
– Куда? – отложив газеты, она удивленно подняла брови. – Ты серьезно?
– Вполне, – заверил Михаил Павлович. Всего он рассказывать не собирался, сейчас важно узнать ее настрой, какие у Татьяны мысли, пойдет ли она за ним и дальше? От этого может зависеть многое. – Что, думаешь, я не решусь расстаться с Москвой? Решусь! Есть города не хуже, а то и получше, чем столица. Попрошу перевода, осмотрюсь на новом месте, и приедешь ко мне. Согласна?
– Если женой, то приеду. Когда будешь просить перевод? – она лукаво улыбнулась.
– Не знаю, – честно ответил Котенев.
– Пошли лучше спать, – Татьяна взъерошила ему волосы и прижала голову к груди. – Устал мой милый, все заботы, хлопоты, даже к дочке некогда съездить.
– Не трави душу, – высвобождаясь, буркнул Михаил Павлович и отправился в ванную.
Стоя под душем, он вновь вернулся к мысли о выезде из столицы. В самом-то деле, что он, мало имеет? Зато не будет Курова и других, не придут вечером с обыском, да и с Лидой все решится как бы само-собой. Вдруг выход из лабиринта проблем действительно в том, чтобы удрать от них, затоптать память о прошлом и начать жить с начала, как начинают писать с красной строки?..
Когда машина Котенева неожиданно свернула в переулок и исчезла, сидевший за рулем следовавших за ней «Жигулей» Ворона не стал особенно беспокоиться – куда денется, проскочит на параллельную улицу и опять появится. Но машина Михаила Павловича не появилась.
– Тварь безрогая! – зло выругался Анашкин, беспомощно рыская глазами, в надежде отыскать в потоке транспорта машину Котенева. – Вечно темнит, мудрила.
– Чего делать будем? – прервал его Олег Кислов и решил:
– Давай по адресам. Если не найдем, придется подаваться к Аркадию, пусть сам думает.
Около дома Михаила Павловича его машины тоже не было. Ворона начал нервничать, выезжая со двора, чуть было не врезался в столб и долго матерился, поминая недобрыми словами Котенева и всю его родню до седьмого колена. Кислов вжался в сиденье и думал, что они скажут Аркадию – вдруг проклятый миллионер-подпольщик решил удариться в бега или, того хуже, сумел незамеченным проскользнуть в милицию? Денежки у него есть, это точно, и денежки немалые – редко у кого дома тысячи лежат. Когда пришли они к нему под видом обыска, сначала было не по себе: вдруг все догадки Лыкова просто бред и Ворона навел не туда? Но ушли не с пустыми руками. Правда Аркадий без устали твердит, что взяли сущую мелочь, что должен быть у друзей-мафиози свой казначей – либо Рафаил, либо толстый Лушин. Может, оно и так, может, плохо искали у Котенева – опыта-то, нет. Но куда он, проклятый, сегодня запропал?
Во дворе Лушина опять не увидели машины Михаила Павловича, и тут уже нервная дрожь начала бить и Кислова – неужели влипли?! Торопливо погнали к дому Хомчика и, не обнаружив и там, поехали к Татьяне Ставич. Только увидев около ее подъезда знакомый «жигуленок», позволили себе расслабиться.
– Фу, – вытирая потный лоб, вымученно улыбнулся Олег. – Пронесло на сегодня. Мотаем отсюда. До утра он не выберется.
– Почему? – Ворона прикуривал, от волнения ломая сиички.
– Разве от такой бабы быстро уходят? Ты ее видел?..
Сколько сразу навалилось забот! Первое – где в мизерной по площади квартире надежно спрятать пистолет? Раньше Аркадий об этом не задумывался – прятать было нечего.
