В углу двора были свалены длинные бетонные блоки. Скользнув по ним безразличным взглядом, Михаил Павлович отошел от окна и начал одеваться. Кобуру с браунингом он пристроил на прежнее место.
В дверь тихонько постучали, и в комнату просунулась покрытая тюбетейкой голова Саттара. Лицо хозяина сморщилось в улыбке:
– Гость уже встал? Аи, как рано. Как спали, хорошо?
– Спасибо, нормально, – поблагодарил Михаил Павлович.
– Завтрак сейчас готов будет – сделав приглашающий жест в сторону двери, сообщил Саттар. – Умыться подадут.
Спустившись вниз, Котенев увидел сидящего на ковре Виктора Ивановича – подложив под себя множество подушек, он восседал, как падишах во дворце.
«Быстро он, однако – подумал Михаил Павлович. – Видно, ситуация настолько осложнилась, что бросил все дела и примчался. А где Александриди, почему его не видно?»
– О, какие люди собрались в этом доме, да будет благословенна его крыша, как говорит наш хозяин, – засмеялся Полозов, пытаясь привстать и поздороваться с Котеневым. Но это ему не удалось, и он с извиняющейся улыбкой просто протянул руку, не вставая с подушек. – Как настросньице после приключений?
– Среднее, – не стал скрывать Михаил Павлович. – Где Лука?
– Уехал по делам, – закрывая двери за женщинами, приготовившими стол для завтрака, ответил Саттар.
– Так рано? – удивился Котенев.
– Еще ночью, – доверительно улыбнулся хозяин. – Он занятой человек, а вы крепко спали, и нам не хотелось нарушать ваш отдых.
– Почудили вы тут, – снимая с шампура мясо, усмехнулся Полозов, – пошумели, постреляли…
– Это не мы, – наливая сок, заметил Михаил Павлович.
Виктор Иванович метнул на него быстрый взгляд из-под нависших бровей: ершится, бравирует, а у самого, небось, на душе кошки скребут? Вспомнилось, как закаменел лицом Куров, узнав о случившемся здесь, – он начинает новое, большое дело, которое может серьезно осложниться из-за досадного происшествия.
– Луке и Саттару дашь долю, – процедил тогда Куров, не поднимая потемневших глаз на своего друга и советника, – какую заслужили. Если Саттар говорит, что ценности при Мишке, то слетай сам, проследи. И не медли, Виктор!…
И нот он здесь, сидит за низким столиком в компании улыбчивого Саттара и Мишки Котенева, а Александриди лежит замурованный в бетон – его доля уже взвешена и отмерена: слишком многое знал хитроумный Лука.
– Не будем ворошить то, что прошло, – примирительно сказал Полозов, вытирая губы салфеткой. – Разве когда-нибудь предприимчивый, свободный, яркий человек, непохожий на других, не подвергался у нас гонениям? Да во все времена! И кто только его не гонял, особенно, если у такого человека водятся деньги. Чиновничьей посредственности и завистливым обывателям такого вынести просто невозможно. Они начинают буквально задыхаться от «неприличия» его поведения и пытаются засунуть делового человека в прокрустово ложе собственных мерок. А он, к их огорчению, не вмещается. Не вписывается в обстановку! По прошествии времени мы ломаем головы над вопросом: почему яркая личность всегда имеет трагическую судьбу? Лицемеры. Сейчас надо хорошо думать, как избежать трагедии. Согласны?
– Наверное, – пожал плечами Котенев. – В моем положении остается уповать на вашу помощь.
– Сергей Владимирович не зря просил меня лично приехать, не надеясь только на Алсксандриди, – веско сказал Полозов.
– Как поживает уважаемый Сергей Владимирович? – заулыбался Саттар, вставляя в мундштук сигарету.
– Он сейчас занят созданием совместного предприятия, – отвалился на подушки консультант. – Здесь трудно становится реализовывать деньги, надо думать о контактах с Западом.
«Вот так, – мысленно усмехнулся Котенев, – они уже думают о контактах с Западом!»
– Да, – заметив на губах Михаила Павловича тень улыбки, и не поняв ее истинного значения, – подтвердил Виктор Иванович.
– Системе становится тесно в рамках страны.
– Какой системе? – переспросил Котенев.
– Системе «теневого» перераспределения благ, – засмеялся Полозов. – Ведь все мы привыкли делить людей на «своих» и «чужих». Помните, как в детстве, когда враждуешь с ребятами из соседнего двора или микрорайона? Каждый мальчишка проходит через это. Там тоже «свои» и «чужие». Человек вообще очень быстро усваивает такие понятия и принимает условия круговой поруки. И вот теперь, когда мальчики и девочки подросли, обосновались в сфере торговли и материального производства, в сельском хозяйстве и научных учреждениях, вступили в творческие союзы и добились признания в искусстве, они тянутся к системе! Но войти в нее сможет только тот, от кого реально зависит нечто!
– Прекрасно, и что же дальше?
– А дальше действует известный принцип: от каждого по способностям, каждому по труду, – осклабился Виктор Иванович.
Глядя на него, подобострастно заулыбался Саттар. – Один способен достать, устроить, пробить и, в зависимости от того, как и что он делает, ему перепадает от системы, способной удовлетворить практически любые потребности: все пробить, достать, устроить, кого угодно и куда угодно. Система уже создала свое право и неукоснительно блюдет его, регламентируя даже контакты и родственные связи: дочь заместителя министра выходит замуж только за сына заместителя министра, сын министра женится па дочери другого. После смерти начальственная элита тоже не смешивается с простолюдинами, а отправляется на свой, начальственный, погост, как это предписано системой – великой и всемогущей, никого не отпускающей от себя! Если оступился или предал систему и входящих в нее, то против тебя пустят в ход все возможные средства – информационные, правовые, физического воздействия – и сомнут, уничтожат. Свое элитарное общество, своя мораль, своя среда общения и обитания. Ей, системе, тесно, поскольку в нее входит множество богатых и супербогатых людей. Деньги, друзья мои, деньги! Они хотят делать новые деньги и выходить с ними на мировой рынок, получая свободно конвертируемую валюту… Э, да что это вы зеваете, Михаил Павлович? Не выспались или неинтересно? Простите, увлекся.
– Я сделаю кофе, – докурив, поднялся Саттар. – Вы будете?
– Приноси, посмотрим, – небрежно отмахнулся Полозов и повернулся опять к Котеневу: – Хотите уехать?
– Конечно.
– Решим, как лучше это сделать. Здесь тоже страшные дела творились, – погрустнел Виктор Иванович, – сколько людей пропало, сколько светлых умов. Хорошо, что остались такие, как наш хозяин.
– Да, – опять зевнул Михаил Павлович.
Саттар принес поднос с кофейником и чашками, разлил по ним ароматный кофе. Котенев взял чашку, пригубил – по телу сразу пошла теплая волна, ко потом она подобралась к сердцу, которое вдруг стало биться редко и неровно, отказываясь гнать кровь по жилам, распространилась до головы, сделав ее пустой и странно легкой, а веки совсем тяжелыми.
– М-м-м, – с трудом открывая глаза, промычал Михаил Павлович.
– Что ты ему дал? – прикурив, спросил Полозов у Саттара.
– Клофелин, – буркнул тот. – Слушай, лошадиную дозу выпил, а никак не свалится.
Привстав, хозяин дома подполз по ковру на четвереньках ближе к гостю, заглянул ему в глаза.
Михаилу Павловичу показалось, что зрачки Саттара невообразимо расширяются и становятся похожими на темные тоннели, куда его влечет неведомая сила, которой нет возможности сопротивляться. И он, повинуясь, сделал шаг в один из тоннелей… Сразу стало легко и свободно, как будто с плеч упала неимоверная тяжесть, живительный свежий воздух проник в легкие. И где-то там, далеко, псе уменьшаясь в размерах, оставались у входа в тоннель Виктор Иванович и хозяин дома. Но тут Саттар – маленький, уже почти неразличимый из-за разделявшего их расстояния – взмахнул рукой и набросил на него темное покрывало. И сразу стало нечем дышать…
– Все, – закрывая веки Котенева, отполз назад Саттар. – Можно убирать?
– Он что?.. Э-э… – испуганно выпучил глаза Полозов.
– Без сознания, – усмехнулся хозяин.
Он хлопнул в ладоши, и в комнату вошли прислужники, подняли бесчувственного Котенева и потащили к выходу. Глухо стукнул какой-то предмет, упав на застланный коврами пол. Саттар шустро подполз и поднял маленький браунинг.
