— Но мне кажется, то, что сейчас происходит на сцене мировой политики, должно несколько скорректировать Вашу конструкцию? Глобализм, как он мыслился предшествующей американской администрацией, отступает, финансовые связи оказываются слабее межгосударственных противоречий…

— В современном мире соприсутствуют две магистральные тенденции: глобализация и индивидуация. Первая реализуется преимущественно в финансово-информационной сфере и связана с распространением матрицы "вашингтонского консенсуса". Вторая тенденция связана с социокультурными плодами модернизации мира и выражается в контурах глобального сетевого сообщества, в универсальном космополитизме активных личностей (синергийных групп личностей), свободно владеющими плодами цивилизации и использующих их в самых различных целях. Данный антропологический фактор формирует новую историческую ситуацию и новую форму кочевничества — физического и виртуального, — охватывая своей активностью все пространство планеты: от "летучих островов" Нового Севера до катакомб Глубокого Юга (Кстати говоря, знаменитая "Аль Каида" — это ведь тоже своего рода НПО, активно использующая самые современные механизмы цивилизации).

Что же касается тенденции глобализации (в ее современном прочтении), то на сегодняшний день прочертилось два сценария осуществления геоэкономической реконструкции.

Один сценарий, тот, который мы наблюдали в 1990-е годы и который в американской политической практике связан преимущественно с Демократической партией. В нем была очевидной логика преимущественно финансово-правовой реконструкции мира. На этой основе выстраивалась система глобального планирования и перераспределения ресурсов, обозначенного выше геоэкономического баланса. В рамках планеты выстраивается, таким образом, новая организованность — некое подобие глобального государства (но не объединенного правительства и не мирового гражданского общества), которое создает свою эмиссионно-налоговую систему. Эмиссионную в виде фактической мировой резервной валюты, а налоговую в форме глобальной дани, которая определенным образом выплачивается значительной частью государств, к примеру, в рамках системы перманентного глобального долга, а потом перераспределяется в соответствии с теми или иными масштабными задачами.

С возвращением к власти в США Республиканской партии начинала доминировать другая логика (или можно сформулировать эту тезу наоборот: с актуализацией другой стороны глобального процесса к власти в США приходит Республиканская партия). Суть этой логики сводится к тому, что если мягкий вариант обустройства планеты по какой-либо причине испытывает серьезные затруднения, то включается в действие силовая компонента данного глобального оператора. Сейчас на передний план выдвигается программа переустройства мировой инфраструктуры, но не финансово-правовой, а военно-политической. В сфере же экономики акцент перенесен с развития цифровой экономики на контроль над глобальными ресурсами, прежде всего в области энергетики. В настоящий момент вооруженные силы США не есть инструмент, употребляемый для защиты национальных границ, а средство продвижения транснациональных интересов особой группировки мировой элиты. Посредством этих мер наряду с "новым Карфагеном" — центром мировой финансовой инфраструктуры, США выстраивают "новый Рим" — ареал мировой военно-политической силы.

— Давайте вернемся к теме миграционной политики. Можно ли сделать из Ваших слов вывод, что постиндустриализм, самоопределяющийся в сторону закрытости от так наз. третьего мира, — это постиндустриализм, основанный на информации и финансовых спекуляциях, тогда как очередной виток инновационного развития разрушит эту закрытость?

— Полностью закрытый, автономный постиндустриальный мир — невозможен: никакой уклад не отменяет полностью предыдущий, промышленная экономика не отменила сельскохозяйственную, постиндустриальный мир также не отменяет мир индустриальный, он просто создает новое деятельное пространство. И все эти пространства взаимосвязаны универсальным потребителем.

Однако формы этой взаимосвязи могут существенно разниться. Возможна, к примеру, форма глобальной закрытости в виде сословной геоэкономической иерархии подменяющей свободную конкуренцию, включая возможность экономической конкуренции укладов. Развитие тоталитарной, закрытой, сословно-организованной структуры, — а геоэкономический универсум лишь тогда эффективен, когда он более-менее тотален, — позволяет получать устойчивую сверхприбыль за счет геоэкономических технологий, наподобие известных "ножниц цен", и может сопровождаться определенной архаизацией, социально-культурной демодернизацией быта и бытия (инновация и инноватор перестают носить императивный характер для данной формулы экономической деятельности, исключение составляет военная сфера, — но это уже внеэкономическая категория). Нынешнее фактическое прочтение постиндустриализма преимущественно в финансово-правовой плоскости, как общества информационного, а не инновационного, наводит в этой связи на грустные размышления.

Аналогичное противоречие возникает и с антропотоками. Трудно устойчиво разделить пространства обитания различных геоэкономических "этажей". Мир Нового Севера транснационален, но где те летучие острова Новой Лапутании, которые можно было бы заселить? Соединенные Штаты — грандиозный терминал современных транснациональных пространств, — однако его безопасность уже под вопросом. Так что выстраивание безопасного анклава в бушующем океане, равно как и ведение перманентной борьбы с мировым терроризмом — задачи, имеющие привкус "вечного двигателя". Антропотоки, связанные с глобальным Югом, с мировым андеграундом, представляют собой естественную изнанку возводимой геоэкономической конструкции, они проникают на все этажи системы, образуя в ней дополнительные напряжения. Именно в этом, кстати, состоит отличие данной конструкции от прежней формулы глобального обустройства на основе универсальной модернизации.

За верность идеалам приходится платить, но они — как это ни парадоксально — при всех издержках являются своеобразными "реперными точками" наиболее разумного маршрута цивилизации.

Москва, февраль 2003 г.