Здесь я вынужден попросить вас запастись доверием, ибо сейчас я расскажу вам вещи, сделавшие меня изгоем в научном мире. Я стал предметом самых идиотских и тупых шуток, хотя поведал только о том, что видел и узнал — голую правду, без приукрашиваний, который могли бы сделать мой рассказ более приемлемым.

Это история возвышения и падения Человека. История о первых разумных существах на Земле, их бесславном рабстве и чудесном событии, спасшем нас от печального удела — рубить дрова и таскать воду для насекомых!

Я буду излагать отдельные видения в виде кратких фрагментов, то есть так, как они мне были дарованы. В каждом видении содержится факт, как ядро в скорлупе ореха, и если бы я объединил их в последовательное повествование, оно стало бы менее понятным. Имеются и пробелы — заполните их, используя воображение. Не исключено, что я что-то забыл, но в целом мои видения согласуются с уже известными нам фактами.

На третий день моего заточения царь проник в мой разум один. Видимо, он узнал от меня все, что хотел или что я мог рассказать ему — и теперь открыл передо мной дверь в прошлое.

Нижеследующие сцены требуют небольшого объяснения. Действительно, мне было позволено заглянуть в прошлое, но существовали некие границы, которые я не мог нарушить. Часто серый туман отсекал от меня какую-либо захватывающую картину, которую я отчаянно силился рассмотреть. Посредством разума паука я участвовал в сражениях и бывал ранен, но не ощущал боли. Я видел сцены ужасающей бойни, когда крики и стоны умирающих и завывания победителей, должно быть, производили оглушительный шум, но не слышал звуков.

Полагаю, разум не может удержать память о боли. Вспомните, например, как вы подвернули ногу, сломали руку или мучились от зубной боли. Вы помните, что страдали, но не можете восстановить все оттенки боли и сказать: «В такой- то момент я испытывал такие-то ощущения».

Что же касается звуков, то я считаю, что чувство слуха у пауков притуплено, и даже сомневаюсь, обладали ли они когда-либо слухом.

Казалось, я был заперт в небольшом помещении. Я наблюдал действие, которое разворачивалось перед моими глазами, как киномеханик смотрит на экран из своей проекционной будки. Потом катушка заканчивалась, огни гасли и весь мой мир превращался в кружащийся туман.

Итак, вот открытия, которые я сделал, вот факты, что я из них почерпнул, созерцая самую невероятную драму, какую выпадало видеть человеку.

Я стоял на берегу заболоченного озера, покрытого густым слоем слизи и подернутого маслянистой рябью. Ветра не было, и могло показаться, что под поверхностью двигалось какое-то большое животное. Справа простирались заросли примитивной растительности, над которыми танцевал рой насекомых. Стрекозы, чьи прозрачные крылья достигали в размахе нескольких футов, кружились в безмолвной битве. Процессия гигантских муравьев на ощупь пробивалась своей извилистой тропой среди скоплений грибов, испещрявших папоротниковый лес, как разноцветные драгоценные камни, вделанные в темно-зеленый плюш.

Надо мной раскинулся купол облаков. Тучи двигались слева направо, сея мелкую морось. Ни солнца, ни луны не было видно, но сквозь облака сиял в тумане мерцающий свет, и весь пейзаж был хорошо освещен.

В небесах летало множество живых существ, но я нигде не замечал знакомых нам млекопитающих. Какое-то создание, которое я принял за парящего в вышине стервятника, спустилось ниже и оказалось при ближайшем рассмотрении громадной осой. Она метнулась вниз, поднялась с извивающимся насекомым в лапах и быстро полетела через озеро.

Кто-то будто позвал меня, хотя я не слышал ни звука. Я повернулся. Вид был похожим, но с той стороны в слизистое озеро выдавался каменный мол. От него в кусты уходила тропинка. Я рассматривал ее в ожидании того, кто подал сигнал. Папоротники раздвинулись и огромная масса неуклюже спустилась к озеру.

Это был исполинский паук, по величине не уступавший царю, но тускло-коричневый и безволосый. Его шкура сочилась влагой и была толстой и жесткой, как подошва ботинка. Зрелище не удивило меня: я ожидал чего-то подобного и — спокойно принимая самые дивные явления, как бывает только во сне — знал, что я тоже паук или, по крайней мере, временно смотрю на мир глазами паука.

Я (вернее, этот древний паук) понимал, что должен последовать за пауком из зарослей. Вдвоем мы тронулись в путь. В одном месте мы остановились, пропуская армию муравьев. Они не видели нас и шли, пожирая все встречное; за ними тянулась опустошенная земля, где не оставалось ничего живого. Вскоре мы вышли на широкую равнину, кишевшую живностью. Пауки всех видов суетились туда и сюда, загоняя небольшие стада каких-то зверей за высокую каменную изгородь. Одно из стад остановилось, поднялась какая-то суматоха. Когда мы приблизились, я разглядел, что некоторые из зверей стояли прямо, другие опустились на четвереньки. Мы подошли еще ближе, и я увидел, что звери были белокожими. Это были люди!

Люди, как я сказал, но не такие, как сейчас. Тупые, невыразительные лица, невообразимо жирные тела… Как овцы, они сгрудились вместе, ища друг у друга защиты. Некоторые, очень немногие, были худыми и жилистыми и более энергичными и смелыми, чем другие. Эти немногие отделились от стада и собрались вокруг; охранники, похожие на черно-серебристых пауков, о которых я рассказывал, отталкивали их назад. Стражники были почти безволосы, и только желтый меховой гребень служил знаком их положения. За ними толпились правители. Они разошлись, когда мы вошли в круг, и я понял, что центром беспорядка был человек.

Мне быстро объяснили, что случилось. Раб убил паука. По моему приказу он был схвачен, и мы вернулись к озеру. За нами следовало большинство пауков и все люди.

Раба заставили идти по каменному молу. Когда он прошел некоторое расстояние, поверхность озера яростно заволновалась. Он сделал еще несколько шагов, и слизь поднялась и залила мол. Раб повернулся и хотел было бежать, но его ноги плотно увязли в слизи.

Слизистая грязь медленно поднималась к коленям, бедрам, груди. Раб не то судорожно хватал воздух раскрытым ртом, не то издавал неслышный мне крик. Затем липкая слизь отступила в озеро, унося с собой раба.

Так пауки, в назидание остальным, наказали ослушника, нарушителя своего закона!

Вся толпа побежала обратно в лес. Я шел, размышляя о своем окружении. Мир этот был явно моложе, чем мой.

Внутренний голос подсказывал, что я находился в немыслимо далеком прошлом, во временах, когда экватор и температурные зоны еще не устоялись и экватор представлял собой сплошной пояс ревущих вулканов. Они изрыгали лаву и пепел в шипящие моря, и поднимавшийся пар скрывал полмира в облаках. Продут бесчисленные зоны, прежде чем из океанов восстанет Атлантида и ее континент-близнец Му, породив человеческие цивилизации, а после снова погрузятся в волны — Му в синие воды Тихого океана, а Атлантида в океан, носящий ее имя!

Но пока остальной мир был непригоден для жизни, в тропических полярных районах земля была достаточно прохладна, чтобы на ней процветали растения; а где есть растительность, найдутся и населяющие ее существа.

Различные виды этого мира вступили в борьбу за верховенство, и вперед вырвались насекомые. Пауки, будучи самыми умными и свирепыми, если не брать в расчет человека, стали доминирующими разумными существами земного шара. Люди появились позже; их выращивали на убой, они шли в пищу, и дух их был сломлен. Но время от времени кто-либо из них восставал и, как я видел, наносил ответный удар.

Голос затих, и я подумал, что человек, в конце концов, все же отказывался покорно идти на смерть. Люди не были покорены до конца — такой урок я извлек из этого эпизода. Туманные облака, опустившись, окутали меня серой пеленой, в ушах оглушительно загудело, и я покинул первобытный мир.

Я стоял на горе, обрывавшейся в жуткую пропасть. Бешено завывал ветер, на небе — ни облачка. Вокруг меня дрожали на ветру несколько правителей: их шкуры не могли защитить от холода. Воздух уже не был теплым и липким, как раньше, и мы искали место с более подходящим климатом.