— Мои условия вам известны.

По сравнению с усиленным мегафоном голосом Бута голос Берти прозвучал как-то пискляво. Но всем было не до смеха.

— Господин Плаггенмейер, отдаете ли вы себе от-отчет в смысле вашего требования? Ведь это подстрекательство к убийству! Кто же согласится?

— А мне плевать. Либо Карпано, либо мы все.

— Не можете же вы убить двадцать молодых людей, не причинивших вам никакого зла…

— А вам какое зло причинили сотни молодых людей, которых вы убиваете день за днем? Сколько рабочих с ваших заводов умерли в расцвете сил?

— Это ему Гунхильд внушила, — пробормотал Бут.

Мегафон взял Корцелиус.

— Послушай меня, Берти. Даже будь ты тысячу раз прав, запомни: нельзя улучшить мир с помощью преступлений…

— Я не желаю ничего слушать! Я хочу добиться своего.

— И ты своего добьешься.

— Через суд? Отделается жалкой отсидкой, ну, пожертвует еще тысяч десять в пользу Красного Креста. Нет, я требую его смерти. Не то…

— Ты с ума сошел…

— Весь мир сошел с ума.

— Образумься!

— За смерть Коринны — смерть Карпано. Это мое последнее слово.

Офицер из ГСГ-9 успел тем временем переговорить со своим начальством и психологом. Теперь мегафон перешел к нему:

— Господин Плаггенмейер, выслушайте наше предложение: мы гарантируем вам свободный выезд из страны — в любую страну мира. Кроме того, вы получите пятьсот тысяч марок в любой приемлемой для вас валюте. Если захотите, через час на аэродроме «Нойенландер фельд» в Бремене вас будет ожидать самолет, и вам останется только назвать место, куда вы хотите лететь. Экипаж из пяти человек согласен стать вашими заложниками, то есть… вместо школьников. Пока что вы никакого уголовного преступления не совершили, пока что принять вас согласится любая страна… — Психолог группы что-то прошептал ему на ухо. — Мы не вправе решать этого здесь, но мы подключим наших дипломатов… В некоторых странах «третьего мира» вы, несомненно, будете встречены с симпатией… Вы меня поняли?

Кемена ударил кулаком по мешку с песком:

— Послушай, парень, я тебя умоляю!

Этого мгновения я долго не забуду. Этот усталый, равнодушный человек, который хотел одного — чтобы его ни во что не вмешивали и оставили в покое, в нем вспыхнули искорки неподдельной человечности.

Окажется ли это состояние заразительным?

Нет.

— Брамме убил Коринну! — крикнул Плаггенмейер. — Пусть Брамме убьет Карпано! Время идет!

Карпано курил одну сигарету за другой.

Я стоял рядом с ним, несколько раз дал прикурить. Он не произносил ни слова; да и незачем было, я и без того отлично представлял себе, что в нем происходит. Он оказался в дьявольской ситуации — если такое определение способно что-то объяснить! Безумной, бесчеловечной! А ведь ему надо что-то делать. Взгляды, которые он ловил на себе, когда сам поднимал глаза, о многом ему поведали. Они были разноречивыми, в них таились неуверенность, страх, стыд, но и угроза тоже!

Не знаю, подумывал ли он о том, не лучше ли ему просто повернуться и уйти, сесть в машину и уехать. Во всяком случае, он так не сделал. Стоял, курил и ждал. Ждал, как решится его судьба. Как ее решит несколько сот головая толпа.

От высокомерного, неприступного и самоуверенного господина, распоряжавшегося жизнью и смертью людей, мало что осталось. Стоявший рядом со мной был человеком, публично признавшимся в преступлении, разрушившим свою карьеру, уничтожившим все, что строилось десятилетиями, человек, переживающий самые тяжелые и одинокие минуты своей жизни и поставленный перед ужасающим выбором.

Я вздохнул с облегчением, когда ко мне приблизился Ентчурек — вот на ком я могу сорвать зло за собственное человеческое бессилие.

— Невозможно, невообразимо, — негодовал он. — .Неужели нет никого, кто способен покончить со всем этим? Я же говорил, наша полиция никуда не годится. Вот в наше время…

— Заткните глотку! — зашипел я на него.

— Но позвольте! — вспыхнул он.

Я оборвал его на полуслове.

— Смотрите не перегибайте палку, — с угрозой в голосе проговорил я. — Это вы и такие, как вы, виноваты в том, что Плаггенмейер и остальные, что мы все оказались в этой безнадежной ситуации.

— Уж не я ли убил его невесту? — высокопарно произнес Ентчурек, но все же во избежание нежелательного эксцесса решил убраться подобру-поздорову.

Послышались первые крики:

— Убийца, вон из Брамме!

Это крикнул мужчина лет пятидесяти с угловатым черепом, с виду шофер такси.

— Убирайся, откуда пришел, паршивый макаронщик, слышишь!

— Плаггенмейер, пристрели его!

Это официант из ресторана в моей гостинице.

Карпано бледнел и бледнел.

Кемена ободряюще улыбнулся ему:

— Не беспокойтесь, господин доктор, суда Линча у нас не будет!

Я огляделся, прислушался к голосам из толпы. Там другое настроение, но пока не кричат, а говорят негромко, обращаясь к стоящему рядом:

— Это бесчеловечно.

— Надо сделать что-то для доктора Карпано.

— С моим гастритом он справился шутя.

Но их заглушали другие голоса.

И голоса эти объединились, начали скандировать: «Убий-ца! У-бий-ца!»

— Настроение подходящее, как для погрома, — сказал Корцелиус и повернулся лицом к толпе: — Заткнитесь вы, в конце-то концов! — крикнул он. — Тихо.

Гомерический хохот, улюлюканье.

— Смотри, чтобы ты не оказался следующим!

Карпано смотрел на нас пустыми глазами. Я не совсем уверен, понимал ли он смысл выкриков.

Под руководством нескольких родителей толпа начала скандировать:

— Верните нам наших детей!

— Тихо! Не то я прикажу очистить площадь! — прорычал в мегафон офицер полиции, чем лишь обострил ситуацию.

То же улюлюканье толпы, что и в ответ на слова Корцелиуса, а потом они принялись скандировать:

— Убей Карпано— раз, два, три! — и детей нам возврати!

— Убей Карпано — раз, два, три! — и детей нам возврати!

Совершенно очевидно, что и придумали это не родители, и кричали не они. Они ни о чем другом, кроме своих детей, думать не могли, они ни о чем так не мечтали, как обнять их живыми, но были слишком подавлены и исстрадались, чтобы им в голову пришла столь жестокая и одновременно поверхностная формулировка. Нет, эти крикуны — жадная до сенсаций масса, которой не терпелось увидеть, как прольется кровь.

Карпано беспомощно оглядывался по сторонам: где же Бут?

Бут был единственным человеком, который мог ему помочь, который должен был ему помочь, потому что он, Карпано, играет серьезную роль в его планах.

Но Бут вот уже несколько минут как исчез.

В первый раз с того момента, как Плаггенмейер сделал свой ультиматум, Карпано набрался смелости, чтобы что-то сказать, спросить.

— Не знаете ли вы, где господин Бут? — обратился он к Кемене.

— Пошел в квартиру завхоза позвонить куда-то, по крайней мере он так сказал, — ответил Кемена.

Карпано даже пошатнулся.

Итак, Бут с кем-то созванивался. Крупный промышленник и делец, привыкший быстро оценивать ситуацию и принимать решения, занялся передислокацией сил применительно к изменившемуся соотношению сил на поле боя. Крысы покидают тонущий корабль.

На какое-то мгновение Карпано задумался: а не сообщить ли Кемене при всех собравшихся, какую роль в обмане и подлоге сыграл Бут? Но отказался от этой мысли. Что ему это даст? Ничего. Бут станет все отрицать, и никто в Брамме не пожелает уличить его во лжи.

И снова скандирующая толпа, она предъявляет требование к снайперам и полицейским:

— Карпано надо пристрелить — детей наших отпустить!

Офицер полиции скомандовал наконец:

— Очистить Кирхгассе, школьный двор, площадь перед церковью и кладбище!

Полицейские с дубинками двинулись на толпу.

Их остановил голос Плаггенмейера:

— Стойте! Люди останутся, где есть! Не то…

Полицейские остановились в нерешительности. Ни их офицер, ни Кемена не повторили приказа.