Я уже говорил, что на окнах там висели плотные шторы, но теперь я обнаружил, что окна еще и закрыты ставнями. Однако из одного окна пробивался узкий лучик света, и я решил сосредоточить внимание на нем. Мне повезло, потому что на одной из ставен там оказалась трещина и неплотно задернутые шторы давали возможность рассмотреть комнату внутри. Все выглядело довольно уютно, на столе ярко горела лампа, в камине потрескивали дрова. Прямо напротив окна сидел тот невысокий человечек, которого я встретил утром.
Он курил трубку и читал газету.
— Какую именно газету? — спросил я.
Моему клиенту, похоже, не понравилось, что я прерываю его рассказ.
— Что, это имеет какое-то значение? — спросил он.
— Весьма существенное.
— Я не обратил внимания.
— Может быть, вы заметили, была ли это большая газета с широкими страницами, или меньшего размера, больше похожая на еженедельное издание?
— Да, сейчас, когда вы об этом упомянули, я начинаю вспоминать, что она была небольшой. Может, «Спектейтор». Но мне тогда было не до таких мелочей, потому что в комнате находился еще один человек. Он сидел спиной к окну и лицом к камину в грустной позе, подперев голову рукой, и я мог бы поклясться, что это Годфри. Лица его мне видно не было, но я узнал знакомое очертание плеч. Я начал думать, что же делать дальше, и тут меня довольно сильно хлопнули по плечу. У меня за спиной стоял полковник Эмсуорт.
— Идите за мной, сэр, — твердо произнес он негромким голосом и, не промолвив больше ни слова, направился к дому. Я последовал за ним, и мы вместе вошли в мою комнату. По дороге он взял со стола в прихожей расписание поездов.
— Ближайший поезд в Лондон отходит в восемь тридцать утра, — сказал он. — Экипаж будет ждать вас у двери в восемь.
Его прямо-таки трясло от злости, я же оказался в таком двусмысленном положении, что сумел только пробормотать какие-то извинения, упомянув что-то о беспокойстве относительно судьбы своего друга.
— Я не собираюсь с вами ничего обсуждать, — резко оборвал он меня. — Вы позволили себе самым бесцеремонным образом вторгнуться в наши семейные дела. Вы находились здесь на правах гостя, а повели себя, как шпион. Теперь самое мое большое желание — никогда больше не видеть вашей физиономии. Больше мне нечего вам сказать, сэр.
Тут уж и я немного завелся, мистер Холмс.
— Я видел вашего сына и уверен, что по какой-то причине вы скрываете его от мира. Понятия не имею, зачем вам это понадобилось, но не сомневаюсь, что это делается против его воли. Предупреждаю вас, полковник Эмсуорт, до тех пор, пока я не буду знать точно, что ему ничто не угрожает и что с ним все в порядке, я не прекращу попыток докопаться до сути. И уж будьте уверены, вам не удастся запугать меня!
Лицо старика жутко исказилось, если честно, я подумал, что он сейчас на меня накинется с кулаками. Как я уже говорил, это был довольно высокий и крепкий мужчина, и, хоть я и сам не слабак, мне было бы трудно выстоять, дойди дело до драки, но он лишь какое-то время сверлил меня своими серыми глазами, потом резко развернулся и вышел из комнаты. Ну а я утром сел на указанный поезд с твердым намерением направиться прямиком к вам и просить вашего совета и помощи, о чем и написал заранее.
Вот с каким делом обратился ко мне Джеймс Додд. Проницательный читатель уже, конечно, понял, что эта тайна не представляет особой сложности, поскольку лишь несколько вариантов решения могут охватить все известные факты. И все же какой бы элементарной ни была эта задача, в ней имеются довольно необычные и неожиданные обстоятельства, которые и побудили меня взяться за ее описание. Следующим моим шагом стало сокращение количества возможных вариантов решения, для чего я воспользовался своим, уже знакомым читателю методом логического анализа.
— Расскажите о слугах, — попросил я. — Сколько всего слуг в доме?
— Насколько мне известно, из слуг в доме жили только старый дворецкий с женой. Вообще мне показалось, что Эмсуорты жили очень просто.
— Значит, в сторожке слуг тоже не было?
— Нет, если только тот бородач не исполнял роль прислуги. Но для этого он держался уж слишком самоуверенно.
— Это много о чем говорит. А вы не заметили ничего, указывающего на то, что из одного дома в другой передавалась еда?
— Знаете, когда вы об этом спросили, я вспомнил, что видел как-то старого Ральфа с корзиной в руках на одной из тропинок в саду, и он направлялся в сторону сторожки. Хотя тогда я не подумал, что он мог нести еду.
— А вы ничего не пытались разузнать на месте?
— Пытался. Я разговаривал со станционным смотрителем и с хозяином постоялого двора в ближайшей деревне. Я спрашивал, не известно ли им что-нибудь о моем старом товарище Годфри Эмсуорте, и они оба с уверенностью ответили мне, что он отправился в кругосветное путешествие. По их словам, он уехал почти сразу же после того, как вернулся домой. Судя по всему, в округе никто в этом не сомневался.
— О своих подозрениях вы не обмолвились?
— Нет.
— Вы поступили очень разумно. Этим делом нужно заняться. Я еду с вами в Таксбери-олд-парк.
— Что, прямо сегодня?
В то время я как раз заканчивал работу по делу герцога Грейминстера, которое мой друг Ватсон уже описал под заголовком «Эбби-Грейдж»[72]. Кроме того, я имел срочное поручение от турецкого султана, которое нельзя было откладывать, поскольку это привело бы к очень тяжелым политическим последствиям, поэтому, если судить по записям в моем дневнике, только в начале следующей недели я смог отправиться в Бедфордшир вместе с мистером Джеймсом М. Доддом. По дороге к Юстону мы захватили с собой молчаливого сурового вида джентльмена, с которым я заранее договорился о встрече.
— Это мой старый друг, — сказал я Додду. — Может быть, его присутствие нам и не понадобится, а, может быть, наоборот окажется крайне необходимым. Давайте пока не будем обсуждать этот вопрос.
Рассказы Ватсона наверняка приучили читателя к тому, что я не имею привычки тратить слов попусту и не раскрываю свои мысли, пока работа над делом еще не закончена. Додд слегка удивился, но промолчал, и мы продолжили наше путешествие уже втроем. В поезде я задал Додду еще один вопрос, специально, чтобы его ответ услышал наш попутчик. — Вы говорите, что хорошо рассмотрели лицо своего друга через стекло. Настолько хорошо, что смогли безошибочно узнать его, верно?
— Я совершенно уверен, что это был он. Он прижимался носом к стеклу, и свет лампы падал прямо на него.
— Это не мог быть кто-нибудь, похожий на него.
— Нет-нет, это точно он.
— Но вы говорите, что он изменился.
— Только цветом кожи. Лицо у него было… Как бы это сказать… Белое, как брюхо рыбы. Он побелел!
— Он был весь бледен?
— Думаю, что нет. Я лучше всего рассмотрел его лоб, потому что он им чуть ли не прижимался к стеклу.
— Вы не обратились к нему, может быть, назвали его имя?
— В ту секунду я был слишком удивлен и испуган. Потом я погнался за ним, как я уже рассказывал, но безрезультатно.
Можно сказать, что на этом дело было практически закончено, оставалось прояснить лишь одно небольшое обстоятельство. Когда после довольно долгой поездки мы прибыли в странный старый дом, который выглядел точно так, как его описал мой клиент, дверь нам открыл Ральф, старый дворецкий. Экипаж я взял на весь день, поэтому отправлять обратно его не надо было, и я попросил своего друга пока не выходить из него, если мы его не позовем. Ральф, невысокий сморщенный старик, был в обычном для представителя его профессии костюме (черный сюртук и крапчатые шерстяные брюки), в котором присутствовала лишь одна неожиданная деталь: коричневые кожаные перчатки на руках. Увидев нас, он их тут же сдернул и, когда мы вошли в дом, положил на столик в прихожей. Возможно, мой друг Ватсон упоминал о том, что у меня необыкновенно развиты все чувства восприятия. Я сразу же уловил легкий, но характерный запах, как мне показалось, исходивший от стола в прихожей. Я повернулся, положил на него свою шляпу, неосторожным движением сбил ее на пол и наклонился, чтобы поднять. Таким образом, мой нос оказался всего в футе от перчаток. Да, несомненно, этот странный запах, напоминающий запах смолы, исходил именно от них. Когда я вошел в гостиную, дело уже было закончено. К сожалению, мне приходится раскрывать карты, поскольку я сам рассказываю о себе! А ведь именно благодаря отсутствию этих связующих звеньев Ватсон имел возможность держать читателя в напряжении до самого конца.