Разговор принимает неприятный оборот, но Бернарда это, очевидно, не смущает.

Ты поменяла их местами, дорогуша. На самом деле твоя Каролина — романтическая пустышка без проблеска литературного таланта. А Байрон — рационалист из XVIII века, отмеченный печатью гения. И Чейтера он убил!!!

Ханна. Отойду-ка я, пожалуй, в сторонку. Вперед! Жми на педали!

Бернард. Так и сделаю. В чужом глазу ты и соринку видишь. А сама приляпала на суперобложку черт-те кого.

Ханна. Что не так с обложкой?

Валентайн. А компьютерные данные? Не понравились? Решили не упоминать?

Бернард (Валентайну). Неубедительно!

Валентайн (Ханне). Я проверил на компьютере: статьи в «Пиккадилли» сильно отличаются от других байроновских рецензий.

Ханна (Бернарду). Что значит "черт-те кого"?

Бернард (пропустив ее вопрос мимо ушей). Другие рецензии друг от друга тоже отличаются.

Валентайн. Безусловно. Но по иным параметрам.

Бернард (издевательски). Параметры! Байрона не засунешь в компьютер! Кишка тонка! Гений — это тебе не дичь.

Валентайн (невозмутимо). Все это достаточно тривиально.

Бернард. Что?!

Валентайн. Кто написал, что написал, когда…

Бернард. Тривиально?!

Валентайн. Незначительно. Замыкается на личностях.

Бернард. Как ты сказал? Тривиально?

Валентайн. Это технический термин.

Бернард. Ну уж нет! В литературе это термин отнюдь не технический!

Валентайн. Понимаете, Бернард, вы ставите несущественные вопросы. Вроде спора о том, кто изобрел дифференциальное исчисление. Англичане говорят Ньютон, немцы — Лейбниц. Но по сути это совершенно неважно. Зачем спорить о личностях? Главное — само дифференциальное исчисление. Научный прогресс. Познание.

Бернард. Неужели? А почему?

Валентайн. Что "почему"?

Бернард. Почему научный прогресс важнее личностей?

Валентайн. Он шутит или всерьез?

Ханна. Шутит. Причем тривиально. Послушай, Бернард…

Валентайн (перебивает ее, обращается к Бернарду). Имейте мужество! Признайте свое поражение!

Бернард. Ну, пропал! Сейчас меня забодают пенициллином и пестицидами. Оставьте вашу прогрессивную гадость при себе. А то припомню атомную бомбу и аэрозоли. А главное — не путайте прогресс с совершенством. Великий поэт всегда рождается вовремя. Великий философ нужен всегда и позарез. А вот сэр Исаак Ньютон мог бы и подождать. Человечество без него было вполне счастливо. Лично я и сейчас предпочитаю Аристотелеву модель Вселенной. Пятьдесят пять хрустальных сфер — что еще человеку надо? Бог крутанет ручку и пошло-поехало. А главная тривиальщина, по-моему, — скорость света. Кварки, квазары, черные дыры, бах, трах… Да кому это все нужно? Вы, ученые, вышибаете из нас не только деньги! Вы лишили нас гармонии! И рады! Чему вы рады?

Хлоя. Бернард, ты что? Против пенициллина?

Бернард. И ты с ними заодно? (Снова обращается к Валентайну). Нет, это вы несетесь к обрыву! И я вас охотно подтолкну. Всех до единого! Пускай меня проклянут! Но калеки и убогие поймут! Ибо пострадали от вашего прогресса!

Ханна (громко). Да объяснишь ты наконец что с обложкой?

Бернард (не обращает не нее внимания). Познание без самопознания ничто. Оно никому не нужно. Вселенная расширяется? Ну и что? Сжимается? Ну и фиг с ней! А может, стоит на одной ножке и поет "У Пегги жил веселый гусь"? Мне на-пле-вать! Свою Вселенную и без вас расширю.

Она идет во всей красе

Светла, как ночь ее страны.

Вся глубь небес и звезды все

В ее очах заключены.

Так-то. Пришел гений с вечеринки и сочинил. Просто взял — и сочинил! (С язвительной вежливостью.) Кстати, Валентайн, чем ты там с дичью занимаешься? Расскажи, сделай милость!

Валентайн встает, и внезапно становится видно, что он вот-вот расплачется.

Валентайн (Хлое). Он не против пенициллина. А я не против поэзии. И он об этом знает. (Бернарду.) А дичью я не занимаюсь. Бросил.

Ханна. Ты шутишь?

Валентайн (идет к двери). Я больше не могу.

Ханна. Почему?

Валентайн. Слишком шумно. Слишком много лишних шумов.

С этими словами Валентайн выходит. Хлоя — расстроенная, в слезах вскакивает и принимается колотить Бернарда кулаками. Не больно, понарошку.

Хлоя. Какой же ты гад, Бернард!

Выбегает. Следом за ней — Гас.

Пауза.

Ханна. Ну вот. Столкнул всех до единого. Не забудь и Молнию перед уходом пнуть.

Бернард. Н-да… Очень жаль. Лучше иметь дело с профессионалами, верно?

Ханна. Верно.

Бернард. Ну ладно… (Начинает собирать бумаги с текстом лекции и вдруг вспоминает.) Да, ты спрашивала про обложку? "Лорд Байрон и Каролина Лэм в Королевской академии"? Этюд? Тушь, перо? Автор — Генри Фюзели?

Ханна. Ну, и что дальше?

Бернард. Это не они.

Ханна (взрывается). Кто сказал?

Бернард вынимает из портфеля "Вестник Байроновского общества".

Бернард. В Байроновском обществе появился эксперт по Фюзели. Вот, прислали мне свежий номерок… Как уважаемому коллеге, хотя и не члену…

Ханна. Почему не они?! Это известнейшая вещь…

Бернард. Известнейшее заблуждение. (Ищет место в тексте.) А, вот. "Не ранее 1820 года". Он сканировал этюд, проверил его слой за слоем. (Передает ей журнал.) Почитай на досуге.

Ханна (иронизирует, подражая Бернарду). Сканировал?

Бернард. Не спорю, очень милый набросок. Но Байрон был уже в Италии.

Ханна. Бернард, это они. Я знаю.

Бернард. Откуда?

Ханна. Ниоткуда. Просто знаю. Сканировал-онанировал…

Бернард. Не выражайся.

Ханна. Он заблуждается.

Бернард. А, научный инстинкт сработал?! Кишки-печенки?

Ханна (без всяких эмоций). Он заблуждается.

Бернард захлопывает портфель.

Бернард. В конце концов, все это тривиально и незначительно. Может, поедем?

Ханна. Куда?

Бернард. Со мной.

Ханна. В Лондон? Зачем?

Бернард. Затем.

Ханна. А, послушать твою лекцию?

Бернард. Хрен с ней, с лекцией. Возляжем. В койку…

Ханна. А?… Нет. Спасибо… (Затем протестующе.) Бернард!

Бернард. Тебе бы не повредило. Недооцениваешь роль секса в нашей жизни.

Ханна. Я? Вообще я не против секса.

Бернард. Нет, против. А ты бы себя отпустила… Глядишь, и книжку бы получше написала. Во всяком случае, поближе к реальности.

Ханна. Секс и литература. Литература и секс. Если не вмешиваться, ваши рассуждения так по кругу и ходят. Точно два шарика на блюдце катаются. И один из шариков всегда секс.

Бернард. Естественно. На то мы и мужики.

Ханна. Вот именно! Эйнштейн — секс и теория относительности. Чиппендейл секс и мебель. Галилей — крутится земля или лежит в койке бревном? Вы что рехнулись? Меня звали замуж, и не раз. Как представлю — в дрожь бросает. Ради регулярного секса надо поступиться последней свободой — даже пукнуть в своей постели, и то не смей! Так какая книга будет поближе к реальности?