— Да, у меня много любовников. Но случайных среди них нет, Рафаэль.

Он перевел дыхание, сделал глоток из чашки и сказал:

— Может быть. Но быть твоим любовником — это, видимо, повышает силу каждого мужчины, которому ты… отдаешь себя.

— Это не так.

— Назови хоть одного, который не приобрел бы от этого силу.

— Трех могу назвать. Лондон, Реквием и Байрон.

— Первые два были мастерами еще до того, как ты с ними спала. Трудно судить, с какой силой они сюда прибыли и какую могли здесь приобрести. Байрон спал с тобой только однажды. Кажется, что этого недостаточно. — Он поставил чашку на блюдце. — Хорошо: твои регулярные любовники приобретают силу.

— Мне кажется, ты меня переоцениваешь.

Рафаэль передал тарелку Луи — тот встал и поставил ее на стол, будто ему велели. Рафаэль посмотрел на меня — так, будто видел меня насквозь и стену за мной. Таким взглядом человека изучают, взвешивают и оценивают. Я сумела под этим взглядом не поежиться, но усилий это потребовало значительных.

— И что? — спросила я.

Он посмотрел на Жан-Клода:

— Она не знает?

— Не уверен, что понимаю смысл твоего вопроса, — ответил Жан-Клод.

— Жан-Клод, каждый из любовников Аниты увеличивает свою силу. Ашер был мастером только по названию — ну, почти, — но с тех пор, как он оказался у нее в постели, у него так прибавилось силы, что он мог бы иметь свою территорию. И имел бы, но он слишком любит вас обоих, чтобы с вами расстаться. Натэниел был жертвой для каждого желающего — сейчас это личность, с которой приходится считаться. И ты лично приобрел больше силы, чем вообще мечтать мог.

— Ты считаешь, что это ma petite дала мне силу, а не я поделился с нею своей?

— У нее есть свой триумвират силы, Жан-Клод. Свой слуга-вампир — Дамиан.

— Я не серый кардинал, Рафаэль. Поверь мне, Жан-Клод достаточно силен для нас обоих.

— Да, но большую часть своей силы он набрал после того, как ты стала его любовницей.

— Я набрала силу после того, как он сделал меня своим слугой, — возразила я, — а не наоборот.

— Я разговаривал с некоторыми крысолюдами в Европе, — сказал Рафаэль. — Они говорят о вашей Белль Морт, создательнице вашей линии, будто она умеет передавать силу своим любовникам, если хочет.

— Белль Морт ни с кем силой не делится, — возразил Жан-Клод.

— Нет, но она имеет такую возможность: с помощью секса делать своих любовников сильнее. Ходят легенды, что она своим прикосновением создавала императоров и королей. В ее постели менялось лицо Европы.

— Да, она правила из своей спальни, но не так, как ты думаешь. Она выбирала сильных, тех, кто мог дать ей то, чего она хочет. И я не набрал силу в ее постели, я сотни лет был ее игрушкой. И Ашер тоже.

— Мастера городов часто убивают собственных детей-вампиров, если те становятся слишком сильны. Это так? — спросил Рафаэль.

— Некоторые так поступают.

— Но не странно ли, что многие вампиры, почти бессильные вблизи Белль Морт, чем дольше с ней разлучены, тем больше набирают силы?

— Что ты хочешь сказать, Рафаэль?

— До меня доходили слухи, что некоторые мастера умеют придерживать силу своих приверженцев.

— Некоторые — да, но я не думаю, что Белль из их числа.

— Почему бы и нет?

Жан-Клод снова ответил тем же пожатием плеч.

Честно говоря, не понравилось мне, что крысы так хорошо информированы. Я однажды видела, как мастер вампиров набрал новые силы, оказавшись в Америке, далеко от своего прежнего мастера. Но я не знаю, нарочно это было сделано или нет. Мне все чаще приходит в голову вопрос, не выделяют ли сильные мастера что-то вроде гормона, задерживающего развитие силы у окружающих. Проверить это невозможно, но кое-что из того, о чем говорит Рафаэль, я видела собственными глазами.

— Крысы есть в каждом городе, — сказал Самсон. И прозвучало это так, будто мы опять о нем забыли.

— Есть, — кивнул Рафаэль.

Я представила себе сотни крыс, бегающих в стенах, слышащих все — и что слышат они, то слышит и царь крыс. Так это и есть? На самом деле? Хотелось спросить, но непонятно было, как при таком настроении он отнесется к вопросу.

— Я — сын двух больших сил, но тебе было безразлично, что ты оскорбил меня, — продолжал Самсон.

— Я не знаю, кто ты для Жан-Клода и Аниты.

— И ты решил не замечать меня и посмотреть, как я отреагирую?

Рафаэль кивнул.

— Я следующий в очереди кандидатов в любовники Аниты.

— Отчего же ты ждешь так долго?

— Право дамы — заставлять мужчину ждать.

Очевидно, они говорили обо мне, но так, будто я не слышу этого разговора или не понимаю его.

— Допустишь ли ты, чтобы я опередил тебя в этой очереди?

— Нет, — покачал головой Самсон.

Рафаэль обернулся к Жан-Клоду:

— Это твое последнее слово — что сын морского царя для тебя важнее, чем я, чем мои крысы?

— Это не то, что здесь было сказано, Рафаэль.

— Я считаю, что зверь, который приходит в твою постель или постель Аниты, для тебя важнее, Жан-Клод. Можешь это опровергать, если хочешь, но пудинг сам свидетельствует о своем вкусе.

— Нет, необходимо его съесть, потому что с виду все пудинги сладкие.

— Так я или кто-нибудь из моих для тебя с виду сладкие? — спросил он.

Реакцию Клодии я почувствовала через всю комнату. Вспышка силы, будто метафизическая пощечина, напомнившая, какая мощь заключена в этой женщине. Этот выплеск жара ясно и отчетливо дал всем понять: какой бы вкусной кто ее ни считал, в эти игры она играть не будет.

Рафаэль шумно выдохнул и повертел шеей, будто шлепок энергии оказался тем сильнее, чем ближе к его источнику.

— Я не стану никого из моих крыс силой загонять в чужую постель. Но если кто-то из них согласится по собственной воле, возьмешь ли их как доноров плоти и крови?

— «Плоти» — это как? — уточнила я.

— Это секс.

Ричард шевельнулся на диване рядом со мной и сказал:

— Крысы никому не дают кровь. Это был один из первых твоих законов, когда ты стал королем. Николаос подвергла тебя пытке, когда ты запретил крысам кормить ее вампиров.

— Она была не в себе, и чем дальше от нее, тем безопаснее для моего народа. К Жан-Клоду чем ближе, тем безопаснее.

— И ты правда разрешил бы своим крысам быть шлюхами крови? — Ричард был почти шокирован.

— Разрешил бы.

— Ты думаешь, если некоторые из твоих крыс войдут в наши спальни, народу твоему будет безопаснее жить? — спросил Мика.

— Что бы решил ты на моем месте?

— Не это, — ответил Ричард.

— Я спрашиваю Нимир-Раджа.

Ричард неловко поерзал, а Мика наоборот устроился поудобнее.

— Я уже сделал то, что предлагаешь ты.

Рафаэль кивнул:

— Ты предложил себя Аните и Жан-Клоду, и теперь твой пард, одна из самых малочисленных групп в округе, защищен лучше всех других групп во всем Сент-Луисе. Много ли твоих леопардов дают кровь вампирам?

— Почти все.

Рафаэль развел руками, будто говоря: «Видите?»

Я хотела было с ним поспорить, но постаралась быть честной. Здравы ли его рассуждения? У нас Мика отвечал за горячую линию мохнатой коалиции, а потому постепенно становился тем, к кому прежде всего обращались все члены сообщества ликантропов. Он служил связующим звеном между нами и широкой общественностью, и даже телевизионное время у него росло. Он отличную давал озвучку.

Леопардов было меньше, чем почти любого другого вида, однако задевать их никто не решался. Дело в том, что Жан-Клод, или я, или наши люди взяли себе привычку убивать каждого, кто их обижает.

Я посмотрела на царя крыс и тихо сказала:

— Вот черт.

— Да, — согласился он.

Я посмотрела на сидящих на диване Ричарда и Жан-Клода:

— Нельзя же сказать, что он ошибается?

— Некоторые его рассуждения я не берусь оспорить, — произнес Жан-Клод.

— Нет, — возразил Ричард. — Он не может быть прав.

— Я не сказала, что он прав, Ричард. Я только сказала, что в его словах нет ошибки.