— А-а, тогда ясно… производишь анализ без всякого анализа.

— Мудрено говорите, Никита Васильевич… да не лезьте же в заросли! — в сердцах вскричал мой друг, когда я, отвлёкшись, ринулся в самую гущу длинноногих грибов.

— Ты смотри, растений становится всё больше и больше, не удивлюсь, что и настоящие леса здесь существуют.

— А вот в них, я бы не полез, — вздёрнулся как от озноба Семён.

— Странная здесь жизнь, все хотят тебя съесть, — брезгливо морщусь я.

— Белка мало, вот и приспособились, — невозмутимо говорит друг. — И всё же, они не лишены привлекательности, даже цветы имеются…

— Как распухшие пальцы утопленников, ещё и шевелятся, мерзость то, какая, — сплюнул я.

— Не все… посмотрите, какое чудо!

Я недоверчиво покосился в казанную сторону, действительно обомлел. В одиночестве растёт разлапистый куст, все его ветви облеплены цветами невиданной красоты. Они словно изготовлены из чистейшего хрусталя и мерцают мягким светом. Я поддаюсь вперёд, что-то в этих разноцветных переливах есть гипнотическое. Словно просыпаясь, мотнул головой и, не раздумывая, выстрелил.

Пуля чмокнула под мясистый корень, вгрызлась внутрь… и всё. Я ожидал взрыв, но его не произошло, в разочаровании выдыхаю воздух. Эти шарики на пулях ничего не значат, а жаль, сколько было на них надежд… но влияние цветов на меня исчезло.

— Зачем? — Семён поднимает на меня взгляд полный негодования.

— Они обладают гипнозом, ещё мгновение, и я, с ликующими криками, понёсся в самую гущу ветвей.

— А ведь точно, и у меня появилось такое желание, — задумался друг.

— Пули, дрянь… не взрываются, — вздыхаю я.

— Странно. А зачем тогда эти шарики?

— Для красоты… — я хлопаю себя по голове. — Там была старая пуля, я же её не вытащил из магазина! — я вновь вскидываю ружьё.

— Никита Васильевич, не стоит, оно уже не причинит нам зла, — Семён решительно отводит ствол моего ружья в сторону.

— Добрый ты… как бы это не вышло нам боком, — осуждающе говорю я, но злости на друга нет.

Подземная полость как линза, мы видим своды, они по всей длине плавно спускаются к земле. В месте стыка наблюдаем множество заброшенных станций. У пиронов навсегда замерли целые составы. Площадь перед ними заполнена легковыми автомобилями. Как это знакомо, безусловно, человеческая природа выбирает похожие пути развития и в технике и в обществе. Единственно, что меня удивляет, зачем человек забрался под землю, ведь на поверхности так много места. Неужели он от кого-то прятался? А может, подземная жизнь более комфортная? Нет радиации от солнца, таких смен климата, ни ураганов, ни падающих с космоса астероидов, комет. Для меня, родившегося под тёплыми лучами, в любом случае непонятна их жизнь.

Замер на станции, вдыхаю воздух полной грудью, пытаюсь вспомнить запах служебного тоннеля. Он явственно доносится вместе с тёплым воздухом.

Прыгаем на пути, бежим мимо пахнувших железом поездов. Сразу за локомотивом, видим провал в стене. На горизонтальных рельсах застыл блестящий вагончик, а в воздухе до сих пор витает запах окалины от торможения. Взбираемся туда. В вагоне аккуратные металлические кресла, в передней части два рычага — всё очень просто — один снимает с тормоза, другой сталкивает с места.

На скамейках грудками лежат собранные детьми «сокровища», кристаллы кальцита, несколько уже высохших тонких сталагмитов и горсточка невзрачных камушков — потерявший блеск пещерный жемчуг.

Семён, с непонятным лицом, собирает весь этот хлам, бережно кладёт в рюкзак. Я сосредоточился, пытаюсь найти следы детей. Наверное, со стороны смешно, я, как примерный пёс, лазаю на четвереньках, и даже обнюхиваю пол. Боже, до чего докатился, даже князь Аскольд так не работает! Он как-то сходу всё распознаёт и понимает. Вот сейчас Семён скажет — ищи и я с тявканьем помчусь по следам, но друг суров, в глазах нетерпение. Внезапно я разобрался в следах. Фильтрую ненужные впечатления и в мозгу, чётко вырисовывается рисунок — это даже не связано со зрительными ощущениями, я вижу словно сквозь завесу тайных знаков — в тонкой пыли распознаю маленькие смазанные отпечатки.

— Нашёл! — я с удовлетворением поднимаюсь. — Они пошли к тому разбитому мосту! Семён с восторгом смотрит на меня, в глазах как всегда плещется свинец, но мне тепло от его взгляда.

След тянется вдоль составов, забирается ближе к сводам, дети побоялись идти в город. Бредём по окраине. Слева стена испещрена дырами тоннелей. Виднеются узловые станции и просто ровные, проходящие мимо пути.

Чем дальше продвигаемся, тем меньше попадаются строений. Вскоре и вовсе выходим за город. Перед нами степь, заросшая белёсой травой и мхом, даже есть корявые деревца. Вдали просматривается мост, пахнет водой, ноздри ловят неясные запахи животных — они далеко, там, где линза города стыкуется с природными пещерами.

Вероятно, мне мерещится, но вроде посветлело. Верчу головой по сторонам. Семён тоже суетится.

— Никита Васильевич, скоро наступит утро.

— Глупости, такого быть не может, здесь нет солнца.

— Ну, как же, Никита Васильевич, точно светает! — уверенно произносит друг.

Я и сам сейчас вижу, мрак рассевается, на огромной высоте вспыхнули неисчислимые колонии люминесцентных бактерий и создают иллюзию восхода солнца — потрясающее явление глубоко под землёй!

Пространство становится прозрачнее, громада моста приближается, а с ним и запахи живых существ, ёжусь, вспоминаю встречи с представителями подземной фауны.

Вскоре совсем посветлело. Интуитивно посматриваем вверх, кажется сейчас из-за марева клубящегося вверху тумана, блеснёт солнце. Сумасшедшее ощущение, словно мы на поверхности в пасмурное утро, А на самом деле, над нами ни один десяток километров земной тверди.

Уже слышится шум реки, но воды не видно, весь берег зарос густой травой, почти как наш камыш. И что приятно, ядом никто не прыскает.

— Эти растения, добывают себе необходимые питательные вещества, из ила, — не преминул заявить Семён.

В воздухе замелькали крылатые создания. Смотрю на них и едва не рассмеялся, вспомнив великий роман Конан Дойля «Затерянный мир», где герои встречаются с птеродактилями, величиной с аэроплан, здесь же они, как голуби, только зубастые клювы выдают в них первобытных ящериц, а издали легко спутать с летучими мышами.

Нападения с их стороны не произошло, увидев нас, с недовольным писком, умчались в сторону густых зарослей.

Останавливаемся у моста — он полуразрушенный, часть тяжёлых бетонных балок упало в воду, другая — висит на ржавой арматуре. Целые эстакады завалены в воду, но перила и сегменты пешеходного мостика почти уцелели. Вдоль них тянется след нашей ребятни. Сложно понять детскую логику, всё дальше и дальше загоняют себя вглубь подземной страны.

Идём по мосту, под нами бурлит река, вода прозрачная как хрусталь, пена срывается с острых камней, на дне шевелятся длинные водоросли, стайки полупрозрачных рыбёшек стрелами проносятся против течения.

С опаской наблюдаем на копошащихся, на отмелях мокриц, они как люди ходят на задних ногах. В отличие от той, что убили, вместо длинных когтей — рачьи клешни, но не думаю, что нрав у них иной.

Мост длинный, опасный, на каждом шагу провалы, иной раз каменные плиты шевелятся под нашим весом, грозя сползти вместе с нами в бурлящую реку, на радость их обитателям.

Оглянулся назад, в серости раннего утра, нехотя выдвигается город с башнями, шпилями, высокими заборами и площадями. При свете наступающего дня, он становится величественным, но и более ужасным своей пустотой, дух смерти витает над нетронутыми зданиями. Я вспоминаю котлован, заполненный скелетами, и мне становится жутко, поспешно перевожу взгляд вперёд. Вдоль береговой линии тянется, выкрошенная временем, стена. В ней темнеют прорези лестниц, ведущих вверх и, зияют чёрными провалами зловещие окна, очень вероятно, там убежища многих обитателей города мёртвых. В подтверждении моих мыслей слабый ветерок доносит вонь падали, запах мускуса и… дыма. Неужели дети разожгли костёр?