– Да, уверена.

– И ты не подавала ему надежды?

– Даже слушать его слов не хотела. О, как я была глупа! Но уж теперь-то…

– Ты права, Скоццоне, нужно его выслушивать и отвечать ему.

– Как так? Что вы сказали?

– Сказал, что ты должна выслушивать признания Паголо и не отталкивать его. Остальное – мое дело.

– Да, но…

– Не тревожься, я просто кое-что придумал.

– Ну что ж! Только, пожалуйста, не наказывайте слишком жестоко беднягу; когда он говорит: «Я вас люблю», он будто в грехах кается. Если уж вам так хочется, сыграйте с ним шутку позабавней, но не пускайте в ход шпагу. Прошу вас, пощадите его!

– Ты будешь довольна местью, Скоццоне, ибо месть обернется в твою пользу.

– Как так?

– Да, благодаря ей исполнится одно из самых горячих твоих желаний.

– Что вы хотите этим сказать, Бенвенуто?

– Это моя тайна.

– О, если б вы знали, до чего же у него бывает смешной вид, когда он говорит нежные слова! – продолжала резвушка Скоццоне, которая не способна была и пяти минут предаваться печали. – Итак, злюка, вам все-таки небезразлично, ухаживают или нет за вашей хохотушкой? Вы немножко любите бедненькую Скоццоне?

– Да. Но смотри держись с Паголо, как я велю, и в точности выполняй мои распоряжения.

– О, не бойтесь, я умею притворяться не хуже других! Только он заведет свою песенку: «Ну как, Катерина, вы все так же бессердечны?» – я отвечу: «Вы опять за свое, господин Паголо?» Но, разумеется, не очень уж сердито и скорее даже ласково. Увидит он, что во мне нет прежней суровости, и возомнит себя покорителем сердец… А что вы с ним сделаете, Бенвенуто? Когда начнете мстить ему? Надолго это затянется? И, уж верно, будет презабавно? Мы посмеемся?

– Посмеемся, – произнес Бенвенуто.

– А вы меня не разлюбите?

Вместо ответа Челлини поцеловал ее в лоб – а это самый красноречивый ответ, ибо он ни о чем не говорит и говорит обо всем. Бедняжка Скоццоне не сомневалась, что поцелуй Челлини был началом его мести.

Виконт де Мармань, как он и хотел, застал Бенвенуто одного. Вот как это произошло.

Раздосадованный гневом прево, обиженный презрением госпожи д'Этамп, а главное, подстрекаемый своей ненасытной жадностью, виконт решил напасть на льва в его логовище с помощью двух наемных убийц и выбрал для похода день святого Элигия – праздник корпорации золотых и серебряных дел мастеров, когда Нельский замок должен был пустовать. Итак, он шагал по набережной, высоко подняв голову, с бьющимся сердцем, а наемные убийцы шествовали в десяти шагах позади него.

– А вот, – раздался вблизи чей-то голос, – красивый молодой сеньор идет на любовное свидание: храбрый вид для дамы, а два сбира – для ее мужа.

Мармань обернулся, думая, что пошутил кто-нибудь из его приятелей, но увидел незнакомого ему человека, который шел в том же направлении. Виконт до сих пор его не замечал – так он был поглощен своими мыслями.

– Бьюсь об заклад, что я прав, любезный кавалер, – продолжал незнакомец, переходя от монолога к диалогу. – Ставлю свой кошелек против вашего, даже не зная, сколько в нем монет… да мне это все равно… что вы идете искать счастья… О, молчите же, будьте скромны в делах любви! Это наш долг. Ну, а зовут меня Жак Обри, я по званию школяр; сейчас я иду на свидание с Жервезой Попино, прехорошенькой девушкой, но, между нами говоря, страшной недотрогой; впрочем, она не устояла перед перстеньком. Правда, перстенек этот – просто чудо! Чудо перстенек работы самого Бенвенуто Челлини, что тут говорить!

До сих пор виконт де Мармань почти не слушал излияний дерзкого болтуна и остерегался отвечать ему. Но при имени Бенвенуто Челлини он насторожился:

– Работы Бенвенуто Челлини? Черт возьми! Слишком роскошный подарок для школяра.

– Э, да вы сами понимаете, любезный барон… Кстати, кто вы: барон, граф или виконт?

– Виконт, – отвечал Мармань, кусая губы: его бесил непочтительный, фамильярный тон школяра, но ему хотелось вытянуть из него какие-нибудь сведения о Челлини.

– Сами понимаете, любезный виконт, что перстень я не покупал. Нет, хоть я в душе и художник, но не трачу деньги на такие пустяки. Мне преподнес его Бенвенуто в знак благодарности – я помог ему в прошлое воскресенье отнять Большой Нельский замок у прево.

– Так, значит, вы друг Челлини? – спросил Мармань.

– Закадычный друг, виконт, и горжусь этим! Знаете ли, друг на всю жизнь. Вы, конечно, тоже с ним знакомы?

– Да.

– Какое же это для вас счастье! Великий талант, не правда ли, любезный? Простите, я сказал вам: «любезный» – такая уж у меня привычка; да и, кроме того, я тоже из благородных. По крайней мере, матушка твердила об этом отцу всякий раз, когда он колотил ее. Так вот, как я уже вам сказал, я – почитатель, доверенное лицо, названый брат великого Бенвенуто Челлини и, следовательно, друг его друзей, враг его врагов, ибо у великого мастера есть враги. И первейший враг – госпожа д'Этамп, затем парижский прево, старый болван, затем некий Мармань, ужасно нескладный и долговязый, да вы, вероятно, его знаете… Говорят, он хочет завладеть Большим Нельским замком. Пусть только сунется, черт возьми!

– Так Бенвенуто известны его намерения? – спросил Мармань, живо заинтересовавшись словами школяра.

– Его предупредили, но… тише! Не будем об этом говорить. Пусть вышеупомянутый Мармань получит должное наказание.

– Значит, Бенвенуто все время настороже? – спросил виконт.

– Настороже? Да он всегда настороже. Сколько раз его собирались убить там, на родине, но, слава богу, всякий раз он благополучно отделывался.

– А что же вы подразумеваете, говоря, что он настороже?

– Уж, конечно, не то, что у него дома целый гарнизон, как у этого старого труса прево! О нет, нет, напротив, сейчас он совсем один – ведь все его подмастерья отправились повеселиться в Ванвр. Я собирался пойти к любезному Бенвенуто – составить с ним партию в мяч. Да, на беду, Жервеза оказалась соперницей великого мастера, и, сами понимаете, я предпочел Жервезу.

– В таком случае, я вас заменю, – заявил Мармань.

– Ну что ж, ступайте к нему, такой поступок достоин похвалы. Ступайте, любезный виконт, и передайте моему другу Бенвенуто, что нынче вечером я навещу его. И вот еще что: постучитесь три раза, да посильней, уж так у нас условлено, – он придумал это из предосторожности, остерегаясь верзилы де Марманя, который все строит ему какие-то козни. А вы не знаете этого самого виконта де Марманя?

– Не знаю.

– Эх, жаль! Не то описали бы его приметы.

– Зачем это вам?

– А вот встретился бы я с ним – запел бы он у меня не ту песенку! Сам не знаю почему, но поверьте, любезный виконт, в лицо я не видел вашего Марманя, а просто терпеть его не могу! Попадись он мне только в руки, уж я бы его проучил как нельзя лучше!.. Но, прошу прощения, вот мы и у церкви Августинцев, и я принужден вас покинуть… Да, кстати, как вас зовут, любезный?

Виконт удалился, будто не расслышав вопроса.

– А-а! – протянул Жак Обри, глядя ему вслед. – Видно, любезный виконт, вам угодно сохранить инкогнито! Вот оно, истинное рыцарство, или я вообще ничего в этом не смыслю! Как вам угодно, любезный виконт, как вам угодно…

Тут Жак Обри, заложив руки в карманы и насвистывая песенку, зашагал, как всегда, вразвалку и свернул на улицу Валька, в конце которой жила Жервеза. А виконт де Мармань продолжал свой путь к Большому Нельскому замку.

В самом деле, как и говорил Обри, Бенвенуто был дома один: Асканио где-то бродил, витая в мечтах, Катерина вместе с госпожой Рупертой отправилась в гости к какой-то подруге, а подмастерья справляли праздник святого Элигия в Ванвре.

Ваятель работал в саду над исполинской глиняной моделью статуи Марса, огромная голова которого возвышалась над крышами Большого Нельского замка и, казалось, лицезрела Лувр, когда Жан-Малыш, в тот день стоявший на страже у дверей, введенный в обман троекратным стуком Марманя, принял виконта за друга и провел в сад вместе с двумя сбирами.