Однако тьма бывает всепоглощающей, не позволяющей даже спасительному лучику пробиться сквозь мрак, липкой пеленой, окружающей человеческую душу. Это произошло в день летнего солнцестояния – великий праздник, которого ожидали и боялись одновременно. Христиане праздновали день рождения Иоанна Предтече, а пособники Сатаны – открытие врат преисподней. Так уж повелось исторически: там, где для Церкви святые дни, для ведьм – время кровавых шабашей и разврата, когда падшие могли зачать «благословенное» дитя. Только в этот раз летели ведьмы не на Лысую гору, а аккурат в таинственный замок, в окнах которого танцевало поистине адское пламя.
Возвращаясь домой из придорожной таверны, где Шарлотта подрабатывала, разнося еду, девушка застыла у распахнутых ворот, привлеченная чарующей музыкой, доносившейся откуда-то сверху. Мелодия лилась нескончаемым потоком, одухотворяя и наполняя все существо несчастной. Подобно мотыльку, она летела в губительное пламя. Шаг, за ним еще один, и еще… и вот она уже внутри.
Замок встретил ее на удивление радушно: не было тут ни виселицы, ни кольев с человеческими головами, как, бывало, рассказывали городские старухи, осеняя себя крестом от одного лишь взгляда на старинную громаду. Вспоминая это, Лотти так и не смогла сдержать легкой улыбки, ибо она никогда не могла взять в толк, почему властвовавшая над душами инквизиция, пред ликом которой дрожала чуть ли не вся Европа, обходила эту обитель проклятых стороной.
Мощеный двор, в центре которого находился ветхий колодец, пусть и не пестрил цветочным разнообразием города, но и не вселял леденящий душу ужас, да и пугающего лязга цепей слышно не было.
– «И вовсе не страшно!» – подумала девушка, повернувшись вокруг своей оси, но в мгновение, когда ее глаза встретились с небесным взглядом мужчины, которого она видела лишь однажды и то издалека, сердце девушки пропустило удар.
– И что же занесло такую очаровательную незнакомку ко мне в столь поздний час? – поинтересовался мужчина.
Девушка, не скрывая любопытства, оглядела его с головы до ног, подмечая мельчайшие детали его облика. На вид ему было не более двадцати пяти лет, однако одежда добавляла ему добрый десяток. Чересчур вычурная для этого захолустья, но идеальная для Версаля. Никогда ей не приходилось видеть ничего подобного: поверх белоснежной шелковой сорочки с кружевным жабо надет сюртук из плотного темно-синего шелка, чуть прикрывающий колени, прилегающий к телу на груди, но свободный книзу. Талию оплетал расшитый золотой нитью кушак из серого шелка, из-под рукавов, расширенных после локтей, выбивалось белое кружево искусной работы. Даже ее сестра, славившаяся на всю округу своей искусной работой, пожалуй, не могла сотворить ничего подобного. Бархатные штаны, облегавшие голень с мерцающими застежками по бокам, пегие чулки и туфли завершали этот необычный образ. Взгляд девушки невольно застыл на сияющих брошах на его туфлях: кровавые рубины, заключенные в бриллиантовый плен, чарующе мерцали при предательском свете луны. На миг девушке стало даже стыдно за свое простое серое платье, единственным украшением которого была шелковая вышивка, сделанная Авророй.
– Я… я уже ухожу, мне здесь не место, – проговорила Шарлотта, не в силах выдержать пожирающего взгляда незнакомца. Было в его глазах что-то неземное, проникающее в самое сердце и заставляющее его отбивать чечетку в груди.
– Отчего же, ты как раз вовремя, – улыбнулся мужчина, – мы – я и мои гости – как раз собирались отужинать, – подхватив ее под локоть, он привлек девушку к себе. – Не желаешь к нам присоединиться?
Есть и правду очень хотелось, а воображение уже начинало рисовать перед глазами картины изысканных яств, усеявших господский стол. Ей, девушке из простой семьи, пусть и зажиточной, никогда не предоставлялось возможности прикоснуться к величию высшего общества, его блеску и роскоши, а потому искушение было слишком сильно. Но в то же время, какой-то внутренний голос, наполненный суевериями, заполнял ее душу почти осязаемым страхом, который заставлял ее пятиться назад при каждом его слове.
– Я… простите, я не могу… меня ждут дома, – рука незнакомца сомкнулась на ее запястье, заставив девушку вскрикнуть от боли, но ее голос заглушил душераздирающий крик, эхом отразившийся от древних стен и унесшийся куда-то ввысь, отчаянной мольбой к небесным силам.
На пороге замка, спотыкаясь о холодные ступени, появилась молодая девушка – обнаженная и окровавленная. На ее лице застыла гримаса ужаса, а все тело содрогалось от мучительной боли. Находясь в преддверии безумия, несчастная кинулась к ногам двух женщин, облаченных в расшитые серебром мантии, скрывавшие их лики за широкими капюшонами.
В сознании Шарлотты тут же восстали древние легенды, соединенные с деревенскими байками, и сердцем завладел липкий страх, растекающийся по венам вместе с кровью. Перед глазами пронеслась картина мистического шабаша, черных ритуалов при луне и кровавых омовений, дабы обрести бессмертие. Пользуясь некоторым замешательством присутствующих, девушка выхватила из корсажа небольшой нож, полоснув руку своего обидчика, второй же удар пропорол воздух, скользнув по его щеке, но видеть этого несчастная не могла, ибо первобытный ужас застилал пеленой ее глаза.
Что было сил, Лотти кинулась к подвесному мосту, слыша за спиной удаляющейся голос мужчины, читающего какое-то заклинание на неизвестном ей языке. Сердце трепетало так, что готово было вырваться из груди; воздуха катастрофически не хватало, а ноги будто налились свинцом, не давая и шагу ступить без нечеловеческих усилий, но она бежала. Бежала так быстро, как могла, так далеко, как позволят силы. Все время ей чудились шаги за спиной, а мысли неминуемо уносились к сцене кровавой вакханалии в замке и затравленным глазам девушки, которая подобно загнанной, израненной псами преисподней лани рухнула на каменные плиты проклятого замка, сдаваясь на милость судьбе. Короткий путь до дома, который в былые времена занимал у нее не более нескольких минут, казалось, отнял целую вечность, состарив несчастную на несколько десятилетний. Незамеченными оставались вопросительные взгляды прохожих, ремесленные лавки, даже породистый жеребец, привязанный у городской гостиницы. Несколько минут назад, увидев животное подобной красоты, девушка непременно бы поинтересовалась его владельцем, но не сейчас. Сейчас имел значение лишь страх, плетью хлеставший ее в спину. Лишь около двери своего дома она позволила себе остановиться, с ужасом обнаружив, что во время бегства обронила крест, подаренный отцом.
– О, Господи, – прошептала она, пытаясь привести мысли в порядок. Не было ничего хуже для истинной католички, чем потеря подобной реликвии, тем более при таких обстоятельствах. Сделав несколько глубоких вздохов, девушка дрожащей рукой растворила дверь.
– Лотти, милая, мы тебя заждались! – раздался радушный голос матери, обнимающей запоздалую дочь. – Что так задержало тебя? Садись, ты как раз к ужину.
– Ничего… я… я не голодна, – отчеканила она, собираясь подняться к себе в комнату, но рука отца, ухватившая ее за локоть, заставила холодок пробежать по ее спине. В памяти сразу воскресли аристократические черты темноволосого мужчины: пронзительный взгляд голубых глаз, высокие скулы, прямой нос и едва уловимая усмешка. Невольно в разум закралась мысль о том, как мог Создатель допустить в мире подобную несправедливость? Как такой ангельский лик мог принадлежать такой запятнанной душе?
– Коль угодно, можешь не есть, – строго сказал отец, – но без вечерней молитвы ко сну ты не отойдешь.
Как ни старалась девушка найти утешение в общении с Господом, мысли постоянно уносили ее прочь: туда, где этой ночью властвовали силы более могущественные и более темные, ибо до сотворения Земли во Вселенной существовала лишь тьма. Она была матерью и источником всего сущего, она царила в проклятом замке. И сколь бы долго священники не пытались уверить Шарлотту в обратном, в душе она хранила святую веру в свои убеждения.
