Это слишком страшно, чтобы можно было описать. Совершенно черный, непроницаемый мрак, посредине шар, который то запирал меня, то снова выбрасывал, — я был то внутри, то снаружи, и при этом никакого намека на щель или отверстие. Куда бы я ни шел, всюду натыкался на гладкую стену. Эти огромные белые поверхности кружились у меня перед глазами, сжимались, вытягивались и то накрывали меня, то словно выплевывали. Не знаю, долго ли это продолжалось, — может быть, час. Вскоре стало невыносимо жарко. Почва под ногами пылала. Мне казалось, что мой шлем раскалился докрасна. Дышать становилось все труднее, воздух в скафандре жег, как огонь. Холодильник не действовал; задыхаясь, я упал, — кажется, ударился головой… Что было дальше, не знаю…
Осватич снова опустился на подушки.
— Вот и все. Я ничего не понимаю. Во всем этом нет ни капли смысла.
— Я бы этого не сказал, — возразил Арсеньев.
— Вы думаете, что у меня были галлюцинации?
— Ничуть не бывало. А что касается «бессмысленности» того, что вас окружало, то так мог бы сказать и муравей, попавший внутрь пишущей машинки. Мир не вращается вокруг нас. Мы случайно оказались в поле действия неизвестных нам сил.
— Хотя мы еще всего не знаем, — произнес Лао Цзу, — но то, что случилось с нашим товарищем, вполне объяснимо. Я могу ответить на вопрос, каким образом все это происходит. Но меня беспокоит, что нельзя ответить на другой вопрос: с какой целью это делается?
— Вы можете объяснить, как я попал внутрь замкнутого шара?
— Да.
— И почему я был то вне, то внутри его?
— И это тоже.
— И откуда там взялся свет, хотя вокруг была полная тьма?
— Да.
— Так говорите же!
— Ключ загадки — в двух словах, — ответил физик. — Вы были в сферическом пространстве.
Он придвинулся к столу.
— Почему мы видим какой-нибудь предмет? Только потому, что отраженные от него лучи света попадают в наш глаз. Но если все световые лучи замкнуты в ограниченном пространстве и остаются там все время, то это пространство становится для стоящего извне наблюдателя невидимым. Однако у этого наблюдателя не создается впечатления, что на этом месте находится просто черное пятно. Световые лучи либо огибают это место, либо остаются в нем. В обоих случаях сферическое пространство — настоящая «ловушка» для света — остается невидимым. Наблюдателю кажется, будто из пейзажа вырезан кусок, и края выреза непонятным образом соединены вместе. Еще у первого аппарата, на возвышенности, вы остановились, не зная, что делать, так как потеряли из виду Белый Шар. Он исчез. Так и было, не правда ли?
Мы с Осватичем кивнули.
— А он был на своем месте, только невидим для вас. И вот вам объяснение. Когда Белый Шар действует, вокруг него возникает гравитационное поле, которое искривляет пространство. Когда это искривление переходит известный предел, пространство словно свертывается и замыкается в себе. Получившееся таким образом сферическое пространство может расширяться и сжиматься, как пузырь, в зависимости от силы поля. Когда Осватич подходил к десятому аппарату, гравитационный потенциал вдруг увеличился, сферическое пространство расширилось и поглотило то место, где он стоял. В следующую минуту тяготение уменьшилось, и сферическое пространство сократилось, но в это время Осватич стоял уже вблизи Белого Шара, и поэтому Смит увидел только пустое место. Вот разгадка первой загадки — загадки исчезновения.
Дальше. Вы видели радужные цвета, — обратился физик к Осватичу. — Это очень интересно. В тот момент через место, где вы стояли, проходила граница между обычным пространством и сферическим. Вследствие интерференции световых лучей, а также вследствие особых условий преломления белый солнечный свет на границе обоих пространств разложился, как в призме. Откуда взялся яркий свет, ослепивший вас? Пока Белый Шар действует достаточно интенсивно, сферическое пространство вокруг него днем и ночью освещено падающим светом, ибо световые лучи идут там по круговым орбитам: пойманные днем, они не могут больше вырваться и кружатся бесконечно.
Теперь дальше. Очевидно, шар, который вы видели, и был Белый Шар. Однако вы все время находились вне его, а впечатление, будто вы попали внутрь, создавала перспектива сферического пространства, отличная от линейной перспективы окружающего нас мира. Вы вели себя так же, как — простите за сравнение — пьяный, бегающий около круглой будки и жалующийся, что его в ней заперли. Ваше вынужденное пребывание внутри шара было мнимым.
— Это невозможно!
— Вы ошибаетесь. — Лао Цзу взял листок бумаги и, рисуя, продолжал говорить: — В обычном пространстве, глядя на шар, мы видим его вот так:
Это происходит потому, что свет распространяется прямолинейно, по кратчайшему расстоянию между предметом и глазом. В сферическом же пространстве свет распространяется по дугам кругов. Очутившись перед Белым Шаром, вы видели его вот так:
Глаз видит не только переднюю часть шара, находящуюся перед ним, но и заднюю, в обычных условиях невидимую. А когда в нормальных условиях мы можем видеть всю поверхность шара сразу? Только находясь внутри него. Вот почему вы увидели себя внутри шара. И еще человек может увидеть шар таким же образом, находясь близ внутренней границы сферического пространства. Входя вглубь пространства, он увидит, как шар изменяет форму, становится сначала плоским, а потом выпуклым. Этот обман зрения вызван свойствами сферического пространства. Когда в обычном пространстве предмет отдаляется от нас, мы видим, что он постепенно уменьшается. Однако никто не думает, что он на самом деле уменьшается, так как известно, что это вызвано законами перспективы. Линейной перспективы, прибавлю. Теперь учтите, что в пространстве, окружающем Белый Шар, свет распространяется криволинейно и там перспектива сферическая. Предмет (в данном случае шар), видимый вблизи, кажется выпуклым телом. С большего расстояния — бесконечной плоскостью. С еще большего — вогнутой поверхностью. Я мог бы легко доказать это, построив модели этого изображения в сферической перспективе при помощи стереографической проекции тангенциальных световых пучков. Для этого достаточно знать радиусы дуг, описываемых световыми лучами. Однако я сейчас предпочитаю воспользоваться для объяснения аналогией. Если мы смотрим на железнодорожные рельсы, то видим, что на горизонте они сходятся. Но, несмотря на это, мы отлично знаем, что они остаются параллельными, впечатление, что они сходятся, только кажущееся и вызвано перспективой. Таким же кажущимся было и впечатление, будто шаг становится то плоским, то выпуклым. Если бы мы постоянно жили в сферическом пространстве, мы не принимали бы наши впечатления за действительные изменения формы предметов и научились бы по ним определять расстояния, — точно так же, как, живя в обычном пространстве, мы по опыту знаем, что предметы кажутся нам меньшими, по мере того как от нас отдаляются.
— А почему я не мог уйти оттуда, если, как вы говорите, я все время оставался вне шара? — спросил Осватич.
Физик слегка улыбнулся.
— Если бы вы отошли от шара, закрыв глаза, то вам удалось бы миновать границу сферического пространства; но вы руководились своим зрением, а зрение повиновалось законам криволинейного распространения света. Вы ходили вот так:
— А почему я не попал в сферу этой перспективы, — спросил я, — хотя тщательно обшарил всю местность?
— Потому, что вы подверглись такому же обману зрения, как и Осватич. Обозначим точку, в которой исчез Осватич, буквой «О». Покажите, пожалуйста, в каком направлении вы его искали?