Никки от возбуждения не могла устоять на месте, она металась по пляжу, как кошка, глотнувшая валерьянки.

– Опубликуй это в сборнике Колледжа! – выпалила она, подбежав к шезлонгу Джерри. – Утрёшь нос профессору Дермюррею!

– Согласен, только если ты будешь соавтором, – улыбнулся Джерри. – Окончательное решение увидела ты. Заодно составишь список физических условий, когда возникает такая неустойчивость.

– Спасибо, Джерри, за предложение… – Никки смутилась от неожиданности. – Как ты назвал свою неустойчивость?

– Нашу, Никки, нашу… – улыбнулся Джерри. – Ещё не назвал… У тебя есть идеи?

– Я бы назвала её неустойчивостью тигриных полос!.. Или нестабильностью горячих барханов!.. Или феноменом снежной метели!.. Или антидермюрреевским процессом! – Никки расшалилась и побежала по кромке озера, громко что-то крича и раскинув руки…

Избавившись от коляски, она то и дело бегала – просто не могла устоять на месте. А Джерри от души радовался за неё.

Рождественский бал в Школе Эйнштейна устраивался за день до Рождества. На следующее утро студенты разъезжались на каникулы, и большинство успевало встретить праздник дома, в семьях.

Бал Рождества был главным светским событием года в Колледже – к нему готовились задолго, особенно девушки, много месяцев выбирая по каталогам наряды и страстно обсуждая самые убойные причёски и туфли. Некоторые ради эффектного платья заранее садились на жёсткую диету, отчего портился аппетит и у других, сидящих за тем же столом. Как можно спокойно есть, если соседка-модница смотрит в твою тарелку голодными злыми глазами?

По совету дружелюбной Луизы, парикмахера и модельера Колледжа, Никки заказала себе по марсианскому каталогу платье цвета лаванды с серебряной отделкой. Для Робби пришлось купить отдельную сумку такого же цвета и переселить его туда из потрёпанного рюкзака. Хорошо ещё, что покладистый Робби совершенно не интересовался фасоном своего обиталища. Шнур от шейного импланта шёл к Робби по ремню сумки, поэтому снимать её с плеча было нельзя.

Войдя в зал, убранный для рождественского бала, Никки попала на поляну, окружённую заснеженным еловым лесом. Воздух искрился от мелких снежинок. По краям поляны, не мешая танцующим, стояли столы – прямо в пушистых сугробах меж елей. На столах высились бутылки безалкогольного шампанского, подносы с бутербродами и тортами, канделябры с зажжёнными свечами и вазы с букетами хвойных веток.

Сверху зал освещался полной луной. Вряд ли над эдинбургским замком сейчас сияла такая луна – возможно, её пришлось занять где-нибудь на русских равнинах или в канадских лесах.

По краю поляны горело несколько костров, и, подойдя ближе, Никки с удивлением обнаружила, что костры настоящие – в отличие от голографического снега. Огонь всегда привлекал её – на астероиде она не могла позволить себе такой роскоши – слишком большой расход кислорода.

Она остановилась у костра под большим деревом и протянула ладони к раскалённым языкам пламени. Вокруг расположилась и шумела компания юношей и девушек старших курсов Ордена Совы. Никки никого здесь не знала, но они дружно приветствовали её. Девушки стали заинтересованно рассматривать и обсуждать Никкино платье – а что ещё делать на балу до начала танцев? Невысокий – ниже Никки – мальчик спросил её взволнованным голосом:

– Что тебе принести выпить, Никки?

Она уже открыла рот – попросить любого красного сухого вина, но вовремя вспомнила, что сегодня вся еда уже выставлена на столах, и там явно нет того, чего она хотела попросить. Никки улыбнулась мальчику:

– Спасибо, ничего не нужно.

Он смешался и куда-то исчез.

Пламя язычески буйно танцевало на кусках старых деревьев, собранных кем-то в лесу. Не очень сухие дрова шипели, трещали и стреляли искрами. Никки грелась у костра, посматривая на окружающих школьников – умных, весёлых, дружелюбных, и в какой-то момент на неё снизошло удивительное чувство умиротворения. Она остро почувствовала, как счастлива в Колледже, и ей стало совершенно непонятно, как она смогла прожить столько лет в одиночестве – без этого смеха вокруг, умных разговоров и острых шуточек.

Перед ней снова возник невысокий мальчик, но уже с бокалом красного вина в руке, встреченный дружным смехом компании. Никки удивилась:

– Ты что – читаешь мысли? Где ты это взял?

Мальчик зарумянился:

– Все знают, что ты любишь кьянти и что тебе это разрешено… А это – со стола преподавателей, профессор Майсофт мне помогла. Я сказал, что для тебя…

Никки взяла бокал у него из рук, отпила – не кьянти, но отличное лунное каберне.

– Спасибо! – с чувством сказала она и, повинуясь импульсу счастья, переполняющему её в этот вечер, обняла свободной рукой невысокого мальчика за плечи и поцеловала его в румяную щёку.

Тот вспыхнул ярче костра, но всё-таки сказал высоким голосом:

– Пожалуйста!

Компания засмеялась и захлопала в ладоши. Очень смуглый горбоносый парень сказал, странно растягивая слова:

– Никки, почему тебя, с твоим интеллектом, Волди определил в Леопарды, а не в Совы?

– Наверное, потому что Леопарда с мозгами представить легче, чем Сову с зубами… – пожав плечами, ответила Никки.

– Слушай, Никки, а можно спросить про твою теорию? У тебя в реферате есть одно тёмное место про чёрные дыры, – скаламбурила красивая девочка-Сова в пёстром платье с огромным прозрачным шарфом. – Правда, сейчас бал…

– Спрашивай, конечно, – сказала Никки. – Беседовать у рождественского костра о чёрных дырах – это шик.

– Ты утверждаешь, что космонавт, упавший в чёрную дыру, обязательно из неё выберется. Но ведь даже свет не может улететь с поверхности этой гравитационной могилы! Как же это сможет сделать космонавт, если ничто в этом мире не может двигаться со скоростью быстрее света? – спросила девочка, пристально смотря на Никки.

Вся компания Сов-интеллектуалов с интересом ожидала ответа.

– В чёрной дыре есть одна вещь, которая может летать гораздо быстрее света, – это сама чёрная дыра, вернее, её поверхность, – сказала Никки. – Поверхность Шварцшильда – воображаемая штука, и она может сжиматься или падать к центру во много раз быстрее и фотона, и космонавта. Поэтому поверхность чёрной дыры легко может обогнать падающего космонавта, и он окажется вне её – то есть выберется из чёрной дыры без всякого нарушения теории относительности.

– А почему дыра начинает сжиматься? – спросил рыжий вихрастый мальчишка с короткой верхней губой, открывающей крупные зубы.

– Любое уменьшение гравитационной массы дыры вызывает сокращение радиуса Шварцшильда. Переменность гравитационной массы – это ключевой фактор динамики, как в чёрных дырах, так и в космологии. Вселенная с постоянной массой нежизнеспособна, как пловец с гирей на шее… И чёрная дыра с фиксированной массой – это действительно гравитационная могила. Зато чёрная дыра с массой, переменной из-за испарения в гравволны, не только никого не погребёт, а буквально вывернется наизнанку, но выбросит сумасшедшего космонавта наружу… – сказала Никки. И увидела Джерри, который шёл по залу, высматривая её.

Она подняла руку – юноша заметил Никки среди Сов, заулыбался и направился к ним. Для бала Джерри оделся в бордовую с искрой рубашку и чёрные брюки. Он шагал по залу уверенно и энергично. Этот высокий юноша совсем не был похож на подавленного подростка из Лунного госпиталя, а тоскливое выражение давно исчезло из его глаз.

«Он уже совсем не мальчишка…» – удивлённо подумала Никки, и ей вдруг ужасно захотелось поерошить его длинные каштановые волосы… но она уже понимала, что у людей не принято трогать друг друга без особых причин. Впрочем, даже когда особые причины существуют, люди всё равно зачем-то наступают себе на горло… Дурацкие традиции!

– Где ты был, Джерри? – приветствовала его компания. – Тут Мэтт таскает Никки вино… Она его целует в благодарность! Гляди – уведёт подружку!

Джерри усмехнулся:

– Ребята, вы с ней поосторожнее – это настоящий Леопард… увести её? Ха! Никки идет только туда, куда сама захочет! Её и танком не остановить… были, были прецеденты.