Никто не ответил, и только потом Лоусон вдруг яростно и высокомерно закричал:

– В период национальной катастрофы вашим долгом является служить, страдать и работать во имя спасения страны.

– Что-то я не пойму, почему перекачивание моих заработков в карман Орена Бойла должно способствовать спасению страны!

– Вы должны пойти на определенные жертвы во имя общественного блага!

– Что-то я не пойму, почему Орен Бойл является большим общественным благом, чем я.

– Но мы обсуждаем сейчас вовсе не Орена Бойла! Вопрос не в личностях, он значительно шире. Речь идет о сохранении материальных ресурсов страны, таких, как заводы, и спасении всего промышленного потенциала Америки. Мы не можем допустить разрушения такого огромного предприятия, как завод мистера Бойла. Он нужен стране.

– Я полагаю, – медленно произнес Реардэн, – что страна нуждается во мне намного больше, чем в Орене Бойле.

– Ну конечно! – с испуганным энтузиазмом закричал Лоусон. – Вы нужны стране, мистер Реардэн! Вы ведь это понимаете, да?

Однако жадное удовольствие, испытанное Лоусоном при намеке на знакомую формулу самопожертвования, тотчас испарилось при звуке голоса Реардэна, холодного голоса дельца, ответившего:

– Понимаю.

– Дело не только в Бойле, – умоляющим тоном заговорил Хэллоуэй. – Экономика страны не может сегодня выдержать столь большого сдвига. Есть еще и тысячи рабочих завода Бойла, поставщики и покупатели. Что будет с ними, если «Ассошиэйтэд стал» окажется банкротом?

– А что будет с моими рабочими, поставщиками и покупателями, когда банкротом окажусь я?

– Вы, мистер Реардэн? – недоверчиво произнес Хэллоуэй. – Вы же самый богатый и самый мощный промышленник в стране на данном этапе!

– А что будет на следующем этапе?

– Что?

– Как долго, вы полагаете, я могу производить себе в убыток?

– О, мистер Реардэн. Я безгранично верю в вас!

– Ко всем чертям вашу веру! Как я могу производить себе в убыток?

– Вы справитесь!

– Как?

Ответа не последовало.

– Мы не можем теоретизировать о будущем, – вскричал Висли Мауч, – когда речь идет о том, как избежать надвигающейся национальной катастрофы! Мы должны спасти экономику страны! Мы должны что-то сделать! – Невозмутимый заинтересованный взгляд Реардэна вынудил его забыть об осторожности. – Если вам это не нравится, можете ли вы предложить лучшее решение?

– Конечно, – легко согласился Реардэн. – Если вас интересует только производство, то уйдите с дороги, отмените все свои чертовы постановления, пусть Орен Бойл лопнет, дайте мне возможность купить «Ассошиэйтэд стил» – и она будет производить тысячу тонн в день на каждую из шестидесяти домен.

– Но… мы не можем этого позволить! – вскрикнул Мауч. – Тогда получится монополия!

Реардэн усмехнулся.

– Ладно, – равнодушно сказал он, – тогда пусть купит главный инженер моих заводов. Он будет работать лучше Бойла.

– Но это будет означать, что мы дали сильному преимущество над слабым! Мы не можем этого допустить!

– Тогда к чему эти пустые разговоры о спасении экономики страны?

– Все, чего мы хотим… – Мауч замолчал.

– Все, чего вы хотите, – это производство без людей, способных производить, разве не так?

– Это… это теория. Просто теоретическая крайность. Мы хотим только временного улучшения, исправления.

– Вы ставите временные заплатки уже годы. Разве вы не понимаете, что ваше время вышло?

– Это просто тео… – Голос отказал Маучу, и он замолчал.

– Ну хорошо, пусть, – осторожно начал Хэллоуэй, – но ведь мистер Бойл в действительности… не так и слаб, он чрезвычайно способный человек. Просто дела его приняли печальный оборот, которого он не ожидал. Он вложил большие суммы в общественно значимый проект помощи слаборазвитым странам Южной Америки, а потом их медный кризис нанес ему тяжелые финансовые потери. Так что сейчас речь идет лишь о том, чтобы дать ему шанс поправить дела, протянуть руку помощи, оказать временную поддержку – не больше. Все, что надо сделать, – это просто разделить убытки между всеми, тогда все встанут на ноги и будут процветать.

– Вы делите убытки уже больше сотни… – Реардэн по молчал. – Больше нескольких тысяч лет, – медленно продолжил он. – Неужели вы не понимаете, что вы уже у самого конца этой дороги?

– Это только теория! – рявкнул Висли Мауч. Реардэн улыбнулся.

– Но мне знакома ваша практика, – мягко произнес он, – и я пытаюсь понять именно вашу теорию.

Он знал, что вся их программа затеяна конкретно ради Орена Бойла. Он знал, что работа столь запутанного механизма, приводимого в действие обманом, угрозами, давлением, шантажом, – механизма, подобного сошедшему с ума компьютеру, который выбрасывает по прихоти момента любые случайные числа, – в итоге свелась к тому, что Бойл получил возможность давить на этих людей, чтобы они оторвали для него последний кусок добычи. Знал он и то, что сам Бойл не был причиной произошедшего или самым существенным его элементом; Бойл оказался лишь случайным пассажиром, а не создателем этой адской машины, которая разрушила мир, не Бойл сделал это возможным, равно как и ни один из сидевших в этой комнате. Они тоже были пассажирами в этой машине без водителя, дрожащими любителями автостопа, которые понимали, что их неуправляемая машина в конечном счете рухнет в пропасть; и вовсе не страх и не любовь к Бойлу заставляли их мчаться все по той же дорожке и гнать машину навстречу своему концу, а нечто другое, не имевшее названия, что-то, что они знали и в то же время не хотели знать, нечто не являющееся ни мыслью, ни надеждой, что он узнавал только по своеобразному выражению их лиц, пугливому выражению, говорившему: «А вдруг мне удастся как-нибудь выпутаться». Почему? – думал он. Почему они считают, что могут выпутаться?

– Мы не можем позволить себе никаких теорий! – кричал Висли Мауч. – Мы должны действовать!

– Хорошо, я могу предложить еще одно решение. Отчего бы вам не отобрать у меня мои заводы и не руководить ими самим?

От такого предложения они просто ударились в панику.

– О нет! – задохнулся Мауч.

– Мы и не думали об этом! – вскричал Хэллоуэй.

– Мы за свободное предпринимательство! – вопил доктор Феррис.

– Мы не хотим причинить вам вред! – кричал Лоусон. – Мы ваши друзья, мистер Реардэн. Разве мы не можем работать все вместе? Ведь мы ваши друзья.

В другом конце комнаты стоял стол с телефоном, скорее всего, тот же самый стол и тот же самый телефон – и перед глазами Реардэна внезапно возникла фигура человека, склонившегося над телефоном, человека, который уже тогда знал то, что он, Реардэн, начал понимать только теперь, человека, который боролся с собой, чтобы отказать ему в той же просьбе, в которой он отказывал теперь находившимся в комнате людям; он увидел и конец этой борьбы, искаженное лицо человека, смотревшего ему прямо в глаза, и услышал его голос, с отчаянием, но отчетливо выговаривающий: «Мистер Реардэн, клянусь женщиной, которую я люблю, – я ваш друг».

Тогда он посчитал эти слова предательством и оттолкнул этого человека, чтобы уйти служить людям, смотревшим на него сейчас. Так кто же оказался тогда предателем? – подумал он; он подумал об этом почти без эмоций, не имея права на эмоции, осознавая только торжественную и почтительную ясность. Кто принял решение дать людям, сидящим здесь, денег, чтобы они могли снять этот номер? Кем он пожертвовал и ради кого?

– Мистер Реардэн, – проскулил Лоусон, – в чем дело? Он повернул голову, заметил, что Лоусон со страхом следит за ним, и догадался, что тот увидел на его лице.

– Мы не хотим отбирать у вас заводы! – кричал Мауч.

– Мы не хотим лишать вас вашей собственности, – вторил ему доктор Феррис. – Вы нас не понимаете!

– Начинаю понимать.

Еще год назад, подумал он, они, наверно, застрелили бы меня; два года назад они конфисковали бы мою собственность; поколения назад люди их типа могли позволить себе роскошь убивать и грабить, не считая нужным скрывать от себя и своих жертв, что их единственной целью является вполне материальный грабеж. Но их время ушло, ушли в прошлое и их жертвы, ушли раньше, чем обещало расписание истории, и им, бандитам, теперь оставалось только созерцать неприкрытую реальность собственных целей.