Прежде всего я обратился к Кичик-беку и, похвалив его за верность своему государю, старался разного рода обещаниями склонить его к переходу снова на мою сторону, по он нс согласился подчиниться мне.

Такую же похвалу я воздал амиру Хамиду. После них я выразил свое горячее одобрение Искандар Углану за то, что он пожертвовал собой за Ильяс-Ходжу; я просил пленных военачальников объяснить мне, чему следует приписать, что они, обладая таким многочисленным войском, были тем не менее побеждены. Они ответили, что, по их мнению, это объясняется тем, что слава о моей непобедимости внушает воинам моих врагов такой панический страх, что каждый мой удар по силе действия равен тысяче ударов.

«Какому же наказанию должен я вас подвергнуть», – спросил я. Они ответили, что заслужили казнь, но что в таком случае в стране Чете найдется много людей, которые сочтут своим долгом отомстить за своих соотечественников; если же я отпущу пленных, то слава о моем великодушии привлечет ко мне многих людей, которые подчинятся мне, узнав о милостивом отношении моем к пленным. «Ты сам знаешь, что лучше: мстить или прощать», – говорили мне пленные. Я снова попробовал заманчивыми обещаниями склонить их к переходу на мою сторону, но они не согласились, и я убедился в непоколебимой преданности их своему повелителю. Щедро одарив их, я освободил их и других пленных и отправил всех к Ильяс-Ходже. Вскоре я получил известие, что Ильяс-Ходжа пришел на берег Сыр-Дарьи у Ходжента. Я немедленно двинулся туда с войском, но не нашел Ильяс-Ходжи. Амира Сайфиддина и амира Джагу я послал, чтобы овладеть Самаркандом, а сам я стал охотиться и с охотой тоже приблизился к Самарканду. Много моих родных и знакомых вышли ко мне навстречу со словами: «истинное дело исполнилось».

Я остановился в Самарканде и послал человека, чтобы собрать отставших по дороге воинов. В это время мне исполнилось 37 лет.

Племена страны Чете, без всякого постороннего влияния, начали враждовать между собою и возмутились против своего правительства. Желая быть полновластным правителем, я отправился для отражения их. В это время я получил сведения, что амир Хусайн, тайно действуя во вред мне, сговаривается с начальником племени Тумны, что меня делать ханом не следует, а надо выбрать Караджуй Чагатая. Я написал амиру Хусайпу письмо, в котором высказал мнение, что на царство годен лишь тот, кто много и счастливо воевал и кто уничтожит врагов. Амир Хусайн, сговорившись с начальниками племени Тумны, отыскал находившегося в бедности и неизвестности Кабуль-Шаха, внука Чагатай-хана, и посадил его на престол. Я пришел в Кеш и там остановился. Когда наступила весна, распространился слух, что мятежники Чете с большим войском намерены напасть на Мавераннахр. Амир Хусайн в страхе поспешил собрать совет преданных ему военачальников, и они порешили, что война с войском Чете без моего участия немыслима. Будучи в безвыходном положении, они написали мне прошение. Хусайн писал, что он – мой верный друг, что свою дружбу ко мне он докажет потом; что, не подражая обыкновенному приему – уверять в своей преданности, писать об этом, он просто догадывается о моем к нему расположении по симпатии, которую он сам чувствует ко мне. О поданном мне прошении узнал и воспитатель Кабуль-Шаха. Он сейчас же умертвил Кабуль-Шаха и поспешил прийти ко мне, предлагая мне принять его к себе на службу. Я, находя, что он очень дурной человек, если решился убить своего повелителя, и, желая, чтобы он достойным образом был наказан за свое гнусное злодеяние, отослал его к наследникам убитого им Кабуль-Шаха, чтобы они могли убить злодея так же, как он убил их родственника.

Потом я собрал много войска и сообщил амиру Хусайну, что я собираюсь идти войной на Чете, и отправился для защиты пути через Дарью. Всего у меня собралось до семи тысяч войска, которое я и разделил на семь частей. Я послал гонца к амиру Хусайну, и он, присоединившись ко мне, расположился вблизи моего стана. Мои шпионы донесли мне о положении дел в войске Ильяс-Ходжи следующее: Ильяс-Ходжа со всем своим войском остановился в местности Бад. Правым и левым флангом командуют в его войске Сангин-Богадур и Хаджи-бек, а сам Ильяс-Ходжа с богадурами находится в центре. Кипчак-богадура Ильяс-Ходжа выслал на разведку вперед. Я, в свою очередь, послал на рекогносцировку: Альджай-ту, Шир-Баграма, Пулат-буга, амира Пархат и Малик-богадура, под общим начальством

Кутлуш Саланчи Арлата. На фланге я назначил Саз Буга и Тимур-Ходжу, а остальных богадуров оставил при себе. Амир Хусайн перешел реку. Я высказал ему, что, по моему мнению, следует нам обоим с двух сторон одновременно напасть на войско Ильяс-Ходжи, но амир Хусайн не согласился со мной: он находил, что не следует разделять свои силы надвое; видя, что убедить его нет никакой возможности, я решился последовать его совету.

Вскоре перед нами появилось войско Ильяс-Ходжи.

Видя многочисленность войск неприятеля, я смутился и, следуя усвоенному мною обычаю, загадал по Корану. Мне открылся стих: «Бог уже помогал вам во многих битвах». Я получил уверенность в успехе, прочитав этот стих. В это время с обеих сторон передовые отряды вступили в бой. Со стороны неприятеля Хаджи-бек, смяв Саланчи-богадура, бросился на отряд амира Хусайна и, с первого же натиска, обратил его воинов в бегство: войско разбежалось в разные стороны. Я молился, чтобы Бог послал побольше твердости в бою остальным моим начальникам и войскам. В это время амир Шамсутдин, со своим отрядом, тоже направился в сторону отряда амира Хусайна. Я, с находившимися подле меня войсками, напал на амира Шамсутдина, смял его и прогнал к отряду Ильяс-Ходжи. Удар был настолько силен, что произвел панику в войске Ильяс-Ходжи. Амиру Хусайну я послал приказание, чтобы он скорей двигался на соединение со мной, что неприятель испуган и поэтому следует теперь же напасть на него, так как расстроенного неприятеля легче победить и обратить в бегство. Амир Хусайн без всякой уважительной причины не исполнил моего распоряжения и не пришел, хотя я посылал за ним 10 раз. Мне стало ясно, что амир Хусайн изменил мне. Видя это, я отступил и остановился. Войско неприятеля было также измучено, и они тоже отступили. В эту ночь я не имел возможности ни на минуту слезть с лошади. Амир Хусайн, пропустив удобный момент, когда надобность в нем миновала, присоединился ко мне. Мы поставили с четырех сторон сторожевые посты и под их прикрытием провели ночь спокойно. Настало утро. После заклинаний «ядачи», находившихся при войске неприятеля, пошел сильный дождь, что нам крайне повредило, затрудняя наше движение. Несмотря, однако, на это неудобство, я со своими богадурами начал сражение, приказав трубить в трубы. Вскоре нам удалось поймать и убить «ядачи», накликавшего дождь, и дождь тотчас же перестал. Я с войском бросился на неприятеля с такой силой и стремительностью, что враг не в состоянии был вынести натиск и войско Ильяс-Ходжи разбежалось. Мои воины их преследовали, а я с двумя тысячами всадников остался на месте и приказал играть военной музыке.

Вдруг, совершенно нечаянно, на нас напал амир Шамсутдин, который тогда был главнокомандующим, с несметными полчищами войска. Я тотчас же послал ему навстречу тысячу всадников. В этот день сражение продолжалось без перерыва до наступления темноты. Тысяча всадников, посланных мною, все погибли вследствие многочисленности врагов. Убедившись, в этом, я решил, что невозможно продолжать бой, и в эту же ночь выступил по направлению к городу Кеш. Вот что случилось с нами из-за того, что амир Хусайн не захотел последовать моему совету – напасть на Ильяс-Ходжу сразу с двух сторон. Для меня стало ясно, что двоевластие в военном деле крайне пагубно отражается на успехе военных предприятий и потому немыслимо. Подтвердилась поговорка, что две головы рогатых баранов (кочкар) нельзя сварить в одном котле. Амир Хусайн, перейдя Аму-Дарью со своими родственниками и приближенными, остановился на берегу реки, рассчитывая бежать в Индустан, если враги двинутся в его сторону. Амир Хусайн и меня приглашал последовать за ним, но я отказался и сказал, что рассчитываю предварительно собрать побольше войска и тогда надеюсь с успехом напасть на войско Ильяс-Ходжи. Вскоре я собрал два отряда. До моего сведения дошло, что военачальники Чете с войском пришли и расположились в самаркандских горах. Поэтому я поспешил назначить три отряда войск под начальством Тимур-Ходжи Углана, Аббас-Богадура и Чадырчи Богадура, которым я приказал возможно скорей напасть на войско Чете. За первыми тремя отрядами я отправил еще два, под начальством Дауд-Ходжи и Инду-Шаха, которым приказал составить резерв для передовых отрядов. Эти два отряда скоро догнали передовых, но те, своим малодушием, уничтожили и в двух задних отрядах всякую уверенность в победе и потому Дауд-Ходжа и Инду-Шах повернули назад. Я вскоре узнал о случившемся. Бежавшие военачальники и сами были смущены своим поступком. По дороге они встретили только Кепек Тимур-богадура, главного военачальника Чете, дрались с ним, бежали и, по одиночке, возвратились ко мне. Собрав рассеянные войска, я двинулся с находившимися при мне отрядами в сторону Балха и остановился на берегу реки Аму. В этом месте ко мне присоединилось много народу. Кепек-хан, Туман и Ильчи-Бугай Сальдур с большим войском пришли ко мне. Мы получили известие, что войска Чете осадили и разграбили несколько городов. Встревоженный этим, я переправился через Аму-Дарью. В это время из Самарканда нам дали знать, что туда пришли враги. Жители, по имея крепости, баррикадировали улицы и рассчитывали, что я с войском приду к ним на выручку. Я немедленно двинулся к Самарканду с тысячей всадников.