2) нельзя воображать, будто мы живем в мире, где нет места искуплению. Поэтому мы не должны считать очевидное для нас зло вездесущим и всемогущим, с которым нельзя бороться;
3) мы живем не в древнем Израиле, поэтому — приведу лишь один пример — нам не нужно восстанавливать иерусалимский храм и возобновлять жертвоприношения;
4) мы не живем во времена земного служения Иисуса, а потому не должны считать, что временный запрет на благовестие язычникам (Мф. 10, 5–6) распространяется и на нас. (О том, что этот запрет носил временный характер, свидетельствует его отмена сразу после воскресения Иисуса в Мф. 28,19. Не всегда так легко разобраться в происходящем, но даже в самых трудных случаях, как правило, где–то кроется ключ к разгадке. Примером могут служить мучительные размышления Павла об иудейских законах.)
Сформулируем это следующим образом. Мы читаем первые две главы Бытия, как начало пьесы, в пятом акте которой живем мы сами. Быт. 3–11 представляют собой второй акт, а история Израиля от Авраама до Мессии (кратко изложенная Павлом в Гал. 3 и Рим. 4) — третьим. Читая историю земной жизни Иисуса, мы погружаемся в решающий и кульминационный четвертый акт. Мы сами не живем в нем — не странствуем вместе с Иисусом по Палестине, не видим воочию, как он исцеляет людей, проповедует и садится за стол с изгоями общества, не ломаем голову над его планами последнего путешествия в Иерусалим — однако именно это ложится в основание нашего собственного, пятого акта. Более того, рассказ об Иисусе, явление которого стало решающим моментом в истории Израиля и главным событием в истории искупления создателем своего творения, имеет первостепенную важность для действующих лиц пятого акта. Поэтому как устная традиция проповеди Иисуса, так и написание канонических Евангелий в свойственной им повествовательной манере, были и остаются одним из его основополагающих моментов.
Итак, жить в пятом действии — значит, опираясь на все вышесказанное, осознавать, что именно с нашей помощью великое повествование движется теперь к своему логическому завершению. Когда мы, наконец, окажемся у цели, там не будет ни Храма, ни таинств, ни даже, осмелюсь сказать, молитвы в привычном для нас смысле этого слова, ибо все растворится в непосредственном присутствии Бога и в его любви. Нам уже не нужно будет читать Писание — не потому, что оно утратит свою значимость, а потому что оно, подобно карте, приведет нас к желанной цели. Именно этому я хотел бы посвятить последний раздел своей книги.
Крайне важным во многих современных дискуссиях является то, что наши взаимоотношения с Ветхим и Новым Заветами существенно отличаются друг от друга, причем мы заявляем об этом, нисколько не умаляя своей приверженности Ветхому Завету как бесспорно значительной части Священного Писания. Новый Завет — основополагающий документ пятого акта. Несмотря на многочисленные перемены, произошедшие в человеческом обществе, мы продолжаем жить в том же действии исторической драмы об отношениях Бога с его творением, что и апостолы и евангелисты. За все это время не произошло ничего подобного великой смене действий (от третьего акта к четвертому и от четвертого к пятому), имевшей место в период, отделявший их от Торы, Пророков и Исторических писаний. Даже с учетом того, что авторы Нового Завета (вопреки частым заявлениям об обратном) с большой ответственностью относились к Ветхому, между нами нет того разделения, которое существовало между апостолами и их каноническими предшественниками.
Называя себя христианами, мы должны поведать миру об Иисусе, появление которого стало кульминационным моментом в истории Израиля и легло в основу нашей собственной. Мы стали непосредственными преемниками христиан, живших когда–то в Коринфе, Ефесе и т. п., и потому не можем оставить без внимания все сказанное им, как если бы эти слова были обращены к нам самим. Нельзя отрицать актуальность Посланий, ссылаясь на разделяющий нас отрезок времени или на произошедшие за этот период общественные и культурные сдвиги, под влиянием которых они, якобы, устарели и вводят теперь своих читателей в заблуждение. Неотъемлемой частью христианского ученичества можно назвать способность видеть в Новом Завете основание для еще не завершенного пятого акта, признавая, что его ни в коем случае нельзя вытеснить или дополнить. Пятый акт продолжается, но его первая сцена не подлежит изменениям, оставаясь критерием оценки различных импровизаций, возникающих в последующих сценах. Только при этом условии церковь может и дальше жить под властью Писания, или, как я неоднократно подчеркивал, под властью Бога, осуществляемой им через Писание.
Новый Завет предлагает нам заглянуть в самый конец повествования. Его итогом станет не наше вознесение на небеса, как следует из многочисленных гимнов и молитв, а завершением нового творения. Наша задача заключается в том, чтобы с помощью Святого Духа и молитвы написать достойный сценарий происходящего между первоначальными событиями и главным документом с одной стороны, и окончательным установлением Божьего царства — с другой. Как только мы уясним эту структуру, все остальное понемногу встанет на свое место.
Понятие импровизации очень важно, хотя зачастую оно и понимается совершенно неправильно. Как известно любому музыканту, импровизация отнюдь не означает всеобщий беспредел. Она предполагает необходимость постоянно и тщательно прислушиваться ко всем окружающим голосам, а также проявлять неослабное внимание к темам, ритму и созвучию исполняемого произведения, в которое вплетается и наша партия. В то же время она приглашает нас, беспрекословно подчиняясь партитуре и прислушиваясь к звучащим вокруг нас голосам, искать новые возможности самовыражения при условии, что они, в конце концов, приведут нас к новозаветной цели — завершению нового творения, провозвестником которого стало воскресение Иисуса. Уже исполненная музыка, звучащие вокруг нас голоса и обещанное совершенное созвучие всех инструментов нового мира вместе задают параметры импровизации, допустимой в процессе чтения Писания и подтвержденной собственным примером проповеди содержащегося в нем евангелия. Каждый христианин, каждая церковь вольны предлагать свои вариации на заданную тему, но ни один христианин и ни одна церковь не вправе нарушать мелодию. Возвращаясь к образу театра, актеры и труппы, к которым они принадлежат (различные церкви), вольны разыгрывать новые сцены. Но никто из них не имеет права вставлять в пьесу сцены из других произведений или менять концовку. Если бы мы понимали это, мы были бы уже на пути к взаимному уважению и полноценной жизни под властью Писания.
Таким образом, мы должны стать приверженцами исключительно контекстуальной трактовки Писания. Каждое слово необходимо толковать в контексте стиха, каждый стих — в контексте главы, каждую главу — в контексте книги, и, наконец, каждую книгу — в ее историческом, культурном и каноническом контексте.( Конечно же, может возникнуть противоречие между историей создания одной из частей Писания и местом, отведенным ей в завершенном каноне. В таком случае необходимо принимать во внимание оба фактора.) Все Писание культурно обусловлено. Наивно было бы отрицать это в отношении одних частей Писания, считая их в каком–то смысле главными или универсальными, и признавать — в отношении других, с облегчением оставляя их в стороне. Учение о божественной природе Иисуса культурно обусловлено: как писал Павел, воплощение произошло, когда пришла полнота времени (Гал. 4, 4), и одной из составляющих этой полноты следует считать культуру, созвучную такому развитию событий. Учение об оправдании по вере также культурно обусловлено: оно могло появиться только в мире, знакомом с понятиями Божьей справедливости, с иудейским законом и с обещаниями, данными Богом Аврааму. Библию необходимо читать с полным и ясным осознанием подобного контекста.
Это очень сложная, хотя и волнующая задача. К счастью, сейчас существует больше средств, облегчающих ее выполнение, чем когда бы то ни было. Их так много, что новичку порой трудно разобраться, с чего начать.
