Я вышла вслед за мадам Дюбуа и попала в другое двухэтажное помещение. В отличие от ярко освещенной студии под нами, стены здесь были покрыты черным лаком, а плотные обсидиановые шторы от пола до потолка закрывали все окна, блокируя солнечный свет. Комната обставлена в стиле минимализма: сочетание гладкой черной кожи, сверкающего стекла и полированного никеля, предметы симметрично расставлены на блестящем полу из черного дерева. Вдоль одной стены — встроенная книжная полка, заполненная справочниками и каталогами. Встроенное галогенное освещение приглушенное, но достаточное, чтобы осветить высокую вазу из оникса, наполненную белыми благоухающими цветами — гардениями — на большом журнальном столике. А также искусно развешанные черно-белые фотографии потрясающей женщины в роскошных черных платьях. Я окинула взглядом комнату и задалась вопросом: что за человек здесь жил?

— Мисс Олбрайт?

Богатый баритон прерывал мои мысленные метания. Я резко вскинула голову, и мой желудок свело.

Навстречу мне шел самый красивый мужчина, на которого я когда-либо смотрела. Высокий, примерно шесть футов четыре дюйма³, стройный и мускулистый. С копной черных волос и такой же темной щетиной, черты лица — чистое мужское совершенство. За исключением черной повязки, закрывающей его правый глаз, которая каким-то образом добавляла ему привлекательности. Другой его глаз — цвета голубого пламени, сияющий на фоне смуглого цвета лица и полностью черного наряда, состоящего из кашемирового свитера, обтягивающего его мускулы, и отутюженных брюк из тонкой шерсти, идеально сидящих на его внушительном теле. Его ноги украшали мягкие черные кожаные мокасины в тон ремню, и я заметила, что он не надел носков.

От его вида у меня ослабли колени, а тело горело. Мое дыхание стало затрудненным, а мысли превратились в кашу. У меня возникла внезапная потребность поскорее сесть, пока мои ноги-спагетти не отказали. Я никогда в жизни так себя не чувствовала.

— Мисс Олбрайт? — повторил он, выводя меня из ступора и возвращая к настоящему моменту.

— Да, — пролепетала я, впервые заметив матовую черную папку в его правой руке.

— Хорошо, — сказал Роман, опускаясь на огромный кожаный диван, положив папку на журнальный столик рядом с цветами. К ней была прикреплена дорогая на вид черная авторучка. — Пожалуйста, присаживайся.

В полубессознательном состоянии я опустилась в одно из глубоких кресел напротив него. Конечно, это оказалось не самое мое изящное движение, но, по крайней мере, я не упала. Мне все еще было трудно дышать, его испепеляющий взгляд заставлял меня чувствовать еще большее головокружение. Больше жара. Быть более неспокойной.

— Может ли мадам Дюбуа принести тебе что-нибудь?

Вентилятор! Я отрицательно покачала головой.

— Ты уверена? — Он изучал меня, и мне показалось, что тот видел меня насквозь. — Может быть, газированной воды?

Хотя в горле у меня сухо, как в пустыне, я ответила дрожащим «нет, спасибо». Он тоже отказался и отпустил внимательную женщину. Мы остались наедине. На заднем фоне тихо играла классическая музыка, наверно, Шопен.

Ничуть не успокоившись, я поставила рюкзак на пол и закинула одну ногу на другую. Один глаз моего спутника путешествовал по моим разноцветным колготкам с принтом бабочек, и я заметила, как он ухмыльнулся. Сжав ноги вместе, я попыталась успокоить нервы и отвлекающие покалывания между бедер. Он взял папку.

— Прежде чем мы начнем, мисс Олбрайт, кстати, очень подходящее имя для тебя, мне нужно, чтобы ты подписала соглашение о неразглашении.

— Соглашение о неразглашении? — непонимающе проблеяла я, хотя мне стало легче от того, что он считал меня Харпер. В своем растрепанном состоянии я, честно говоря, совсем забыла, что выдала себя за нее.

— Соглашение о неразглашении или конфиденциальности. Все, что я скажу, останется только между нами.

Он пододвинул соглашение вместе с авторучкой — «Монблан» — через столик. Я просмотрела документ, но слова расплывались из-за волнения, поэтому просто быстро поставила подпись и дату в отведенном для этого месте внизу, изо всех сил стараясь подражать неровному почерку Харпер. Потом положила ручку обратно на стол, а он убрал документ в папку.

— Подписывая соглашение, ты также соглашаешься задавать только те вопросы, которые я предварительно одобрил.

Я кивнула.

— Конечно.

— Я буду отвечать только на эти вопросы. Никаких дополнительных личных вопросов быть не должно. Я охраняю свою частную и личную жизни. Один вопрос о том или другом, и это интервью будет немедленно закончено. — Он сделал паузу, и его пылающий взгляд снова внимательно впился в меня. — Понятно?

— Да. — Мой голос был настолько дрожащий и приглушенный, что я едва услышала саму себя.

Его обжигающий взгляд не отрывался от меня.

— И еще одно. Мне понадобится твой телефон. Пожалуйста, положи его на стол.

— Зачем?

— Просто еще одна мера предосторожности для защиты моей личной жизни.

Паника закралась в мою кровь.

— Но все вопросы, которые я хочу задать вам, находятся в моем телефоне.

Он пренебрежительно пожал плечами.

— Их не так уж и много. И я уверен, что раз ты их написала, то должна их знать.

О боже! Надеюсь, я смогу их вспомнить. Если спрошу что-то, что не было заранее одобрено, я уйду отсюда, не успев сказать «бу». И все испорчу!

— Телефон, пожалуйста, — отрывисто повторил Херст, когда очередная волна паники обрушилась на меня. Содрогаясь от вздоха, я подняла рюкзак и начала рыться в нем в поисках мобильника. Пальцами быстро нащупала его. В последней попытке оставить гаджет себе, я сказала сидящему передо мной грозному мужчине, что планировала записать наше интервью на телефон и сделать несколько фотографий.

Роман свел брови вместе.

— Еще одна причина сдать его. Не хочу, чтобы кто-то увидел, как я выгляжу, или услышал мой голос. А теперь, мисс Олбрайт, может, хватит терять время?

Я неохотно достала телефон из рюкзака, отчаянно пытаясь вспомнить вопросы, которые прислала мне Харпер. С какой стати я согласилась на это? Нервная смесь угрызений совести и опасений бурлила в моем нутре. Проклятая Харпер! Черт бы тебя побрал!

— Пожалуйста, выключи его, — приказал он. — Или я сделаю это за тебя.

А он властный. Я сделала, как он просил. И, не дожидаясь, пока изображение заставки с бабочкой потускнело, положила телефон на стол.

— Начинай. — Еще одна резкая команда.

Мое сердце пропустило удар. Я теребила свой счастливый кулон в виде бабочки, оттягивая время, прокручивая вопросы в голове. К счастью для меня, художник во мне — внимательный наблюдатель, и я могла запомнить почти все, что видела.

Все еще на взводе, я прерывисто вздохнула. И уже собралась задать первый вопрос, как Роман остановил меня.

— Мисс Олбрайт, я полагаю, ты будешь записывать мои ответы дословно. Ты захватила с собой блокнот и ручку, как это сделал бы любой хороший журналист? — Слова «любой хороший журналист» были пронизаны сарказмом. Неужели он подозревал мой фарс?

— Конечно, — согласилась я с напускной уверенностью, вынимая из рюкзака блокнот и ручку Pentel. Всегда носила их с собой, ведь никогда не знаешь, когда придет вдохновение. Поэтому легко нашла их. Держа ручку, положила блокнот на колени. Он смотрел на нее, и густая чернильная бровь над его здоровым глазом вздернулась вверх, как вороново крыло.

— Хм. Блокнот для набросков? Довольно странный выбор для журналиста.

Я издала нервный смешок, откручивая колпачок ручки.

— Мне нравится рисовать. Мне это подходит. — Я быстро перелистала несколько страниц, заполненных цветными карандашными набросками различных видов бабочек, пока не дошла до чистой страницы. Я чувствовала его взгляд на себе.

— Очень хорошо. — Он закинул ногу на ногу, удобнее усаживаясь на диване в ожидании моего первого вопроса. Мое тело напряглось, я сглотнула, преодолевая спазм в горле.

— Что вдохновило вас стать дизайнером одежды?