Не похоже было, что здесь жил одинокий старик. Казалось, квартира принадлежала респектабельному мужчине средних лет, и он не умер, а вышел погулять или в магазин. О том, что квартира пустует достаточно давно, говорил лишь толстый слой пыли на светлом ламинате.
Рада не стала разуваться, решив, что пол все равно придется мыть, и прошла в погруженную в сумрак комнату, видимо, служившую то ли залом, то ли кабинетом. Занавешенные тяжелыми шторами окна казались особенно унылыми. Рада замерла напротив них и внезапно заметила мелькнувшую за тяжелой тканью тень, очень похожую на человеческую. Крик застрял в горле. «Что за черт!» – пробормотала девушка и кинулась вперед. Чувствуя, как быстрее начинает стучать сердце, рванула шторы и уставилась в пыльное окно, выходящее во двор.
– Ничего не понимаю, – пробормотала Рада, снова задернула плотную ткань, отступила, но на сей раз не заметила ничего странного. Обычные шторы на обычном окне.
Девушка еще немного постояла, всматриваясь, но потом поняла, что, вероятнее всего, ей почудилось. Рада тряхнула волосами, потерла руками лицо, пытаясь прийти в себя, и продолжила осмотр.
Угловой диван стоял рядом с журнальным столиком. Массивный письменный стол в углу. На полированной, имитирующей камень столешнице девушка, к величайшему удивлению, обнаружила закрытый ноутбук. Стены от пола до потолка занимали стеллажи с книгами.
Дома у родителей тоже имелась неплохая библиотека, но она не шла ни в какое сравнение с той, которую собрал прадед. Можно было насчитать не одну сотню корешков. Рада медленно прошлась вдоль полок к окну. Провела рукой по старым шершавым переплетам, даже не обращая внимания на заголовки – она успеет их изучить позже, сейчас же есть лишь время оглядеться по-быстрому. Девушка раздернула темно-коричневые, с золотистым орнаментом шторы, и в большое окно хлынул солнечный свет. В воздухе тут же сверкнули переливающиеся пылинки, и Рада интуитивно попыталась разогнать их ладонью. «Здесь точно стоит как можно быстрее все вымыть, – решила она, – а то уже в горле першит от пыли».
Квартира удивила. Рада рассчитывала получить свободную, собственную жилплощадь, а оказалась в сундуке с загадками. Здесь было чисто, аккуратно и дорого.
Прадед не бедствовал, и, похоже, находился в здравом уме и твердой памяти, иначе чем объяснить ноутбук и книги? Видимо, Степан Григорьевич не чуждался технического прогресса. Вторая комната, в которую вела темно-коричневая дверь со стеклом, оказалась маленькой спальней, примыкающей одной стеной к общей кухне. Именно здесь сделали перепланировку, о которой сказал мрачный провожатый. Часть комнаты отгородили, и сейчас там находился индивидуальный санузел. «Ничего примечательного», – заключила Рада, заглянув в приоткрытую дверь. Белая раковина-тюльпан, скромная душевая кабина и унитаз. На батарее до сих пор висит темно-синее полотенце.
Вот сама спальня Раде не понравилась, эта комната была совсем старческой. Узкая кровать на панцирной сетке, платяной шкаф у стены и тумбочка с лекарствами.
– Здесь я спать не буду, – заключила девушка и торопливо вышла. Находиться в спальне было не очень приятно. Рада не могла отделаться от ощущения, что прадед, вполне возможно, умер именно здесь. От этих мыслей по спине пробегали мурашки, и хотелось очутиться как можно дальше.
Вернувшись в зал, девушка испытала облегчение. Присела на широкий диван и наконец-то скинула туфли. Ноги гудели, и нестерпимо хотелось выпить кофе. Рада закрыла на секунду глаза, чтобы немного отдохнуть и прийти в себя.
Стоило составить план действий. Завтра с утра нужно сходить к нотариусу, а сегодняшний вечер можно посвятить уборке, и хорошо бы купить кровать в спальню, жаль, личных денег у Рады было немного. Девушка торопливо открыла конверт с оплатой за квартиру, который передал парень, и присвистнула, увидев сумму. Потом мысленно поделила ее на шесть месяцев со дня смерти прадеда и решила, что выгонять Рыжую не будет. Если уж она не мешала прадеду, ей точно не помешает, а деньги за аренду квартиры будут очень кстати. Того, что скопилось за полгода, хватит не только на кровать с матрасом, но еще и останется на комфортную жизнь в течение как минимум месяца, а если экономить, и двух. Одна проблема решилась сама собой. Хотя бы работу на лето искать не придется.
Настроение улучшилось. Рада достала из рюкзака открытые сланцы, гель для умывания и новое полотенце – самые важные вещи. Переобулась, умылась и вышла на кухню в надежде раздобыть кофе. На натуральный она, конечно, не рассчитывала, но планировала выпросить у своей квартирантки хотя бы пару ложек растворимого.
Рыжая сидела на подоконнике с чашкой ароматного кофе в руках. Одуряющий запах плыл по помещению, у Рады даже потекли слюнки. Похоже, художница тоже любила божественный напиток, и не растворимый, а молотый.
– Хочешь? – поинтересовалась Рыжая, лукаво улыбнувшись. – В турке еще осталось, наливай. Чашки – в верхнем левом ящике. Стеклянная, с панорамой города, – его любимая… – с легкой грустью сказала она и тихо добавила: – Я ее подарила на день рождения. Года два назад…
В ее голосе прозвучала тоска, и Раде стало не по себе. Посторонняя девушка, квартирантка, оказалась ближе прадеду, чем она сама. Разве это правильно?
Рыжая прислонилась спиной к откосу. Она отмылась от краски и распустила волосы, которые теперь золотились в лучах солнца и напоминали нимб – мелкие кудряшки, торчащие в разные стороны, словно солнечные лучики. Волосы у Рыжей были довольно длинные и спускались ниже лопаток, но основная их часть сосредоточилась вокруг миловидного лица, по форме напоминающего сердце – острый подбородок, широкие скулы и ямочки на щеках.
– Какой он был? – наконец решилась спросить Рада. Достала из шкафа кружку, про которую говорила новая знакомая, и плеснула в нее все еще ароматный, но уже слегка остывший кофе.
– Странный, – не задумываясь, ответила художница, крепче обхватив глиняную чашку. У Рыжей были короткие ногти, не покрытые даже прозрачным лаком, длинные пальцы и худые запястья с тонкой, фарфоровой кожей, сквозь которую просвечивали голубые вены. Девушка походила на фею – хрупкое, волшебное существо. Ей ли говорить о странности?
– Странный… – Рада усмехнулась и присела на табуретку. – Очень уж расплывчатое определение.
– Поверь, оно ему подходило!
Рыжая спрыгнула с подоконника и поставила кружку в мойку.
– Так ты заберешь картину? – сменила она тему. Видимо, говорить про Степана Григорьевича художница почему-то не хотела.
– Заберу. – Рада пожала плечами. – Если расскажешь, с чего ты ее рисовала.
– Даже покажу, – ответила она, исчезла за дверью и вернулась буквально через минуту. – Вот!
Рыжая протянула помятый, испачканный масляной краской альбомный лист. Саму картину в раме она прислонила к кухонному шкафчику.
Рада осторожно развернула листок и поняла, что это ничего не дает. У нее в руках оказалась обычная ксерокопия не очень хорошего качества.
– Мне кажется, это сделано из какого-то журнала или из книги… Я еще ругалась, что рисовать копию с ксерокопии репродукции, да еще такого качества, просто невозможно. Здесь же и цвета толком не разглядишь, и лицо хоть и хорошо видно, рисовать неудобно! А он мне тогда ответил: «Алена, ты же девочка талантливая. Уверен, что сама додумаешь так, как нужно!» Я вообще предполагала, что Степан Григорьевич хотел обновить интерьер и поддержать меня. Зимой как раз было плохо с деньгами. Думала, Новый год буду отмечать, в лучшем случае, с бутылкой пива. А тут он так вовремя со своим заказом…
– Здесь вроде бы какие-то буквы. – Рада попыталась разглядеть надпись под копией портрета, но она была очень мелкой, и на буквах стояла большая зеленая клякса.
– Говорю же! Этот портрет из какой-то книги или журнала.
– Странно… а почему у этой девушки на плече нет бабочки? А на твоей картине есть. Тоже желание прадеда?
– Нет… – Казалось, Рыжая немного смутилась, закусила губу, словно размышляя, сказать или нет, но потом отшутилась, улыбнувшись: – Бабочка прилетела сама. Но, согласись, она неплохо тут смотрится?
