Он убежит в ночь. Немедленно. Сейчас. И пусть кого-нибудь другого обнимает злая ведьма, его Бабуля. А мама, когда вернется, увидит живого сына.

Но в дверях выросла огромная уродливая тень. Отступать было некогда, и смертельный, леденящий кровь ужас охватил Джорджа… В это мгновение зазвонил телефон. Джордж схватил трубку и закричал — он просил помощи, умолял, чтобы его спасли — но ни звука не вырвалось из сдавленного страхом горла. Бабуля стояла в дверях в своей розовой рубашке, опираясь огромными руками о косяк, желтые волосы обрамляли оплывшее зловещее лицо… Она усмехалась.

— Руфь? — это был голос тети Фло, едва слышный сквозь треск и завывание. — Руфь, это ты? — тетя Фло из Миннесоты, две тысячи миль отсюда.

— Помогите! — прокричал Джордж, и все, что вырвалось из него, был сдавленный хриплый шепот.

Бабуля медленно двинулась к нему, протягивая руки, сжимая и разжимая их в воздухе. Она ждала этого объятия 5 лет — и теперь не хотела отступать.

— Руфь, ты меня слышишь? Здесь такая буря, и мне… мне стало страшно… Связь плохая… Руфь, я не слышу!

— Бабуля, — произнес наконец Джордж. Желтая туша нависла над ним.

— Джордж? — голос тети Фло неожиданно стал прекрасно слышен, будто она была рядом. — Джордж, это ты?

Он отступал от надвигающихся рук — и обнаружил, что сам, как последний идиот, отрезал себе путь к отступлению, забившись в угол между раковиной и кухонным шкафом. Ужас сковал все его существо, и он мог только повторить в трубку снова и снова:

— Бабуля! Бабуля! Бабуля!

Холодные руки прикоснулись к его горлу, и Джордж уже едва слышал далекий, словно доносящийся не только с расстояния в тысячи миль, но и пролетевший сквозь года голос тети Фло:

— Скажи ей лечь, Джордж. Скажи, что она должна это сделать во имя твое — и во имя ее отца. Ее духовного отца звали ГАСТУР. Успокойся, и скажи ей это…

Морщинистая рука с неожиданной силой дернула шнур. Телефон отключился. Джордж сжался в комок в своем углу, огромная зловещая тень накрыла его…

— Ложись! Успокойся! Именем Гастура! Гастур! Ложись!

Ее руки смыкаются на шее Джорджа, холодные как лед и…

— Ты должна! — кричал мальчик. — Тетя Фло сказала — именем Гастура! Моим именем!

…и сжимают ее в объятии, неотвратимом, как смерть… сжимают…

Когда огни старенького авто часом позже загорелись вдалеке на дороге, Джордж сидел за столом перед так и не прочитанным учебником истории. Он встал, подошел к двери, отпер ее… Телефон с оборванным шнуром безжизненно молчал. Ветер на улице, чуть утихнув, шуршал желтыми листьями. Мама вошла, стряхнула прилипший к пальто лист:

— Ах, такая непогода. У тебя как, все нормаль… Джордж! Джордж, ЧТО СЛУЧИЛОСЬ?! — кровь отхлынула от ее лица, ставшего мертвенно-бледным, глаза расширились.

— Бабуля, — сказал мальчик. — Она умерла. И заплакал.

Мать обняла его и устало прислонилась к стене, словно из нее разом ушли все силы.

— Джордж… что-нибудь еще? Что ЕЩЕ случилось? — Ветер разбил веткой окно в ее комнате. Мама отпустила его, вгляделась в лицо и, не говоря ни слова, быстрыми шагами направилась в комнату Бабули.

Она вернулась с обрывком зеленой ткани в руках — это был клочок рубашки Джорджа. — Я вынула из ее рук, — прошептала мама.

— Я ни о чем не буду сейчас говорить, — устало ответил Джордж. — Слишком хочется спать. Позвони тете Фло, если хочешь. Спокойной ночи, я пойду.

Он пошел в комнату, оставив приоткрытой дверь, чтобы слышать, что делает мама. Она так и не позвонила тете Фло ночью — потому что был поврежден шнур. Не будет этого и следующим вечером — потому что незадолго до ее прихода домой Джордж произнесет пару десятков странных слов (некоторые изуродованная Латынь, другие — заклинания друидов) — и за две тысячи миль отсюда тетя Фло скоропостижно скончается от инфаркта.

Он разделся и лег в постель, заложив руку за голову. Медленно, постепенно на лице его проступила зловещая жуткая усмешка. Теперь все — ВСЕ — будет по-другому. Например, Бадди.

Бедняга, он ведь, вернувшись, опять возьмется за свое: Пытка Краснокожих и прочие щенячьи штучки, — и Джордж, возможно, позволит ему поразвлечься на виду у других…

Но ночью, когда они останутся одни в этой темной спальне… Джордж беззвучно рассмеялся. Как говорит тот же Бадди, это — Классика!