Несмотря на складывавшиеся в ОВД взаимоотношения между отдельными государствами-членами блока, военная составляющая пакта усиливалась.

Таблица 5

Долг Балканских государств-членов ОВД за военные поставки из СССР в млн советских рублей на 1961 г.[182]

Американская разведка отмечала этот факт и делала вывод о том, что к 1965 г. центрально-европейские и балканские члены Восточного блока уже должны были обладать внушительной силой: 880 боевыми самолётами, 555 вертолетами, 6075 танками, 17312 бронетранспортёрами, 554 радарными станциями, 41440 комплектами радиосвязи и другим боевым снаряжением и техникой[183].

В целях реализации программы военно-технического переоснащения болгарских вооруженных сил осенью 1961 г. Москва сообщила Софии о возможности обеспечить до конца года болгарские ВВС 150 самолетами МиГ-17 и МиГ-15 бис, 9 реактивными разведывательными самолетами Ил-28, оснащенными 12 боекомплектами авиабомб и 5 боекомплектами стрелковых боеприпасов. Стоимость предоставлявшейся техники и вооружений оценивалась в 24 млн рублей по ценам 1961 г., из которых болгарская сторона оплачивала 8 млн за счёт будущего кредита со сроком погашения 10 лет и 2% годовых[184]. Военно-технические и организационные реформы болгарских вооруженных сил были призваны усилить позиции НРБ в регионе, тем более, что её важность как балканского члена Восточного блока отмечалась и в НАТО. Поставки советских вооружений Болгарии вызывали особый интерес у соседних Греции и Турции, где болгарским вооруженным силам в случае возникновения военного конфликта предстояло самостоятельно вести боевые действия до подхода основных советских частей. Греческая разведка, как стало известно болгарским контрразведывательным органам, обладала к апрелю 1961 г. информацией «из хорошего источника» о том, что «во время своего последнего посещения Москвы болгарские руководители ставили вопрос о снабжении болгарских вооруженных сил современным оружием и особенно атомным, так как Болгария отставала в этом отношении от других стран (Венгрии, Румынии) и находилась в невыгодном положении по отношению к Греции с точки зрения (имевшихся у неё – Ар. У.) вооружений»[185]. Осведомленность греческой разведки свидетельствовала о том, что ей, судя по всему, стало известно о создании в 1961 г. 10-го смешанного авиационного корпуса под командованием генерала С. Симеонова, включавшего подразделения ВВС в Безмере и Чешнигорово, лётный состав которых отрабатывал приёмы бомбометания ядерных зарядов[186]. Греческая сторона также фиксировала во второй половине лета 1961 г. передислокацию большого количества подразделений БНА к границе с Грецией и Турцией[187].

Укрепление союзнических взаимоотношений СССР и НРБ проходило на фоне углублявшегося советско-албанского конфликта. Особую остроту он начал приобретать в конце зимы – начале весны 1961 г. Обмен письмами между Главнокомандующим Объединенными вооруженными силами Варшавского договора маршалом СССР А. А. Гречко и министром обороны НРА генерал-полковником Б. Балуку (25 февраля, 27 марта, 28 марта), а также памятными записками (22 марта и июнь 1961 г.)[188] свидетельствовал о приближении разрыва между Москвой и Тираной, что, в свою очередь, влияло на отношения Албании с Варшавским блоком[189]. Тем временем в Албании шла подготовка к открытому судебному процессу над Т. Сейко и несколькими представителями высшего звена АПТ. Суд, проходивший в мае 1961 г. и признавший виновными обвиняемых, приговорил некоторых из них к смертной казни, включая самого Т. Сейко. Официально им вменялось в вину сотрудничество с греческой и югославской разведкой[190] и планирование государственного переворота[191]. Однако на неофициальном уровне (что не было секретом для высшей партийной номенклатуры) все подсудимые подозревались в подготовке просоветского заговора и переворота.

Ухудшение советско-албанских отношений ускорилось весной 1961 г., когда после серии конфликтов на военных объектах базы Влёры Москва предприняла радикальные шаги, направленные на ликвидацию своего военного присутствия в Албании, руководство которой продолжало отказываться от принятия антисталинских идейно-политических тезисов и проводило избранный курс, направленный на усиление взаимодействия с китайским руководством. Решение Президиума ЦК КПСС, принятое в марте 1961 г., легализовало ликвидацию базы во Влёре, но было крайне остро воспринято в Тиране. Албанские власти, пытаясь не допустить ухода ряда военно-морских судов (включая подводные лодки), а также вспомогательной техники, предприняли шаги по блокированию базы с использованием поставленных ранее СССР вооружений (береговой артиллерии, минных заграждений и т. д.). Поэтому выход из территориальных вод базы Влёры оказался для советских военных судов серьезно затруднен, и Москва была вынуждена оставить часть судов ВМФ в распоряжении албанцев[192].

26 апреля 1961 г. Кремль разорвал договор о предоставлении советских кредитов Албании. На заседании Политического Консультативного Комитета ОВД была принята секретная резолюция, требовавшая от албанской стороны предоставить союзникам по пакту подтверждение факта нападения на Албанию со стороны Греции и VI американского флота (о чём заявляло ранее албанское коммунистическое руководство)[193]. Попытка албанского руководства сделать ссылку именно на подготовку подобного нападения, а не как на уже свершившийся факт агрессии, была воспринята в ПКК с подачи Москвы с подозрением относительно намерений Тираны использовать фактор потенциальной внешней угрозы для оправдания своей позиции в споре с Кремлем о методах использования советским ВМФ базы во Влёре. Поэтому Э. Ходжа постарался в начале июля 1961 г. восстановить сокращавшиеся экономические и оборонные контакты с блоком, но ему не удалось достичь этого. Более того, делегация АПТ не была приглашена на встречу компартий стран Варшавского пакта, состоявшуюся в августе того же года. Одновременно албанская сторона внимательно наблюдала за действиями СССР в отношении Движения неприсоединения, где одну из ведущих ролей играла Югославия, которую Э. Ходжа рассматривал как потенциального противника. В телеграмме, направленной в Тирану албанским послом в Москве Н. Насе 5 июня 1961 г., сообщалось о попытках советской стороны, хотя и осторожно, фактически создать внутри этой организации блок стран, которые бы выступили с жёстких и непримиримых «антиимпериалистических» и «антиколониальных» позиций в соответствии с подготовленной для XV сессии ГА ООН государствами Азии и Африки резолюцией по разоружению. В ней осуждались эти два явления, и она не была принята, в конечном счёте, на заседания Генеральной Ассамблеи. На этот раз Москва стремилась использовать также и Декларацию о деколонизации, являвшуюся официальным документом ООН[194].

В октябре 1961 г. Хрущёв уже открыто заявил в своей речи на XXII съезде КПСС о неприемлемости политической практики и идеологических воззрений руководства АПТ, что вызвало ответную реакцию Э. Ходжи. Последний сделал жёсткие заявления в адрес руководства КПСС и лично Хрущёва на международном коммунистическом совещании 16 ноября 1961 г. В декабре того же года Москва отозвала своих дипломатов из Албании и обратилась к Тиране с заявлением о нецелесообразности пребывания албанского посольства в СССР, что, по сути, означало разрыв дипломатических отношений, который сопровождался ожесточенной публичной полемикой.