– Ты хочешь сказать, – жалобно заныл Пьемур, – что я бедный ученик, которого наставник нещадно лупит?

– Попал в самую точку! – фыркнула Менолли.

Поздно вечером в дверь бочком протиснулся запорошенный пылью оборванец и, тяжело шаркая, направился к постели, не спуская глаз с Пьемура. Сначала мальчик решил, что это какой-то бродяга заблудился в поисках кабинета мастера Олдайва. И тут в манерах пришельца, который сначала показался ему робким, почти испуганным, прямо на глазах появилось что-то новое.

– Сибел? – Что-то неуловимое в повадке незнакомца подсказало Пьемуру, кто это. – Неужели ты?

Запыленный бродяга распрямился и, заливаясь смехом, подошел к постели.

– Теперь я спокоен: в Наболе меня никто не узнает! Сильвину мне тоже удалось провести. Она сказала, что у тебя остались кое-какие лохмотья, которые как раз сгодятся придурковатому пастушонку.

– Почему это пастушонку?

– А почему бы и нет? Ты, парень, небось, в этом деле здорово разбираешься, – загнусавил подмастерье, подражая тягучему выговору горцев, и сразу превратился в невзрачного оборванца, недавно вошедшего в лечебницу.

Несмотря на некоторое недовольство, – Пьемур вовсе не жаждал играть роль, с которой, как ему казалось, он расстался навсегда, – он был в восторге от перемены, произошедшей с Сибелом. Ничего, он справится ничуть не хуже!

– А мастер Робинтон не меня не сердится?

– Ни капельки. – Сибел энергично потряс головой.

Тут в комнату впорхнула Кими и принялась сердито отчитывать Сибела, который заставил ее ждать за дверью. Сибел посерьезнел и погрозил Пьемуру пальцем.

– Учти, тебе придется беречь себя, на этом настаивает мастер Олдайв. Мы все дали ему страшную клятву, что тебе предстоит легкая прогулка. Хоть голова у тебя на редкость крепкая, а все же после такого падения осторожность не повредит. Поэтому, вместо того, чтобы трястись вместе со мной от самого Руата, – а именно таков был мой первоначальный план, – Сибел притворно нахмурился, услышав, как мальчик залился смехом, – ты полетишь с Н'тоном, и он на рассвете высадит тебя в долине, прямо у холда Набол. А уж оттуда мы вместе не спеша направимся на ярмарку продавать нашу превосходную скотинку.

– Зачем? – в упор спросил Пьемур. Излишняя осторожность не принесла ему ничего, кроме неприятностей. Так что на этот раз он предпочитал знать все до мелочей.

– По двум причинам, – ни на секунду не задумавшись, ответил Сибел. – Если окажется, что в холде Набол действительно больше файров чем…

– Так вот что он имел в виду!

– Кто?

– Лорд Отерел. На Рождении. Я слышал, как он с кем-то разговаривал… с кем – не знаю… Так вот, он сказал: «Мерон получает больше, чем ему причитается, а мы остаемся с носом». Тогда я не понял, но вполне возможно, что лорд Отерел говорил про файров, ведь правда?

– Очень может быть. Жаль, что ты мне не рассказал об этом раньше.

– Я не знал, что тебя это заинтересует. Ведь тогда я ничего толком не понял, – жалобно протянул Пьемур, заметив, что Сибел недовольно нахмурился.

Подмастерье улыбнулся, спеша успокоить мальчика.

– Откуда же тебе было знать? Зато теперь тебе известно все. Мы знаем, что лорд Мерон получил своих первых файров от Килары почти четыре Оборота назад, так что они могли успеть отложить яйца всего раз, ну, самое большее – два. И он уж наверняка постарался лично распределить эти новые яйца. Однако он раздал их гораздо больше, чем по нашим расчетам у него могло оказаться. И вторая, не менее важная вещь: в холд поступает великое множество товаров, которые потом… бесследно исчезают.

– Мерон торгует с Древними?

– Лорд Мерон – ты не должен даже в мыслях забывать его титул, мой дорогой!… Что касается твоего предположения, то оно вполне правдоподобно.

И за свой товар он получает файров целыми кладками? Да еще яйца от своих собственных пар! Пьемура раздирали противоречивые чувства: злость – подумать только, лорд Мерон Наболский загребает не причитающуюся ему долю яиц, когда более достойные люди – к ним Пьемур относил и самого себя – должны Оборотами ждать своей очереди, чтобы запечатлеть это редкое существо; праведное негодование – лорд Мерон – мысленно он превращал этот титул в малопристойное ругательство – намеренно бросает вызов Бендену, якшаясь с отправленными в ссылку Древними; и, наконец, волнующее предвкушение того, что ему, Пьемуру, судьба может подарить случай уличить подлого обманщика.

– Вот две главные вещи, которые я хотел тебе сказать. Теперь третья, в некотором смысле еще более важная: нас интересует, кто из кровных наследников Мерона наиболее угоден простому люду.

– Так, значит, он все-таки умирает? – до сих пор Пьемур был уверен, что вызов мастера Олдайва был ложной тревогой.

– Да, от изнурительной болезни, – загадочно усмехнулся Сибел. Встретившись с ним взглядом, Пьемур с изумлением заметил в глазах подмастерья неприкрытое злорадство. – Можно даже сказать, что лорд Мерон получил по заслугам, учитывая его… особые наклонности.

Пьемуру очень хотелось узнать подробности, но Сибел поднялся.

– Мне пора. А ты, Пьемур, отдыхай и постарайся, чтобы с тобой больше ничего не случилось.

– Отдыхать? Я уже наотдыхался…

– Что, надоело? Так уж и быть, попрошу Рокаяса, чтобы задал тебе побольше барабанных сигналов – позубри на досуге. Сразу станет веселее, и устать не устанешь! – Пьемур сердито фыркнул, чем вызвал веселый смех подмастерья.

– Только если это будет Рокаяс.

– Обещаю. Кстати, он уверен, что ты усвоил куда больше, чем предполагает Дирцан.

Пьемур ухмыльнулся, прочитав во взгляде Сибела невысказанный вопрос, но ответить не успел: дверь за подмастерьем закрылась.

Подтянув колени к груди, Пьемур медленно покачивался в постели, размышляя обо всем, что поведал ему Сибел. И старался угадать: что же Сибел от него скрыл?

Кое о чем Сибел действительно умолчал – например, о том, как холодно и темно окажется в тот предрассветный час, когда Пьемур будет отправляться в путь. Менолли в сопровождении Красотки и Крепыша пробудила его от беспокойного сна: паренек так боялся проспать, что забылся только под утро. Он ощущал дружескую поддержку Менолли, когда они вдвоем, подгоняемые нетерпеливым чириканьем файров, спотыкаясь в темноте, пробирались через двор к ярмарочному лугу. Вот Лиот повернул голову, и они уже увереннее зашагали на свет его переливающихся, как алмазы, глаз.