Карл пришел в бешенство.

Страна, которую он желал использовать как инструмент для достижения своих великих целей, вдруг начала проявлять, собственную волю и обнаруживать собственные желания.

Король решил принять меры на случай возможных неприятностей в будущем. Он выслал двоих доверенных людей в Северную Германию, в Ганновер, с довольно большими деньгами, чтобы там набрать (в полнейшей тайне) небольшое, но боеспособное войско. Придет момент, когда нечто подобное может понадобиться при обострении обстановки.

Кроме того, его величество решил разобраться, кто именно мутит воду в стране. Он не верил, что все происходит само собой. Народы и даже их парламенты не способны к самостоятельным разумным действиям. Одна мысль, одна воля лежит в основе всего, и не важно, как называются одежды, маскирующие подобное положение вещей.

Интересно, что в данном случае Карл Габсбург был прав.

Ему не пришлось слишком напрягаться. Его главный соперник не считал нужным маскироваться. Правда, его величество ошибочно считал, что противник этот маскироваться просто-напросто не умеет.

Кардинал Хименес!

Король не виделся с ним около полугода и каждый раз удовлетворенно кивал, когда поступало известие, что здоровье старого негодяя все ухудшается.

Однажды, однако, он задался вопросом, сколь же бездонны запасы жизненной силы в этом человеке, если он до сих пор не умер. Ведь к подагре у него прибавились ужасающие почечные колики, размягчение мозга и гнойная сыпь по всему телу!

Вполне естественно, что его величество захотел встретиться с таким человеком.

Фон Гооге, министр двора Карла Габсбурга, был отправлен в мадридский дом кардинала с длинным витиеватым предложением о встрече. Долговязый, худой как жердь и все, что на нее похоже, нидерландец, вознесенный на одну из вершин испанской власти фантастическим стечением исторических обстоятельств, очень был удивлен этим поручением.

Он, как и многие другие, считал кардинала фигурой из прошлого, фигурой отставной, если не комической. Ему было странно со своих придворных высот спускаться в затхлую кастильскую прихожую. Хитрый Карл, прекрасно понимая, чтр умный кардинал оценит уровень посланца, рассчитывал его этим психологически подкупить в самом начале переговоров.

Кардинал оценил все, что нужно было оценить.

Фон Гооге был отправлен от ворот мадридского дома восвояси.

Король задумал было вспылить, мстительно обидеться, но потом сообразил – не надо. Глядя на министра двора, который в удивленном виде очень напоминал бледную лошадь, он расхохотался:

– На каком языке вы представились?

Фон Гооге гордо поднял глупую голову:

– На родном, ваше величество.

– Родном кому, Рууд?

– Родном вам, ваше величество.

– Я все понял, идите распорядитесь насчет охоты.

– Вы меня понижаете до егермейстера?

– Да.

– За что, ваше величество?

– За чрезмерную догадливость.

На следующий день в Мадрид из Севильи поскакал другой гонец, знающий кастильское наречие, и с письмом, начертанным на нем же.

Вызывающее поведение старика говорило о том, что король не ошибся в своих подозрениях на его счет. Кардинал знает свою силу, что ж, король покажет, что тоже ее знает. Король готов сделать вид, будто он признает что-то вроде первенства за мудрым Хименесом де Сиснеросом.

Карл ехидно усмехнулся, добравшись в своих размышлениях до этой мысли.

Кардиналу за все придется заплатить. Он даже перед министром двора в долгу, не говоря уже обо всем прочем!

Кардинал Хименес принял приглашение короля к разговору. Но каким-то странным образом. Он сообщал, что готов встретиться с его величеством у себя дома. Тяжелая болезнь не позволяет ему предпринять продолжительное путешествие.

В тот же день Карл отдал приказ собираться.

– Куда едем? – вопрошали придворные.

– В Мадрид,—последовал ответ.

Двор впал в недоумение.

Отменена охота.

Отменен бал.

Ради чего? Ради поездки в этот заштатный городишко?

Фламандская свита была не совсем права. В эти годы Мадрид рос и развивался быстрее, чем все другие города Кастилии. Он уже почти достигал размеров Толедо и обогнал Вальядолид. Он отстраивался на особый, испанский манер, и всякий, кто обладал хотя бы минимальным историческим чутьем, понимал, что этому городу суждено великое будущее.

Дом кардинала Хименеса располагался вне городских стен, в огромной платановой роще. Там бродили, как в лесу, косули, лоси и кабаны. Кардинал, несмотря на свою испанскую кровь, не любил охоту. Даже в молодости. С годами он, естественно, укрепился в этой неприязни.

Но вегетарианцем отнюдь не был.

Ни в столовой, ни в политике.

Когда доложили о прибытии короля, он сидел на бepeгy небольшого озера в переносном деревянном кресле. Слуги топтались за его спиной между деревьями шагах в десяти, всегда готовые приблизиться по первому знаку.

Его преосвященство не любовался природой. Глаза его были закрыты. И перед мысленным взором проносились картины другого рода.

С левой стороны к креслу приблизился Скансио и тихо прошептал:

– Его величество.

Кардинал не удивился. Ни тому, что король прибыл, ни тому, что он прибыл именно сейчас.

– Сходите за бумагами.

– Да, ваше преосвященство.

Карл Габсбург был великолепен на траве между платанами. Его появление в Испании ввело новую моду на придворные цвета. Фердинанд Католик носил в основном черное и красное и предпочитал, чтобы при его дворе одевались так же. Даже дамы. По этому поводу даже шутили, что его величество находится в вечном трауре.

Новый король любил жизнь и не считал нужным это скрывать. Розовые чулки, голубые колеты, белые перья на шляпах, бежевые плащи, серебряные каблуки – вот каким предстал двор Карла пред очами больного старика, тайного штурмана испанской политики. Старик дремал.

Карл выразительно посмотрел на Скансио.

Тот снова осторожно приблизился к переносному креслу и снова прошептал:

– Его величество.

Свита короля пребывала в затяжном недоумении. Что, собственно говоря, происходит, спрашивали их кривые улыбки и выпученные глаза. Этим вопросам не суждено было скоро прекратиться. Кардинал сказал секретарю: