За это придется платить?

Да.

Но никакая плата не будетслишком,большей за то, чего задумал добиться кардинал Хименес.

Старый человек знал, что молодой король попытается его обмануть, но знал также и то, каким образом заставить его выполнить свои обещания.

Карл знал, что кардинал подозревает его в намерении замотать дело, но рассчитывал, что неподвижному подагрическому старику будет трудно настоять на своем.

– Я знал, ваше преосвященство, что поездка в Мадрид доставит мне огромное наслаждение, но все же она превзошла мои ожидания.

Кардинал деликатно улыбнулся в ответ. В его улыбке было не больше жизни, чем в оскале черепа.

– Я догадывался, ваше величество, что вы человек, тонко и глубоко чувствующий, но вы поразили меня, показав себя человеком, чувствующим очень тонко и очень глубоко.

Карл Габсбург снисходительно покивал. Похвалы такого рода ему выслушивать еще не приходилось. Тоже еще, чувствующий король!

Кстати, что именно чувствующий?

– Скажите, ваше преосвященство, где вы отыскали этого поразительного человека?

– Кого вы имеете в виду?

– Монаха, который ведет следствие.

– Отец Хавьер, говоря строго, сам меня отыскал. И, можно сказать, принудил заняться этим делом.

– Принудил? Вас?

Сановный череп вновь осклабился:

– Силою своих аргументов.

– Ах, силою аргументов!

– Я знал его и прежде. Отец Хавьер был духовником короля Фердинанда.

Видимо, было бы разумнее не упоминать об этом. Правители не любят, когда им напоминают о временах и людях прежнего царствования. Но Хименес де Сиснерос не хотел прятаться за недоговоренности и умолчания. Нельзя смотреть в глаза великой цели прищурившись. Пусть Карл ревнует католический мир к памяти Фердинанда Католика. На эту ревность можно будет не обращать внимания.

– Ах, короля Фердинанда?

– Да.

– И что, его величество был согласен с открытиями и выводами своего духовника?

– Он не знал их во всех деталях, а с тем, что было ему известно, согласен не был.

Карл Габсбург усмехнулся, как бы говоря, что если такой святоша, как Фердинанд, позволял себе сомневаться, то уж он, человек значительно более земной, имеет на сомнения полное право.

– Удивительно, что королю Фердинанду в качестве духовника было угодно иметь человека со столь въедливым умом. Вашему отцу Хавьеру скорее подошла бы должность начальника фискальной службы или место портового таможенника.

– Проблема, к которой он сам себя приставил, не распадается на несущественные мелочи, сколь ни измельчай ее дотошным исследованием.

– Не спорю, не спорю.

Оба одновременно почувствовали, что разговор иссяк. Король к этому моменту припас кое-что.

– Ваше преосвященство, вы, наверно, заметили, что я не любитель всякого рода оттяжек и проволочек. Когда мне надо что-то решить, я тут же иду и решаю.

С этими словами король извлек из своего камзола еще один свиток.

– Что это, ваше величество?

– Письмо генералу толедских кортесов.

– Вы думаете, такие дела решаются письмами?

– Такие дела начинаются с писем. С писем, после которых они уже не могут быть не решены.

Пока кардинал читал, король улыбался. Он знал, что текст письма составлен заковыристо и хитро. Среди людей Карла были люди умственно более зрелые, чем фон Гооге.

– Я бы написал по-другому, и было бы лучше, напиши это письмо мой секретарь.

Карл мельком посмотрел на Скансио.

– Но я подпишу ваш документ.

– Замечательно.

– При одном условии.

– Смотря каком.

– Сообразном этой ситуации.

Скансио протянул королю свой свиток.

Король всплеснул руками:

– А вы кому вздумали писать, ваше преосвященство?

– Это ваше послание. Вы сочиняете за меня, я – за вас. Вы – письма…

– А вы, ваше преосвященство, приказы.

– Да. Это приказ о присвоении звания капитана лейтенанту Мартину де Варгасу плюс к этому повеление этому капитану немедленно выйти из порта Малаги в направлении острова Джерба с тем, чтобы атаковать его укрепления там, где это будет возможно, с тем, чтобы нанести ущерб флоту и другим силам алжирского пирата Харуджа.

Из-за ближайшего платана появился человек в серой сутане с письменным прибором в руках.

– Прошу вас, ваше величество.– Кардинал сделал приглашающий жест рукой.

Увидев, что рядом с чернильницей лежат два очинённых пера, что в самой чернильнице два отверстия, таким образом, сделано все для одновременного подписания документов,– король откровенно рассмеялся.

Рассмеялся и подумал, что обмануть старика кардинала будет, пожалуй, не так просто, как ему казалось раньше.

Один росчерк пера.

Тут же другой.

Обмен пергаментами.

– А теперь, ваше величество, позвольте проводить вас в дом, там, я думаю, уже все готово к настоящему приему такого гостя, как король испанский.

С этими словами дон Хименес бодро встал с кресла и живо зашагал по траве к дому, делая приглашающие жесты его величеству.

Карл побледнел. Он не чувствовал в себе достаточно сил для того, чтобы встать, и даже пергаментный свиток, который он крепко сжимал в руках, уже не радовал его.

Отец Хавьер. Сядь, женщина, и скажи, как тебя зовут.

Зульфия. Меня зовут Зульфия.

О. X. Откуда ты родом?

3. Из города Банияс, что неподалеку от Латакии и Халеба.

О. X. Кто твой отец?

3. Моего отца звали Аттар эль-Араби.

О. X. Чем он занимался?

3. Он был улем.

О. X. Это значит ученый?

3. Да.

О. X. Каким наукам он отдавал свои силы?

3. Я не могу сказать. Женщин в нашем роду от всяческих наук ограждали.

О. X. Неужели ты никогда не слышала, о чем он говорит со своими учениками? Хотя бы ненароком, случайно?

3. Когда я приносила финики или воду, они всегда замолкали. Подслушивать я не могла и не хотела.

О. X. Почему они так секретничали, может быть, знание, к которому они обращались, было тайное?

3. Нет. Отец никогда не делал тайны из своих занятий. К нам в дом приходили разные люди. Знакомые и незнакомые.

О. X. Были ли у тебя братья и сестры?

3. У меня был один брат.

О. X. Всего один? А сестры?

3. Сестер не было.