– Он умолял меня дать ему это сделать.

– Зачем?

– Я сказал ему, что наступают тяжелые времена. Мне может понадобиться двойник. Самая главная моя примета – это отсутствие левой руки. Они с Абдаллой бросили жребий, кому достанется честь сделаться моим тайным двойником.

Монах негромко сказал полковнику Комаресу:

– Волоките его вниз.

Утром следующего дня кардинал и отец Хавьер, сидя все на той же площадке под мягко хлопающим тентом, пили целебный настой из местных трав и закусывали вяленым инжиром. Попутно беседовали о вещах, не имеющих никакого отношения к вчерашнему фейерверку событий. Говорили о Карле и о том, что его фламандские друзья потеряли всякий стыд. Об опасности восстания, могущего последовать в ответ на грабительские действия иноземцев. Говорили о здоровье Папы Льва и о том, что сильнее всего подрывает это здоровье. Кардинал упомянул и о событиях в Германии, в частности подробно и дельно опроверг все девяносто пять тезисов Лютера против индульгенций[51] .

– Говорят, ваше преосвященство, что после этого он сделал к этим тезисам пояснение, где все же утверждает, что все верующие обязаны повиноваться мирским властям.

Кардинал ничего не ответил святому отцу, потому что раздался пушечный выстрел.

Оба старика повернули в сторону порта свои головы. Они знали, по какому поводу стрельба. Это летел над морскими водами прах сарацинского пирата Харуджа, коим, во исполнение кардинальских предписаний, была заряжена самая мощная пушка оранского форта.

Дон Хименес перекрестился.

То же сделал и отец Хавьер.

– Слава Богу.

– Слава Богу.

Старики одновременно отхлебнули целебного напитка. Можно было спокойно вернуться к разговору о беспорядках в Германии. Какой все-таки там занимаются ерундой! Откуда им всем знать, где творятся главные подвиги во славу христианской веры?

Явился полковник Комарес. С каким-то докладом. Чтобы избавить его от необходимости говорить, кардинал улыбнулся:

– Мы все слышали, полковник.

Комарес выглядел как-то странно, он совсем не был похож на человека, у которого все неприятности позади. Чашка задрожала в пальцах у его преосвященства. Отец Хавьер тоже обратил внимание на облик полковника.

– Говорите же, что там у вас? Харудж ожил?

Глаза полковника сделались безумны.

– Да говорите же!

– Алжир пал.

– Что значит «пал»?! Кто на него мог напасть? Мы ни с кем больше здесь не воюем!

– Мартин де Варгас до последнего защищал Пеньон и погиб последним.

– Кто, скажите наконец, на нас напал?! – Голос кардинала был подобен голосу Зевса.

Комарес развел руками:

– Барбаросса.

– Я должен был догадаться.– Отец Хавьер, внезапно обмякший, потерявший всю внутреннюю жесткость и силу, вяло мял в желтых пальцах беззащитный инжир.

– Что значит «догадаться»?

– Я ведь знал, что у Харуджа было три брата, Один, Элиас, погиб давно, во время одного из первых набегов, после которого сам Харудж попал на иоаннитскую галеру. Исаака он выдал Арафару в заложники, дабы тот больше не преследовал его. Кабилы не сдержались и убили его. А про третьего, Хайраддина, ничего не было слышно. По слухам, он изучал колдовство и яды где-то на Востоке. Следы его были утеряны.

– Теперь он является во главе целой турецкой армии и превращает наше торжество в позор.

– Надо полагать, каким-то образом ему удалось склонить на свою сторону турецкого султана.

– Надо полагать.

– Знаете, ваше преосвященство, что расстраивает меня больше всего?

– Поводов для расстройства так много, что мне лень гадать, говорите сами.

Отец Хавьер отшвырнул отвратительно липкую, сладкую мякоть.

– Мне очень жаль, что Мартин де Варгас все-таки не победил.