Скульптура размером в четыре его роста была создана из тёмно-серого камня, поднятого из недр твердыни, и изображала персону, с какой Гиб Аянфаль никогда не встречался ни в волнах, ни тем более в активной жизни. Стоящий прямо стройный асай был облачён в длинные закрытые одежды, какие носили ещё во времена Праматери, точно развевающиеся под дуновением ветра. Лицо его выражало решительность и непреклонность, и от того Гиб Аянфалю показалось, что перед ним изображена вполне конкретная личность, а не обычный собирательный портрет асайев одной рабочей точки, на чьих лицах всегда сияло спокойствие истинных детей Звезды.

Гиб Аянфаль отошёл от скульптуры и огляделся. С правой стороны от изваяния он увидел ещё один ход, поначалу совершенно ускользнувший от его внимания. Но теперь Гиб Аянфаль почувствовал, что непременно должен осмотреть то, что скрывается за ним. Пройдя за раздвинувшиеся стебли, строитель оказался в небольшой белой зале. Из достопримечательностей тут была одна только огромная бардовая чаша, стоявшая точно посредине на мощном основании из переплетённых стеблей. Её размеры позволяли Гиб Аянфалю свободно лечь внутри. Прикоснувшись к гладкому краю, он ощутил, как внутри неё быстро движется пыль, но ещё больше его заинтересовала цепочка из символов кибы, огибавшая бортик чаши. Гиб Аянфаль присел на корточки и принялся тщательно изучать вязь знаков, которые он прежде видел только на налобных лентах мастеров волн. Но если к техникам особо не подступишься, то тут ему никто не мешал разглядывать каждую деталь символов.

Он долго бы ещё рассматривал чашу, если бы его не отвлёк резкий всплеск волн, за которым последовало полное их заглушение. Изумлённый внезапной информационной тишиной, Гиб Аянфаль, поднялся, оглядываясь, когда его на миг ослепила сверкнувшая в комнате вспышка алого света. Перед ним предстал собственной персоной консул Сэле. В этот раз он выглядел вполне привычно и был при полном наряде. Едва заметно улыбаясь уголками губ, Сэле подошёл ближе к Гиб Аянфалю и прямо спросил:

– Ну, и что же ты тут делаешь?

Гиб Аянфаль на миг даже потерялся от такого вопроса. Он ведь сам собирался спросить Сэле о том, зачем его пригласили, и негромко проговорил:

– Старший родич передал мне, что вы желали меня видеть.

– Это я знаю. Меня больше заинтересовали твои манипуляции с моей пурной чашей.

– Меня привлекли вот эти знаки, – ответил Гиб Аянфаль, указывая на бортик, – я видел такие же у мастеров волн, и хотел бы понять, какой в них смысл. Это ведь тоже киба, да?

– Верно. Пра-асайи создали её, чтобы передавать информацию до того, как научились хранить сведения в волнах, – ответил Сэле, тоже прикасаясь к чаше, – теперь это изыск для любителей старины на манер твоего абы Альтаса. Только техники волн нашли в кибе необходимость и используют её, чтобы подчеркнуть свой статус. При всей своей тяге к бестелесности они любят хранить ритуалы. Даже преподносят дары, почти как я. Но в отличие от моих даров их подношения привели бы тебя в ужас.

Сэле загадочно усмехнулся, очевидно довольный тем, что его слова произвели на юного асайя должное впечатление. Гиб Аянфаль же тщательно их запомнил, думая, что истинное значение раскроется для него позднее.

– Так что же, любезный аба не учил тебя читать и писать на кибе? – вопрос Сэле прервал его мысли, – Волны редко говорят об этом, предоставляя асайям право передавать знание кибы друг другу лично.

– Нет, почему-то он даже никогда мне о таком не рассказывал, – ответил Гиб Аянфаль.

– А я даже знаю почему! – засмеялся Сэле, – он раскрыл этот секрет мне! За время всех встреч он столько поведал о тебе и остальных своих детях, подопечных и учениках, что мне кажется, что я прожил в вашей обители по меньшей мере тысячу оборотов! Твой аба припас знание кибы в качестве дара на то время, когда у тебя откроется первая энергометка и ты станешь его старшим учеником!

Гиб Аянфаль потупил глаза, и печально произнёс:

– Вряд ли это теперь когда-нибудь произойдёт.

– Почему же нет? – спросил консул, – да, ситуация не из простых, но лично я не сомневаюсь, что однажды встречу нашего почтенного мастера Хосса.

– А я почти потерял надежду, – ответил Гиб Аянфаль, чувствуя, что ему неукротимо хочется побыть с Сэле немного откровенным, – понимаете… не я один так думаю. Гиеджи тоже считает, что мы потеряли абу Альтаса навсегда. Она чувствительней меня, наверное, так ей подсказывают тонкие волны.

– Или кто-то другой, – усмехнулся Сэле, – что ж, ваше мнение – ваше право. А своё я тебе озвучил. Ты, кстати, заметно вырос в последние дни. Столько приключений! Даже в Низу побывал.

Гиб Аянфаль взглянул на Сэле, вдруг вспомнив, что Эйдэ упоминал о его присутствии на суде. Эти слова одновременно и обрадовали, и огорчили его, так как он догадался, что консул хочет услышать про Хибу. Прежде он так хотел рассказать всё какому-нибудь патрицию, который был бы в силах что-то предпринять. Но теперь… не поздно ли?

– Вы хотите знать о Хибе, правда? – с волнением начал он, – Хиба не виноват! Патриции зря осудили его.

Воодушевившись тем, что консул внимательно его слушает, Гиб Аянфаль снова пересказал всю историю, начиная с того, как он обнаружил в низу замка больного Бэли, и заканчивая посещением глубинной обители и тем, каким Хиба стал после исправления. Он умолчал только о своём неудачном визите в Белый Оплот и просьбе матери Саники.

Сэле ни разу не прервал его, и когда строитель закончил, продолжал невозмутимо рассматривать.

– Вы ведь тоже были на суде? – обратился к нему Гиб Аянфаль, – Эйдэ говорил, что вас веселило то, как Ае спорил с Хибой.

– Конечно! – не стал отрицать Сэле, – Послушал бы ты сам дискуссию, которая там разразилась! Меня всегда забавляет, когда сиятельные патриции раздуваются в споре друг с другом. За последний оборот это второй интересный суд после разбирательства с одним техником волн. Здесь блистали твой родич и сам Хиба, а там у техника был такой хитрый защитник, который вывернул всё наизнанку, чем поставил прямолинейного мастера Карагана в неловкое положение. Жаль, конечно, что всё это случилось. Но хорошо то, что Багровый Ветер теперь у белых матерей. Он по крайней мере останется с нами.

– В таком случае, если вы ему сочувствуете, то почему не настояли, чтобы его не отправляли на исправление? – спросил Гиб Аянфаль, – Эйдэ говорил, что он сам это выбрал. Но он вас слушался, даже будучи строителем! Если бы вы ему сказали не сходить в Низ, то он бы так и сделал!

– Янфо, хоть мне и дано право вести судебные соборы, решения там принимаются исходя из мнения большинства патрициев, – ответил Сэле, – Я, как консул, могу высказывать своё мнение и настаивать на нём по мере возможности. Если тебе это так важно, то знай – я просил дать Багровому Ветру шанс самому наметить себе путь для выхода из сложившейся ситуации. Патриции изначально не хотели и слышать о каком бы то ни было выборе и требовали для него гораздо более суровой участи. Но мне удалось их переубедить. Что же до Багрового Ветра, то хоть он до сих пор и находится под покровительством Салангура, приказывать ему в выборе пути я не могу. Ты ведь и сам ни за что не хочешь быть слепо покорным чужой воле. Так и он всегда стремился всё делать самостоятельно, даже то, что было ему неприятно. А ты, как друг, должен уважать его выбор, каким бы он ни был. Если хочешь, чтобы однажды твои друзья приняли то, то выберешь ты.

Гиб Аянфаль не нашёл, что возразить. Ситуация была исчерпана.

– Да, это была захватывающая история, – произнёс консул, точно подводя итог, – а теперь я хочу продолжить разговор о том, ради чего позвал тебя. Пойдём-ка в соседнюю залу.

Они вернулись в залу советов. Гиб Аянфаль подумал, было, что они присядут на одну из ступеней, но Сэле остановился прямо посреди залы и окинул строителя оценивающим взглядом с головы до ног. Гиб Аянфаля это смутило, и он постарался прислушаться через волны к истинным намерениям консула, но наткнулся только на закрытое мощное поле. А консул тем временем обошёл его со спины, продолжая этот внезапный осмотр. Гиб Аянфаль обернулся к нему.