– Тебе правится мисс Грант? – спросила я.

Девушка удивленно посмотрела на меня:

– Если бы меня спросили то же самое о вас, я сразу бы ответила "да". Вы мне с первого взгляда поправились. Но мисс Грант совсем не такая, как вы. Таких, как она, сразу не распознаешь. Холодная, скрытная. Да и держится она со всеми... как бы это сказать... высокомерно. Впрочем, вы и сами сумели заметить.

Я рассмеялась.

– Она прислала мне свои бисквиты, – возразила я. – Это говорит о ее доброте.

– Да, мисс Каванаф, бисквиты она печет великолепные. Они у вас будут во рту таять. Как я рада, что вы ничего себе не повредили. Вся прислуга в доме, узнав, что вы упали с лошади, очень за вас переживала. И бедный Бенсон тоже. Знаете, мистер Монти так кричал на него. Но Бенсон поклялся, что он вот уже год как не брал в руки иглы. Он сказал нам, что никак не может попять, как эта игла могла попасть в ваше седло. Конюх уверен, что в него ее кто-то воткнул специально.

– Я тоже не могу этого понять. Но она там была. Мистер Барри извлек ее из седла и показал нам.

– Знаете, мисс Каванаф, в этом доме происходят странные вещи. И все началось после того, как Эндрю, предок Хейлсвортов, сбросил в море... – Поняв, что сказала лишнее, молоденькая горничная запнулась на полуслове, а потом быстро добавила: – Мисс Каванаф, могу я чем-нибудь вам помочь?

– Нет, Нэнси. Огромное тебе спасибо.

Теплые еще бисквиты, которые прислала Урсула, и в самом деле оказались необыкновенно вкусными. В Бостоне, живя с родителями, я часто пила чай. Не то что сейчас в Нью-Йорке.

Каждый раз, когда казалось, что по коридору кто-то идет, я поглядывала на дверь в надежде увидеть Джоан. Наконец терпение мое иссякло, и я, поднявшись с кресла, направилась к ней. Подойдя к двери ее комнаты, я уже подняла руку, чтобы постучать, но тут заметила, что дверь приоткрыта. Как только я взялась за ее ручку, из комнаты до меня донесся испуганный голос Джоан:

– Нет-нет! Я этого совсем не хотела! Мне просто хотелось, чтобы она поскорее уехала!

Меня так испугали интонации в ее голосе и то, что она выкрикнула, что я тут же закрыла дверь. Если она имела в виду меня, а в этом никаких сомнений быть не могло, то я должна была догадаться, с кем разговаривала Джоан. Да, я должна была это выяснить!

Я постучала в ее комнату прежде, чем заметила кнопку звонка. Дверь была такой же массивной, как и в моей комнате, но звонок и чьи-то поспешные шаги за ней я все же услышала.

Когда дверь распахнулась, я отступила от нее на шаг назад.

– Эли? – увидев меня, удивленно произнесла Джоан.

– Джоан, я могу войти?

– А я уже собиралась идти к тебе. Ну что ж, входи. Я слышала, что Стил тебя сбросил. Как ты?

Под глазами у Джоан залегли тени, и выглядела она изможденной.

– Не очень-то ты спешила об этом узнать, – заметила я. – А до моей комнаты тебе надо было сделать всего-то несколько шагов.

– Я уже собиралась к тебе идти. О том, что с тобой произошло, я только что узнала. От Монти и твоего знакомого. Я была у Урсулы и, узнав о случившемся, тут же вернулась к себе.

Джоан отошла от двери, и я, войдя в комнату, обвела ее взглядом.

– Но мы вернулись более часа назад. Конечно, за беседой время бежит незаметно. Джоан, с кем ты только что разговаривала?

Она уставилась на меня своими удивленными глазами.

– Я разговаривала? – переспросила Джоан.

– Да. Дверь в твою комнату была приоткрыта. Услышав твой голос, я закрыла ее и позвонила. Джоан, так кто это был? Урсула?

– Урсула? – словно эхо повторила она, и в ее глазах появился лихорадочный блеск. – Эли, здесь никого, кроме меня, не было. Я сидела в комнате одна. Если не веришь мне, можешь проверить. Загляни в другие комнаты.

Джоан так искренне это произнесла, что у меня возникли сомнения. "А может быть, у меня начались слуховые галлюцинации?" – подумала я.

– Хорошо. Я сейчас проверю.

Расположение комнат у Джоан было таким же, как и у меня. Вот только у нее был балкон, на который вела огромная стеклянная дверь. К ней я и направилась. Однако она оказалась запертой, а ключа в ее замке не было.

В раздражении я подергала за дверную ручку.

– Джоан, она заперта, – нервно произнесла я.

Тот, с кем она разговаривала, мог уйти отсюда только через балкон.

– Эту дверь закрыли на ключ после того, как я впервые увидела... того, кто за мной подглядывает, а ключ от нее Дональд постоянно держит при себе. Когда летом мне хочется погреться на солнышке, он мне его дает. Но поздней осенью я на балкон не выхожу. Очень холодно и ветрено.

Тут я вспомнила, что Дональд уехал на машине в Харрикейн-Коув.

– А запасной ключ у кого-нибудь есть?

Джоан в ответ молча помотала головой.

С хмурым видом я проверила другие помещения, но ни в кабинете, ни в ванной комнате так никого и не обнаружила.

– Джоан, но я явственно слышала твой голос, – вернувшись, сказала я. – Чем ты занималась, когда я позвонила в дверь?

Она отвела от меня глаза.

– Просто сидела в кресле и думала, – ответила Джоан. – Эли, когда я узнала, что с тобой произошло, я сильно расстроилась. Перед тем как идти к тебе, мне надо было хотя бы немного успокоиться и все обдумать... – Она окинула взглядом комнату и продолжила: – С детских лет я привыкла успокаиваться здесь. Знаешь, Эли, эта комната – единственное, что принадлежит только мне. Здесь мне не надо выслушивать ни свою маму, ни Урсулу... Никого! Когда меня начинает что-то мучить... когда я начинаю чувствовать себя очень одинокой и никому не нужной, то всегда прихожу сюда и думаю, думаю...

– Но, Джоан, думать – это не значит произносить слова, – заметила я.

К лицу Джоан мгновенно прилила краска. Надо сказать, что она вообще часто краснела.

– Эли, прошу тебя, не спорь со мной. Я пытаюсь объяснить, как это было, а ты не хочешь мне верить. Иногда если я сильно встревожена, то начинаю думать вслух. Ты разве не знаешь, что одинокие люди часто так делают?

Я удивленно посмотрела на нее. Мне показалось, что в ее голубых глазах, которые прежде смотрели на меня с детской наивностью, затаилось лукавство.

– Хочешь сказать, что ты разговаривала сама с собой?

– Эли, я часто думаю вслух, – нахмурив брови, ответила Джоан. – А это не одно и то же.

Снова ощутив боль в суставах, я, сильно прихрамывая, дошла до кресла и опустилась в него.

– В таком случае объясни, в чем здесь разница. Джоан, я хотела бы это знать!

– Конечно, разница есть! – впервые за все это время с жаром произнесла Джоан. – Ты думаешь о том, что тебя тревожит, и в голову начинают приходить разные мысли. Ты соглашаешься с одной, другую отвергаешь... И так продолжается до тех пор, пока не выбираешь ту, которая кажется тебе правильной. Потом произносишь ее вслух и решаешь, что тебе надо делать. А с тобой разве такого не бывает?

Я помотала головой:

– Джоан, это похоже на детскую игру, а мы с тобой уже взрослые...

– Знаешь, Эли, когда я думаю о тебе, то жалею, что годы учебы в школе уже не вернуть, – с тоской в голосе сказала Джоан. – А ты разве о том же не жалеешь? Вот в колледже все было совсем иначе. Там все старались выглядеть старше своих лет, более значительными, задевали других... Нет, в школе мне было очень хорошо. Я чувствовала себя такой счастливой...

Я улыбнулась. Казалось, что мы вновь стали с ней близкими подругами.

– А помнишь, как мы проводили каникулы на папиной ферме? – спросила я. – Джоан, как было бы хорошо, если мы могли бы снова туда поехать. Чтобы были живы мои родители и все было, как тогда... Да, то время ушло от нас навсегда. Но мы с тобой все равно можем оставаться подругами. Ведь этому ничто не мешает. Правда?

Я ожидала, что Джоан мне ответит, но она, насупившись, продолжала молчать.

– Ты должна приехать ко мне в Гринвич-Виллидж, – продолжила я. – Тебе у меня непременно поправится. Там все напоминает о нашем общежитии, в котором мы жили в Редклиффе. Квартирка моя чуть больше нашей студенческой комнаты. Ты можешь жить в ней, сколько захочешь. Я буду рада принять тебя. Это если и не вернет, то обязательно напомнит нам годы учебы. Правда, теперь тебя занимают лошади. Но ничего. Мы сможем куда-нибудь поехать и покататься верхом. Помнишь, как часто ты рассказывала мне о Стиле? А знаешь, он точно такой, каким я его себе и представляла. Он потрясающий жеребец. А в том, что я свалилась с него, вина совсем не его.