Геральт был ведьмаком, умел уклоняться от стрелы. Но он забыл о больном колене, вольт запоздал на дюйм, листовидный наконечник разорвал ему ухо. Боль ослепила, но всего лишь на мгновение. Бандит не успел натянуть тетиву и «защитить себя сам». Разъяренный Геральт рубанул его по рукам, а потом выпустил из него кишки широким ударом сигилля.

Он даже не успел стереть кровь с уха и шеи, когда на него налетел маленький и шустрый как ласка типус с неестественно пылающим взором, вооруженный кривой зерриканской саблей, которую он крутил с поразительной ловкостью. Он уже парировал два удара Геральта. Отменная сталь клинков звенела, рассыпая искры.

Ласкотипус был быстр и внимателен — моментально заметил, что ведьмак прихрамывает, и тут же начал обходить его и нападать с удобной для себя стороны. Да, он был невероятно быстр, острие саберры прямо-таки выло при взмахах, выполняемых очень опасными перекрестными движениями. Геральту все труднее было уходить от ударов. И он все сильнее припадал на больную ногу, вынужденный опираться на нее.

Неожиданно Ласка пригнулся, прыгнул, проделал ловкий финт и ударил с размаху. От уха. Геральт парировал наискось и отбил. Бандит ловко вывернулся и уже шел согнувшись, чтобы ударить снизу, очень опасно, но тут вдруг выпучил глаза, могуче чихнул и пустил сопли, на мгновение ослабив защиту. Ведьмак молниеносно секанул его по шее. Острие дошло до позвонков.

— Ну и пусть кто-нибудь скажет, — тяжело вздохнул он, глядя на дергающийся труп, — что пользоваться фисштехом не вредно.

Налетевший на него с поднятой палицей бандит споткнулся и рухнул носом в грязь. Из затылка у него торчала стрела.

— Я иду, ведьм! — крикнула Мильва. — Иду! Держись!

Геральт обернулся, но рубить уже было некого. Мильва застрелила единственного оставшегося рядом бандита. Остальные сбежали в лес, преследуемые разномастным рыцарством. Нескольких гонял на Буцефале Рыцарь Шахматной Доски. Видимо, догнал, потому что было слышно, как зверски он сквернословит в лесу.

Один из черных нильфгаардцев, не до конца убитый, вдруг вскочил и кинулся бежать. Мильва мгновенно подняла и натянула лук, завыли перья, нильфгаардец ткнулся лицом в опавшую листву. Между лопаток торчала стрела.

Лучница тяжело вздохнула.

— Повесят.

— Чего ради?

— Нильфгаардец же. А здесь Нильфгаард. И я уж второй месяц как стреляю в основном в имперских.

— Туссент здесь, а не Нильфгаард. — Геральт пощупал голову, отнял руку. Вся в крови.

— Черт! Глянь-ка, Мильва, что там такое?

Лучница глянула внимательно и критически, потом сказала:

— Просто тебе ухо оторвало. Ничего страшного.

— Тебе легко говорить. Я, понимаешь ли, любил это ухо. Помоги чем-нибудь обмотать, а то кровь за ворот течет. Где Лютик и Ангулема?

— В халупе, с пилигримами… А, зараза…

Затопали копыта, из тумана галопом вынеслись три наездника на боевых конях. Развевались плащи, трепыхались флажки на пиках. Еще не умолк их боевой клич, а Геральт уже ухватил Мильву за руку и затащил под телегу. Не следует шутить с теми, кто нападает, вооруженный четырнадцатифутовыми копьями, позволяющими эффективно поражать противника в десяти футах перед головой коня.

— Вылазь! — Кони рыцарей рыли подковами землю рядом с телегой. — Бросай оружие и вылезай!

— Повесят! — буркнула Мильва. И вполне могла быть права.

— Эй, голодранцы! — звонко рыкнул один из рыцарей, у которого на щите была нарисована черная бычья голова на серебряном поле. — Эй, шелупонь, повесим, слово чести!

— Слово чести, — подхватил юношеским голосом другой, вооруженный одноцветным голубым щитом. — На месте иссечем!

— Эге-гей! Хватит! Стоять!

Из тумана возник на Буцефале Рыцарь Шахматной Доски. Ему наконец-то удалось поднять искореженное забрало шлема, из-за которого теперь торчали буйные светлые усы.

— Освободить их, да поживее! — крикнул он. — Это не грабители, а честные и порядочные люди! Девушка мужественно встала на защиту пилигримов, а этот кавалер — прекрасный рыцарь!

— Прекрасный рыцарь? — Бычья Голова поднял забрало шлема, весьма недоверчиво пригляделся к Геральту. — Слово чести! Быть не может!

— Слово чести! — Шахматный Рыцарь ударил себя кулаком по нагруднику лат. — Быть может! Даю слово! Этот мужественный кавалер жизнь мне спас, когда я оказался в тяжелейшем положении, поваленный на землю бандюгами. Его зовут Геральт из Ривии.

— Герб?

— Я не могу выдавать, — проворчал ведьмак. — Ни настоящего имени, ни герба. Дал рыцарский обет. Я — странствующий Геральт.

— О-о-о-о! — завопил вдруг знакомый нахальный голос. — Гляньте-ка, кого кот принес! Ну, говорила ж я тебе, тетечка, что ведьмак наверняка придет нам на помощь!

— И в самую пору! — крикнул подходящий с Ангулемой и группой перепуганных пилигримов Лютик, несущий лютню и свою неразлучную тубу. — Ни на секунду раньше! У тебя изумительное чувство драматизма, Геральт. Ты должен писать пьесы для театров!

Он вдруг умолк. Бычья Голова наклонился в седле, глаза у него загорелись.

— Виконт Юлиан?

— Барон де Пейрак-Пейран?

Из-за дубов выехали еще два рыцаря. Один, в горшкообразном шлеме, украшенном очень удачно выполненным чучелом белого лебедя с раскинутыми крыльями, вел на аркане двух пленных. Второй рыцарь, странствующий, но практичный, готовил веревки и подыскивал соответствующий сук.

— И не Соловей. — Ангулема заметила взгляд ведьмака. — И не Ширру. Жаль.

— Угу, — согласился Геральт. — Но попытаемся исправить дело. Милсдарь рыцарь…

Но Бычья Голова — он же барон де Пейрак-Пейран — не обращал на него внимания. Видел он, казалось, одного только Лютика.

— Слово чести, — протянул он. — Да уж не подводит ли меня зрение? Это ж милостивый государь виконт Юлиан собственной персоной! Хо! Ну, вот государыня-то княгиня обрадуется!

— Что еще за виконт Юлиан? Кто таков? — полюбопытствовал ведьмак.

— Это я, — вполголоса сказал Лютик. — Не вмешивайся, Геральт.

— Да уж, вот обрадуется госпожа Анарьетта, — повторил барон де Пейрак-Пейран. — О, уж да. Слово чести! Всех вас забираем в замок Боклер. Только без отговорок, виконт, никакие отговорки и слушать не стану!

— Часть разбойников сбежала. — Геральт позволил себе довольно холодный тон. — Для начала предлагаю их выловить. Потом подумаем, как продолжить столь увлекательно начавшийся день. Как вы на это, милостивый государь барон?

— Слово чести, — сказал Бычья Голова. — Ничего из этого не получится. Погоня невозможна. Преступники сбежали за ручей, а нам за ручей даже ногой ступить нельзя, даже краешком копыта. Тамошняя часть леса Мырквид — неприкосновенное святилище, святая святых в соответствии с компактатами,[17] заключенными с друидами милостиво правящей в Туссенте ее высочеством княгиней Анной-Генриеттой…

— Но туда сбежали разбойники, черт побери, — в бешенстве прервал Геральт, — и теперь начнут в этой святая святых людей мордовать и убивать! А мы тут о каких-то компактатах чушь несем…

— Мы дали рыцарское слово! — Похоже, барону де Пейрак-Пейрану подходила бы на щите не бычья, а баранья голова. — Нельзя никак! Компактаты! Ни шагу на друидскую территорию!

— Кому нельзя, тому не можно, — фыркнула Ангулема, таща за трензеля двух бандитских лошадей. — Кончай пустой треп, ведьмак. Едем. У меня еще не закончены расчеты с Соловьем, а ты, если не ошибаюсь, хотел бы малость потолковать с полуэльфом.

— Я с вами! — сказала Мильва. — Подыщу только какую-нибудь кобылу.

— Я тоже, — пробормотал Лютик. — Я тоже с вами…

— О, что нет, то уж нет! — воскликнул бычьеголовый барон. — Слово чести, милсдарь виконт Юлиан поедет с нами в замок Боклер. Княгиня не простит нам, если мы его встретим, да не привезем. Вас не задерживаем, вы свободны в своих планах и свершениях. Как друзей виконта Юлиана ее высочество госпожа Анарьетта с удовольствием достойно приняла бы в замке и знатно угостила, но ничего не поделаешь, если вы брезгуете приглашением…