— А что может быть дальше? — саркастически рассмеялся вожак. — После проигранной битвы дела наши будут еще хуже, чем раньше. Что же до города Вюрцбурга и его восставших жителей, то епископ выставил им до завтрашнего утра ультиматум: они должны сдать все оружие, с каждого крестьянского двора выплатить его светлости возмещение убытков, присягнуть на верность сеньору, осудить предводителей восстания и открыть городские ворота союзным князьям.

— Ну и как, они сделают это?

Вожак пожал плечами.

— А что им остается? Если жители Вюрцбурга не подчинятся требованиям, люди епископа, как поговаривают, грозятся поджечь поля и виноградники, а всех горожан, достигших тринадцати лет, отправить на тот свет.

У Магдалены, слушавшей слова предводителя, дрожали губы. Мельхиор, взяв девушку за руку, попробовал ее успокоить:

— Артисты не считаются сторонниками повстанцев, так что нам нечего опасаться. Ты можешь не волноваться.

Знахарь между тем закончил лечение раненого мальчика и принялся убирать свои инструменты в ящики и сундуки. Тут из леса с западной стороны послышался конский топот. Болотистая лесная почва приглушала ритмичный цокот копыт, делая его похожим на удары в литавры. Вожак с открытым ртом вслушивался в приближающийся шум.

— Люди союзных князей! — выпалил он. В тот же миг повстанцы вскочили с земли и бросились бежать на восток. Последним ковылял бедолага, опиравшийся на кривую палку, а с ним парень, которого лечил знахарь.

Не успели они скрыться в чаще, как на поляне появился стройный всадник на вороном коне, за ним следовал тучный наездник, по черно-белому одеянию которого нетрудно было узнать каноника. Всадник на всем скаку осадил лошадь, так что та вздыбилась, несколько раз перебрав в воздухе передними ногами, прежде чем остановиться возле Великого Рудольфо. Каноник проделал то же самое, хотя и не столь лихо.

Пока около десятка всадников выезжали на поляну, первый спрыгнул с лошади и подошел к Рудольфо:

— Кто ты? Назови свое имя.

— Я — Великий Рудольфо. — В голосе канатоходца прозвучало некоторое высокомерие, и Магдалена в предчувствии бурной грозы втянула голову в плечи. Особенно когда Рудольфо продолжил: — Я — король бродячих артистов. А вы кто такой?

— Я — Георг Трухзес фон Вальдбург, которого еще называют главнокомандующим его императорского величества, князя-архиепископа Вюрцбургского, архиепископа Майнцского, архиепископа Трирского, курфюрста Пфальцского и герцога Баварского.

— Очень приятно. — Рудольфо как ни в чем не бывало кивнул ему. — Вы, конечно, слышали обо мне?

— Что-то не припоминаю, — хмыкнул Трухзес, слегка раздраженный невозмутимостью циркача, и продолжил: — Но, может быть, тебе доводилось слышать о крестьянском палаче?

Окружавшие их всадники осклабились.

— Должен, в свою очередь, разочаровать вас, ваша милость. Трухзес, как вы изволили именовать себя, не каждый день встречается на пути бродячего артиста.

Тут уже зафыркали циркачи, сгрудившиеся на безопасном расстоянии и робко наблюдавшие за разговором.

Главнокомандующему его величества показалось, что беседа выходит из-под контроля. Так или иначе, но он не привык, чтобы с ним разговаривали на равных, да еще с изрядной долей иронии, поэтому он резко бросил:

— Кто-нибудь может мне объяснить, почему он осмеливается называть себя королем шутов, к тому же ВеликимРудольфо? По-моему, не такуж он и велик!

— Не ростом! Тут вы совершенно правы, ваша милость. Но что касается моего умения, еще никому не удавалось превзойти меня и мое искусство.

— А в чем состоит твое искусство, циркач?

— Я легко поднимаюсь по канату на самые высокие церковные башни. Это под силу лишь одному человеку во всем мире, Великому Рудольфо! — Правой рукой канатоходец прочертил в воздухе элегантную дугу, словно ожидая бурных оваций.

— А остальная публика? — Георг фон Вальдбург пренебрежительно махнул в сторону артистов и внимательно осмотрел каждого в отдельности. Его взгляд задержался на Магдалене.

Магдалена опустила глаза, не в силах выдержать пронзительный взгляд высокопоставленной особы. Грузный каноник, скорее равнодушно наблюдавший за разговором, подошел к Трухзесу и что-то зашептал ему на ухо.

— Так отвечай же на мой вопрос! — прикрикнул тот на Великого Рудольфо.

— Ну, в общем, так, — обстоятельно начал Рудольфо, — мы дивим публику разного рода кунштюками, смешим фокусами, словом, удовлетворяем любопытство людей, их страсть к сенсациям. Но, пожалуй, это не самое правильное в эти горестные дни.

— Что ты несешь, шут, — возмутился Трухзес фон Вальдбург. — Именно в плохие времена народ нужно отвлекать, так что вы появились как раз кстати.

Однако Рудольфо решительно воспротивился этой точке зрения:

— Ваша милость, возможно, народ нуждается в том, чтобы его отвлекли от забот и нужд. Но в тяжелые времена у людей нет лишних монет, чтобы с легкостью бросать их в шляпу циркача. Нет, мы двинемся на запад, в Брабант, где правят Габсбурги и где годами царит мир.

— Габсбурги от вас не убегут, — горячился Георг фон Вальдбург. — А что касается монет в ваших шапках, то вы, шуты, в накладе не останетесь, если порадуете горожан Вюрцбурга своим искусством. Скажем, десять гульденов в день и по два гроша на питание каждому.

Великий Рудольфо сморщил лоб, как бы обдумывая предложение. За десять гульденов можно было купить чистокровную лошадь лучшей породы! Тем более что на всем протяжении вниз по Майну до Майнца выступать артистам все равно было негде.

— Я не хочу на тебя, конечно, давить, — добавил Трухзес. И не успел Рудольфо заверить, что согласен с предложенной суммой, как главнокомандующий изрек: — Скажем, пятьдесят гульденов за три дня. Соглашайся!

Увидев, как каноник закатил глаза, будто отрешенный столпник, Рудольфо молниеносно схватил руку Вальдбурга и пожал ее.

— Договорились, ваша милость! Мы вас не разочаруем.

— Надеюсь, артист! — воскликнул тот, взмыв на своего горячего жеребца и пришпорив его. — Завтра около десяти утра городские ворота будут открыты для вас! — И, подбадривая лошадей криками, кавалькада исчезла за деревьями.

— Ловкий переговорщик этот Рудольфо, — шепнул Мельхиор Магдалене, все еще судорожно сжимавшей его руку.

— Я ужасно боялась, — тихо ответила Магдалена.

Между тем на поляну опустился вечер, и Великий Рудольфо отдал приказ разбить лагерь прямо тут. В мгновение ока повозки и фургоны были составлены в каре, защищающее лошадей и волов. Между деревьями возничие натянули тент, а землю выстлали соломой, которую возили в своей повозке. Все это было проделано так слаженно и быстро, что Магдалена не могла опомниться от удивления. Чтобы не стоять в бездействии, она спросила первого попавшегося, чем могла бы быть полезна. Им оказался великан из Равенны, якобы пивший из водосточной трубы.

— Ах ты, Боже мой, малышка! — расплылся тот в широкой улыбке. Магдалену покоробило, что он назвал ее малышкой. Хотя, конечно, если сравнить его и ее рост, она выглядела рядом с ним просто ребенком. И все же его обращение показалось ей неуместным, и она передразнила его:

— Ах ты, Боже мой, великан!

Тот сразу понял намек Магдалены и примирительным тоном сказал:

— Я не имел в виду ничего плохого, но я ведь даже не знаю, как тебя зовут.

— Магдалена, — представилась она.

— Леонгард Куенрат, — ответил великан.

— А ты в самом деле родом из Равенны?

— Чушь собачья. Моя люлька стоит в Штрасбурге.

— Большая, должно быть, люлька.

— Ничего подобного. До семи лет я был не выше сверстников. Но, свалившись однажды с осла, я вдруг начал расти, как ива у ручья. Нас, детей, было семеро, и мать ругала меня, что я объедаю семью. Отец мой, мельник, лупил меня, потому что я воровал у него муку и выменивал на хлеб. Тогда я сказал себе, что хуже мне нигде не будет, и сбежал, попав прямо в руки Великому Рудольфо. Он объявил, что давно ищет такого, как я. Он-то и нарек меня великаном из Равенны. Сказал, что это звучит куда экзотичнее, чем Леонгард Куенрат. С тех пор я великан по профессии, меня никто не бьет и мне не надо страдать от голода. Пока, во всяком случае. — Подмигнув, он добавил: — Тебе ведь нравятся высокие, сильные мужчины?