– Это природоохранная зона, отсюда начинается заповедник, – удивился ее испугу и шепоту Дмитрий Васильевич. – Лет десять назад метелевцы объявили, что сами станут охранять поселок от браконьеров. Дорога-то в леса и к озеру одна, эта, а за поселком начинается дорога пешеходная и для легкого транспорта, и четыре моста легких, река везде глубокая, и бродов нет. Вот и разъезжали браконьеры да туристы всякие через поселок, оставляли перед рекой машины и дальше пешком шли. Загадили окрестности речки и озера, да и по самому поселку гоняли в любое время дня и ночи. Вот поселковые и решили самостоятельно порядок навести и охранять территорию. Даже лицензию на это поселковый совет получил. Сами убрали весь мусор, речку почистили, с того берега озера на лесных дорогах тоже шлагбаумы поставили. А два года назад организовали дружину, которая каждый день за порядком следит. Теперь сюда только по разрешениям можно проехать. Ну, это вы уже знаете.
– То есть мне надо сейчас по этой дороге идти? – с большим сомнением и не меньшим испугом спросила Глаша.
– Да вы не бойтесь, Аглая, – подбодрил Библиотека. – Здесь всего километр по прямой, присмотритесь, – он показал через лобовое стекло вперед, – видите огни поселковые?
Глашка наклонилась к стеклу и присмотрелась – действительно, впереди светились тусклые огоньки, странные такие – в непроглядной темноте, как беспорядочно натыканные светлые вкрапления, расходились снизу вправо и влево вверх. Ей аж жутковато стало.
– Перед самим поселком еще один шлагбаум, но там уже домик охранника стоит. Постучитесь и у него спросите, как вам пройти к вашему другу. Вам на какую улицу надо? – вполне доброжелательно, без какого-либо подтекста спросил Дмитрий Васильевич.
– Улица Мира, дом семь, – автоматически ответила Аглая.
– К Коле Алтаю, что ли? – не то обрадовался, не то удивился Библиотека.
– Да-а… – растерялась Глаша. – А вы что, его знаете?
– Знаю. Я здесь многих знаю, а Николай личность известная, уважаемая.
О как! Вот так посреди чиста поля у Аглаи и местного краеведа обнаружился общий знакомый. Уважаемый, как оказалось, знакомый, пользующийся в предуральских лесах прозвищем, которое Глаша дала ему в детстве, и, насколько ей известно, ранее никто, кроме нее, Колю так не называл.
Глаша все медлила выходить из машины, словно ей предстояло не по дороге идти, а как минимум от безнадеги с разбега сигануть в ледяную прорубь.
– Вам не так уж далеко. Колин дом стоит на правом холме, третья линия. Тут улицы прямые, их линиями называют, они идут снизу от дороги вверх, вы увидите. Правда, подняться прилично в гору придется, но не ошибетесь.
Тянуть дальше было совсем уж трусливо, и Глаша, выдохнув решительно, полезла в сумку за кошельком, отсчитала купюры и протянула Дмитрию Васильевичу.
– Спасибо вам, – поблагодарила искренне, от всей души.
– И вам спасибо, – приняв деньги, ответил шофер. – И за заработок, и за приятное общение. Я постою, посвечу вам фарами немного, – пообещал он и первым выбрался из машины достать из багажника Аглаин чемодан.
Глаша подняла ручку в чемодане, поблагодарила мужчину еще раз, простилась и, вздохнув от ощущения глубокой неизбежности, двинулась вперед, поднырнула под шлагбаум, таща за собой чемодан, махнула Библиотеке рукой и пошла по дороге.
Дождь лил с большим природным удовольствием и прекращаться в ближайшее время не собирался однозначно, а зонтика у Аглаи не было. Какой зонтик?! Она и не знала, что в чемодан покидала – совала не глядя, руководствуясь непродуктивным постулатом – пригодится! А что, какие вещи и для чего, собственно, они пригодятся, и не помнила даже, не до того было в тот момент.
В первозданной тишине ночи слышался только шум дождя, Аглаины шаги по мокрому асфальту и скрип чемоданных колесиков. Библиотека слово сдержал и долго стоял, подсвечивая фарами дорогу, потом развернулся и уехал. Глаша остановилась и смотрела на огни автомобиля. Это было так странно, так нереально! Осознание себя, одиноко стоящей на проселочной дороге в совершенно незнакомом месте – ночь, темнота, дождь и удаляющиеся огни уезжающей машины как последняя обрывающаяся нить, связывающая ее с остальным миром, прошлым, друзьями-знакомыми, родственниками, привычной жизнью – всем, что осталось там где-то, в другой реальности. Непередаваемое ощущение, словно она осталась одна во всем мире, – впереди ждет что-то, и сзади осталось что-то, но в данную минуту, мгновение – ты одна!
– А не страшно ни капельки! – заявила смелое противостояние темноте неуютной Глаша и двинулась вперед на огни поселка.
Домик охранника темнел окнами и признаков жизни не подавал. Вспомнив об упомянутом Дмитрием Васильевичем разрешении на посещение поселка, Глашка решила в диалог с охраной заповедной территории не вступать и, проделав вторично подныривание под шлагбаумом с чемоданом на прицепе, пошагала дальше, стараясь не пропустить нужную ей линию.
К моменту, когда Аглая нашла дом Коли, она совершенно промокла, измучилась переживаниями, сомнениями и поругиванием себя за глупость и недальновидность.
Ну, вот тогда и настал тот самый «полный трындец»! Ибо на ее колошматение кулаком в ворота отозвалась только собака за забором, истошным, надрывным лаем обозначившая себя как нечто огромное и злобное. Да потому что мелкое или средненькое существо так лаять не могло! Цербер, не иначе!
Аглая все колотила и колотила, ужас все лаял и лаял, попугивая не на шутку, угрожая сорваться с цепи и загрызть гостью незваную вместе с чемоданчиком.
Она совсем отчаялась, промокла до самых трусиков и лифчика, и если б умела плакать, то давно уже рыдала бы навзрыд от безнадеги, тупости ситуации и собственного идиотизма, приведшего ее к этим воротам. Глаша еще немного поколотила, скорее от безнадеги, и решила, что придется постучаться в те дома, где горит свет, и попроситься на ночлег.
Ну, есть же еще люди добрые? Пустят? А если нет? Под кустом до утра отсиживаться? Или к охраннику в домик проситься?
Хотелось завыть так по-настоящему, в голос и с чувством!
На крыльце дома, у двери, произошло какое-то неясное движение, и кто-то, не сдерживая голосовых связок и возмущения, проорал трехэтажным матом в вопросительной форме. По контексту высказывания можно было предположить вопрос из разряда: «Кого там принесло?»
– Алтай! – почти счастливо прокричала в ответ Глаша. – Что ты орешь матом, как грузчик перепивший! Открывай давай!
– Стрелка, ты что ль? – послышалось недоуменное с веранды.
– А ты кого-то еще приглашал? – развеселилась Аглая.
По ступенькам крыльца прогрохотала очередь быстрых шагов, сменившихся приглушенным звуком по гравию, залязгал тяжелый засов на калитке ворот, распахнулась дверца, и Аглая увидела хозяина дома в не застегнутых до конца джинсах, в кирзовых сапогах и наброшенной на голый торс телогрейке.
– Стрелка, ты откуда взялась? – тупил Коля в полной растерянности.
– С поезда. Знаешь, экспресс такой ходит Марс – Большие Васюки, – поворчала Глашка и затребовала приглашения: – В дом-то пустишь?
– Да, да! – опомнился Коля, ухватил гостью за руку, втащил в калитку, захлопнул ее и закрыл на засов. – Давай в дом скорее!
И потащил Аглаю за собой по присыпанной гравием дорожке, на ходу перехватив у нее из руки чемодан. Оказавшись за большой, тяжелой двухстворчатой дверью в прихожей, Глаша наконец перевела дух и расслабилась.
– Стрелка! – возмутился Коля. – Ты совершенно промокла!
– Совершенно, – согласилась Глаша, – даже белье мокрое, такое ощущение, что по телу бегут ручейки!
– Чокнутая! – радостно улыбнулся Алтай, притянул Аглаю к себе и обнял. – Ну, привет, ненормальная!
– Ты промокнешь! – придушенно предупредила Глаша.
– Замерзла? – отстранившись, присмотрелся к ней хозяин дома.
– Ужасно, – призналась она, – и напугалась сильно, и вообще все плохо!
– Теперь все как раз хорошо, Стрелка! – обдал оптимизмом Коля. – Давай-ка в душ горячий, а потом мы профилактически тебя полечим. Есть во что теплое переодеться?
