Джаррет, пробормотав что-то невнятное, внезапно бросился в море одетый. Он сразу адски замерз, но, не показывая вида, поплыл туда, где Тара безмятежно раскинулась на спине.

Она вздрогнула и на мгновение погрузилась в воду, когда Джаррет коснулся ее, потом перевернулась на живот, поглядела на него синими, как волны залива, глазами.

– Как вы испугали меня!

– Какого дьявола ты здесь купаешься, совсем не зная этих вод? Ведь сюда могла приплыть огромная акула! Почему, черт побери, ты так безрассудна?

«Почему я говорю таким тоном? – спросил себя Джаррет. – Ведь это несправедливо. Вся команда вместе со мной нередко плавала здесь, хотя и в более теплое время».

Но Тара, казалось, не обратила внимания на его выговор.

– Ой, как хорошо! Я так люблю море! – оживленно воскликнула она.

– Извини, – усмехнулся Джаррет, – что не позволил тебе поплавать в Миссисипи.

– Кажется, теперь мне придется испрашивать у вас на все позволения. Однако не забывайте, мистер Маккензи, что я не ваша собственность.

– Но я женился на тебе.

– Ну и что?

– Кроме того, если помнишь, я избавил тебя от какой-то серьезной неприятности и не хочу, чтобы с тобой приключилась новая беда.

Вместо ответа Тара внезапно нырнула и исчезла. Встревоженный, Джаррет вглядывался в сверкающую поверхность воды, и ему показалось, будто прошла целая вечность, прежде чем Тара вынырнула возле веревочной лестницы, свисавшей с борта.

Нет, это уж чересчур! Девчонка смеется над ним! Ему хотелось разорвать на части эту упрямицу. Едва Тара ухватилась за лестницу, Джаррет потянул ее за ногу, и они вместе погрузились в воду.

– В чем дело? – сердито спросила Тара, вновь ухватившись за лестницу.

– Не играй со мной, дорогая. – В его тоне прозвучала угроза. – Мне это не нравится. – Джаррет обхватил ее сзади и, прижав к себе, ощутил дрожь желания.

Его большая сорочка, промокшая насквозь, облегала тело девушки, так что под ней рельефно обрисовались все изгибы и выпуклости. Сейчас Тара ступит на палубу, и вся команда увидит ее почти обнаженной!

– Позволите мне подняться? – ехидно осведомилась Тара, выскальзывая из его объятий.

На палубе, к облегчению Джаррета, стоял только Роберт, с пледом в руках и тотчас набросил его на девушку.

Когда Джаррет поднялся на палубу, Тары уже там не было. Он поежился от свежего ветра.

– Кофе! Самый горячий! – крикнул Джаррет, оглядывая береговую линию.

Вдоль узкой полоски песка выстроились высокие раскидистые деревья.

Выпив кофе, принесенный Лео, Джаррет согрелся и сменил Нейтана за штурвалом.

Путешествия по морю Джаррет предпочитал всем прочим. Привык он и к своей дружной команде, плавающей с ним уже много лет. Не менее трех раз в год они ходили в Новый Орлеан, а раз в год отправлялись в Лондон, где Джаррет занимался делами, связанными со своими плантациями. Сейчас он получал большие урожаи хлопка и сахарного тростника, владел отличными пастбищами с огромным поголовьем скота, разводил свиней, кур, держал скаковых лошадей, нередко участвовавших в состязаниях. Значительный доход давала и добыча соли, ибо соляные болота были расположены поблизости от дома. Тянулись они и дальше, на север.

Порою Джаррета даже удивляло, что дела идут так удачно. Сравнительно недавно хозяйством занялся его отец, человек со средствами. Пережив семейные передряги, он уехал в эту глушь и занялся освоением новых земель. Джаррет продолжил его дело – ему нравилось все незнакомое, неизведанное, и Лайза во всем помогала мужу. Они обживали дикие места, и то, что когда-то казалось адом, постепенно превращалось в рай. Конечно, они испытали немало трудностей, проводя дни и ночи среди пустынных болот; частенько не знали, получат ли урожай; осушали топи; возводили свой дом. Но Лайза разделяла мечты Джаррета, жила его надеждами. Они оба верили, что когда-нибудь Флорида станет одним из лучших американских штатов, гордостью всей страны. И тогда на этой мирной земле будут поддерживать добрососедские отношения белые и семинолы, индейские воины и американские солдаты, негры, испанцы и все прочие поселенцы, которых ждет долгая и счастливая жизнь…

Находясь на суше, Джаррет и его команда не скучали без дела. В отсутствие хозяина обширными владениями управлял Дживс, человек афро-индейского происхождения – черный, как эбеновое дерево, и сильный, как бык. Он хорошо говорил по-английски, усвоив язык за долгие годы, проведенные в Бостоне. Дживс был свободным человеком, не рабом,[3] получал солидные деньги за свою работу и считался в доме Джаррета почти членом семьи.

Дживс относился к людям независимо от их цвета кожи, держался со всеми доброжелательно, пользовался авторитетом у домашней прислуги и работников на плантациях – индейцев, негров, ирландцев, англичан, американцев, креолов, гаитян, испанцев.

Разнообразие национального состава работников объяснялось любопытством Джаррета к людям. Встречая тех, кто казался интересным и полезным ему, он тотчас приглашал их к себе в «Симаррон».[4] Особое сочувствие Джаррет питал к одиноким и заблудшим душам. Так, двух служанок-ирландок, потерявших родителей во время кораблекрушения, он подобрал на улицах Чарлстона. Платил он работникам не так уж много, особенно неграм на плантациях, но зато они имели свои наделы земли и пользовались свободой. Не слишком разбираясь в большой политике, Джаррет искренне ненавидел рабство. Никогда, с самого детства, он не судил о людях по цвету кожи, и ничуть не удивлялся, встречая честных и неподкупных краснокожих индейцев или черных, как сажа, африканцев. Его большое поместье «Симаррон», где дела шли на редкость удачно, наглядно доказывало, что можно вполне обходиться и без рабов…

«Симаррон» располагал всем, что нужно для жизни. Вот только после смерти Лайзы он остался без хозяйки. Джаррет полагал, что обрадует Дживса, привезя в дом новую жену – хозяйку «Симаррона».

Подумав об этом, Джаррет чертыхнулся, ибо мысли его то и дело возвращались к Таре.

Между тем солнце опускалось, небо темнело. Джаррет услышал смех, а вскоре и звуки скрипки. Это играл Роберт. Нежная мелодия словно поднималась вверх и таяла там же, где солнечные лучи, – в оранжевых клочковатых облаках. И вдруг прозвучал женский голос. Тара пела!