Но вот до нее донесся негромкий женский смех, потом в холле послышалась тяжелая мужская поступь. Сара встала, хотя ноги плохо ее слушались. Шаги приближались. А вот и частые женские шажки на высоких каблуках вслед за ними. Дверь в гостиную не была заперта; она открылась, и на пороге возникли две темные тени. Сара застыла на месте, словно оледенела. Тем временем пара вдверях слилась в единый и неразличимый черный силуэт. В ночной тишине шуршание одежды, трущейся об одежду, показалось ей очень громким и каким-то непристойным. Она прижала обе руки ко рту, когда узнала грудной, урчащий женский голос. Не в силах произнести ни слова, она наклонилась к столику и зажгла стоявшую на нем электрическую лампу.

Наташа завизжала. Но это была лишь половина кошмара, потому что Сара увидела, что пришедший с ней мужчина – не Бен. Это был незнакомец с черными волосами и белым лицом. Рот у него открылся от неожиданности. Они оба были в вечерних туалетах, причем Наташа вырядилась в темно-синий шелковый плащ Сары, который она надевала в оперу, и в ее новое, совсем недавно сшитое муаровое платье малинового цвета, уже расстегнутое на груди.

Целых полминуты никто не отваживался заговорить. Наконец черноволосый мужчина откашлялся и предпринял довольно-таки трогательную при сложившихся обстоятельствах попытку очаровать Сару своей улыбкой.

– Madame, je suis navre, desole! [27] Мне ужасно неловко. Наверное, мне следует уйти, qui? [28]

– Да.

Наташа рывком схватила его за руку; на секунду Саре показалось, что она попытается его удержать. Но он отпрянул, и она отпустила его руку. Мужчина отвесил насмешливый поклон, ухитрившись с величайшей ловкостью адресовать его обеим женщинам одновременно, пробормотал нечто неразборчивое, но многозначительное, обращаясь к Наташе, и выскользнул из гостиной. Минуту спустя они услышали, как открылась и вновь закрылась входная дверь.

Еще одна минута прошла в молчании. Догадавшись, наконец, что Наташа не собирается давать объяснения, Сара беспомощно всплеснула руками.

– Где ты была?

– В опере, разве не ясно?

Она небрежно бросила плащ Сары на спинку кресла и принялась нарочито неторопливыми движениями заново застегивать платье на груди.

– Ты обещала остаться с Майклом, пока нас с Беном не будет дома на выходные.

Наташа пожала плечами.

– Шейла за ним присматривала.

– Не в этом дело. Ты мне солгала. И ты привела мужчину в этот дом.

– Ну и что? Что тут такого?

Сара пристально смотрела на нее, но не видела ни тени раскаяния или хотя бы смущения в вызывающе дерзком взгляде Таши. Она тяжело перевела дух, чувствуя глубокую усталость. «Отчасти это моя вина, – подумала Сара. – Плата за то, что я слишком долго откладывала неизбежное объяснение, потому что оно было неприятным. Теперь оно стало невыносимым».

– Мне очень жаль, – тихо сказала Сара, стараясь, насколько возможно, удержаться от озлобленности, – но тебе пора подыскать себе другое жилище.

Наташа повернулась к ней с легкой улыбочкой на сочных карминовых губах.

– Ну нет, я так не думаю.

– Боюсь, что тебе придется это сделать. Твое присутствие в этом доме больше невозможно. Ты должна найти себе работу…

– Работу? – Наташа презрительно рассмеялась. – Я не собираюсь работать.

– Нет? Как же ты собираешься себя содержать?

– Я собираюсь остаться здесь.

– Ты слышала хоть слово из того, что я сказала? Ты больше не можешь оставаться здесь. Однажды я уже предложила тебе помощь в поисках работы; я вновь готова тебе помочь, если хочешь. Я дам тебе денег на первое время, пока ты не встанешь на ноги. Но ты должна оставить этот дом. Я сожалею, но это единственный выход, Таша. И даже лучший для тебя.

– Даже для меня? – злобно взвизгнула Наташа, оскалив зубы и подходя ближе – так близко, что на Сару пахнуло запахом ее собственных дорогих духов. – Значит, ты хочешь вышвырнуть меня отсюда для моего же блага? Как это мило! Пожалуйста, объясни мне, Сара, как это послужит моему благу?

Сара посмотрела ей прямо в глаза.

– Так будет честнее.

У Наташи вырвалось грубое слово на языке, которого Сара не понимала, но о смысле догадаться было нетрудно.

– Я сожалею, – сухо повторила она. – Я хочу, чтобы ты покинула этот дом завтра же.

С этими словами Сара двинулась мимо нее к дверям, но Наташа схватила ее за плечо и с силой развернула лицом к себе.

– Ты меня выгоняешь из-за Луи?

– Луи?

Наташа ткнула оттопыренным большим пальцем в дверь у себя за спиной.

– Ах Луи… Да, отчасти из-за этого. Ты не имела права приводить его сюда…

– Двуличная тварь!

Сара оцепенела.

– Не вижу смысла продолжать этот…

– Шлюха! Да кто ты такая, чтоб меня осуждать? Сама крутишь шашни на глазах у мужа да еще приводишь любовника прямо в дом! Ну что, Сара, язык проглотила? Что ты на это скажешь?

Ей нечего было на это сказать; Сара была так потрясена, что вообще лишилась дара речи. Надо было все отрицать, но эта возможность ускользнула от нее безвозвратно, пока она, побледнев как смерть, пыталась набрать воздуха в легкие.

– Прочь с дороги, – проговорила она наконец она онемевшими губами. – Тебе больше нет места в этом доме. Я хочу, чтобы утром тебя здесь не было.

Наташа ударила ее. Удар открытой ладонью пришелся в плечо. Сара вскрикнула от удивления и гнева, но Наташа лишь подошла еще ближе, пока их лица не оказались на расстоянии двух дюймов.

– О нет, я не уйду. Попробуй только меня тронуть, и я все расскажу твоему мужу про тебя и мистера Макуэйда.

– Рассказывать нечего! – запоздало спохватилась Сара.

– Врешь! Ты спишь с ним, я это знаю. Я все расскажу твоему мужу.

– Нет!

– Завтра же я ему все расскажу, богом клянусь. И он вышвырнет тебя отсюда. Он оставит сына себе, а тебя выгонит. И я это сделаю, не сомневайся!

Сара ей поверила. Она живо представила себе, как все это произойдет. Неизбежность. Обреченность. Судьба. В то же время она точно знала, какую цену ей придется заплатить, чтобы избежать этой судьбы. Но как могла Наташа разузнать о них с Алексом? Неужели у нее по лицу все заметно? А может быть, Таша просто сделала предположение, исходя из своих собственных представлений о морали?

Сара почувствовала бессильную ярость загнанного зверя и еще более сильный гнев, направленный против Таши. Нет, не из-за ее предательства, а из-за того, что своими гнусными подозрениями она замарала и втоптала в грязь единственный чистый акт любви, который Сара позволила себе раз в жизни.

Отступив назад, она наткнулась на кресло, но не села, хотя ноги у нее подкашивались, а искушение опереться на что-то прочное было велико. Кровь стучала у нее в висках и в запястьях. Никогда в жизни она не была так близка к обмороку, однако Наташа и без того уже получила слишком сильную власть над ней, и Сара не собиралась предоставлять ей дополнительное преимущество, демонстрируя свою слабость.

– Что тебе нужно? – спросила она, стараясь по мере сил сохранять спокойствие.

В глазах соперницы тотчас же вспыхнул огонек злорадного торжества, и Сара ощутила подступающую волной тошноту.

– Я хочу тысячу долларов.

Сара едва не рассмеялась вслух. Вероятно, вопиющее несоответствие между окончательным крушением ее жизни и смехотворной ценой, которую требовалось заплатить за спасение, должно преподнести ей некий урок смирения. И возможно, настанет день, когда ей удастся извлечь и усвоить этот урок.

– Хорошо, – тотчас же согласилась она.

– Это только для начала. Деньги нужны мне завтра около полудня. Я собираюсь отправиться по магазинам. Ты можешь пойти со мной, если хочешь: я всегда ценила твой вкус, Сара.

Разговор все больше и больше клонился в сторону абсурда.

– Что еще? – сухо спросила Сара, чтобы вернуться к мрачной действительности.

– Да-да, ты непременно пойдешь со мной. Я хочу, чтобы ты представила меня своему закройщику у Лонжина. Что еще? О, много чего еще.

вернуться

27

Мадам, я удручен, я в отчаянии (фр.).

вернуться

28

Да (фр.).