— Когда вы в последний раз получили известие от него? После того, как умерла ваша мать?

— Да.

— Пытался ли он связаться с нею раньше?

— Я об этом ничего не знаю.

— После того, как ей стала принадлежать половина цирка, например?

— Нет. А в чем дело?

— Ну, мужчина возникает ниоткуда, чтобы узнать, не упомянула ли бывшая жена его имя в своем завещании. Конечно, возникает мысль, не пытался ли он просить у нее наличные, пока она была жива? Он слышит о том, что она частично владеет цирком, и думает, что ее легко шантажировать. Вы не знаете, встречался ли он с ней после того, как они расстались?

— Нет. Моя мать никогда не упоминала о нем за эти годы.

— Вы были с ней очень близки?

— Очень.

— Она бы вам об этом сказала?

— Да, она бы сказала мне об этом.

— Она когда-нибудь говорила вам о том, что хочет покончить жизнь самоубийством?

— Нет. Это не было самоубийством. Кто-то ее убил.

— Вы сказали об этом мистеру Хоупу?

— Да.

— Как он отреагировал на это?

— Он хотел знать, есть ли у меня какие-нибудь мысли о том, кто это сделал?

— А у вас есть?

— Да.

— Вы сказали ему?

— Да.

— И что вы ему сказали?

— Я сказала ему, что Дейви Шид стрелял и убил мою мать.

— Дейви…

— Шид. Дрессировщик кошек у «Стедман энд Роджер».

Медицинская сестра, следившая за показаниями пульса и кровяного давления Мэттью Хоупа, получила совершенно нормальные результаты. Давление крови сто на семьдесят, пульс девяносто пять. Но она знала, что его электрокардиограмма показывает хаотичную работу и что доктора говорят между собой о коме. Если и следующая кардиограмма будет неудовлетворительной, то это будет означать, что кора головного мозга перестала функционировать. Чем дольше он будет оставаться в коматозном состоянии, тем меньше у него шансов проснуться. Если это будет продолжаться два дня подряд, они решат, что его мозг мертв и его шансы на выздоровление практически равны нулю. В этот самый момент доктора вызывают членов семьи и спрашивают, что они предпочитают делать с системой поддержания жизни.

Медсестра думала о том, что происходит в его голове.

В его голове была пустота, такая же огромная, как сибирская равнина. В его голове дул холодный, резкий ветер над каменистой поверхностью. В темноте что-то потрескивало и внезапно вспыхивал свет. Над холодной темной равниной бушевала электрическая буря. Каждый раз, когда вспыхивала молния, он видел, как из темноты вылетает черный кнут. Каждый раз, когда завывал ветер, он слышал рев тигра. Образы возникали и исчезали в его голове. Вот появился белый с голубым купол. Вот черный, ужасающего вида трак грохочет в полной темноте. Эхо голосов в огромной пустой комнате. Еще вспышка молнии. Еще треск кнута. Голова тигра, висящая в полуночном небе, вспышки молний, окружавших ореолом его великолепную голову…

…Челюсти широко распахнулись, когда Дейви Шид приблизился к ней. Мэттью стоял совсем рядом с клеткой, Джордж Стедман — рядом с ним. Стедман низко наклонился к нему, стараясь перекричать треск кнута, рычание кошек и успокаивающий, подбадривающий шепот дрессировщика. От Стедмана пахло лосьоном «Олд Спайс». В клетке пахло мочой животных, человеческим потом и чем-то еще, что было трудно определить, возможно, страхом.

Требуется много времени, чтобы установить клетки и настилы, поэтому представление с дикими животными всегда бывает в начале. Дейви Шид, король диких зверей! Так он себя называл. После того, как его выступление заканчивается, выходят клоуны, за это время разбираются клетки и канатоходцы начинают свои выступления.

— Ох, — сказал он, и все его внимание устремилось на тигрицу, соскочившую с пьедестала и приблизившуюся к нему.

— Они знают черту, которую не могут переступить, — прошептал Стедман. — Это длина кнута или палки, которой пользуются дрессировщики. Они не могут подходить ближе. Посмотрите, она к нему приближается. И он дает ей понять, что не потерпит от нее ничего подобного.

— Сакти!

Имя прозвучало, как удар кнута.

— Нет, Сакти! — закричал Шид, будто распекая кошку, намочившую ковер, а не трехсоткилограммового зверя, который презрительно откинул назад голову, а правой лапой пытался дотянуться до кнута. Шид, привлекательный, темноволосый, мускулистый человек среднего роста, работал в голубых джинсах, сапогах и с обнаженным торсом. В клетке было еще четыре тигра; трех молодых львов еще не запустили. Стедман объяснил Мэттью, что кошки мужского пола менее агрессивны; поэтому дрессировщики используют кошек женского пола для представлений, где они имитируют драку. В клетке с Шидом находились пятеро тигров; Стедман показал ему молодого тигра, двух взрослых тигриц и двух стареющих тигров.

— Иди обратно. Где твое место, Сакти? — произнес Шид и ослабил хватку на ручке кнута. — Иди туда. — И Сакти следила за ним, помахивая хвостом, но не пыталась снова схватиться за кнут. Он полностью опустил кнут. Сделал к ней шаг. Мэттью подумал, что он ненормальный. Еще шаг. Еще ближе. Уши другой тигрицы были крепко прижаты к голове. Мэттью чувствовал, что она в следующее же мгновение прыгнет на него. По-видимому, двое помощников Шида, находящихся снаружи, подумали то же. Они беспокойно двигались возле клетки, готовые прийти на помощь в случае необходимости. У одного из них в руках был пистолет.

— Давай! — сказал Шид, подходя совсем близко к тигрице. — Достаточно, нам нужно работать. Ап! — и он щелкнул пальцами у самого носа Сакти. Большая кошка повернулась и прыгнула на свое место. Другая тигрица еще мгновение следила за ними, затем, похоже, полностью потеряла к ним всякий интерес. Зевая, она отвернулась. Зевок оказался заразным. Старшие тигры присоединились к ней, а затем то же самое сделал и младший тигр.

— Мы никогда не кормим их до представления, — сообщил Стедман. — Мы держим их голодными, пока Дейви проделывает все свои штучки. Они получают еду только после окончания представления.

Мэттью подумал, что ему не нравится работа дрессировщика.

Пока Шид повторял со зверями все упражнения, которые они репетировали тысячи и тысячи раз, Мэттью рассказывал Стедману, что накануне он встречался с Марией Торренс и рассказал ей о покупке земли. Теперь он был уверен, что она не будет выступать против. Это позволяло ему связаться с Флорида Сан и Шор и сделать им предложение о покупке от имени Стедмана. Он даже назначил на сегодня встречу с человеком по имени Лонни Макгаверн.

— Мне бы хотелось задать несколько вопросов мистеру Шиду, — сказал Мэттью, — и потом я…

— О чем? — забеспокоился Стедман.

— Я думаю, что он хорошо знал Уиллу Торренс.

— Все хорошо знали Уиллу. Какое это имеет отношение к приобретению земли?

— Мария посоветовала мне поговорить с ним, — уклончиво ответил Мэттью, — спросить, что он об этом думает.

— О чем? — снова задал вопрос Стедман.

— Было бы неплохо, если бы вы позвонили ей в ближайшие дни, — сказал Мэттью, уходя от вопроса. — Расскажите ей о своих планах, постарайтесь показать, что вы относитесь к ней, как к равному партнеру с хорошей головой для бизнеса.

— Мария? — Стедман поднял брови. — У нее хорошая голова для бизнеса?

— Я так думаю, — сказал Мэттью и внезапно поймал себя на игре слов. Хорошая голова для бизнеса! Мария выбрила свою голову, чтобы демонстрировать эффективность париков, которые она продавала. Он почувствовал, что на его лице появляется улыбка, но она мгновенно замерла, когда другая тигрица спрыгнула с подставки и помчалась к дрессировщику.

Шид не медлил ни минуты.

Он перевернул утяжеленную ручку кнута таким образом, что держал ее как дубинку, и как только зверь был готов прыгнуть, он ткнул ее дубинкой в нос и выкрикнул ее кличку, как выстрелил из пушки: — Рахна! — и снова ткнул ее ручкой кнута и крикнул: — Рахна! — и снова ткнул, отступая от нее в сторону дверцы клетки, где уже стоял один из его помощников. Рахна низко присела, прижала уши к голове. Хвост ее двигался из стороны в сторону; она следила за ним глазами, которые стали такими же желтыми, как ее шкура.