— Кто это мы?
— Простите?
— Вы сказали, что мистер Роджер…
— О да, Уилла. Уилла Уинки. Но она тоже скончалась.
— Понимаю. И что случилось с ее долей в…
— Ее единственный ребенок унаследовал. Дочь. Мария Торренс.
— Унаследовала материнскую долю цирка?
— Да. Пятьдесят процентов.
— Они все еще принадлежат ей?
— Да. Но она не вмешивается в мои дела. Она предоставляет все это мне. Все сотрудники подчиняются непосредственно мне: я нанимаю всех на работу, и они отчитываются передо мной. У меня решающее слово. Мария никогда не возражает против того, как я веду дела.
— Кстати, это общее партнерство?
— Да, это так.
— Существует ли договор о партнерстве?
— Да.
— Между вами и покойным мистером Роджером?
— Да.
— А в нем определено, что произойдет, если один из партнеров захочет продать свою долю?
— Каждому принадлежит право одобрить любого возможного покупателя. Если мы не договоримся, тогда у нас есть право встретиться и обсудить это.
— Вы одобрили эту продажу миссис Уинки?
— Торренс. Миссис Торренс. Уинки — ее цирковой псевдоним.
— О, она была цирковой артисткой?
— Скорее, конферансье. Но она была талантлива, очень. Макс и я знали ее долгое время, и он решился продать свою долю ей. Мы все были большими друзьями.
— Итак, вы одобрили эту сделку?
— О да, конечно.
— Полагаю, все права, титул и доля мистера Роджера перешли ей?
— Да.
— Она стала вашим полноправным партнером, таким же, каким был мистер Роджер до нее?
— Да. Кстати, она очень способная деловая женщина.
— Мистер Стедман, можете вы мне сказать, в оригинале вашего партнерского соглашения говорилось, что случится, если один из партнеров умрет?
— Вы говорите о том, кто наследует его права?
— Да. Я предполагаю, что мисс Торренс унаследовала такие же права, титул и интересы, которые выкупила ее мать…
— Да.
— Я хочу выяснить, будет ли у мисс Торренс право принять участие в решении того, как расходовать средства партнеров?
— Ну, в оригинале моего соглашения с Максом отмечено, что если один из партнеров умрет, то второй обязан консультироваться с наследниками умершего по любым деловым вопросам. Но, как я уже говорил, Мария никогда не давала мне ни малейшего повода беспокоиться о том, как я веду дела.
— Но по вопросу вложений такого масштаба… тридцать акров избранной деловой собственности… как много вы собираетесь предложить за эту землю, мистер Стедман?
— В этом районе города земля стоит сто-двести тысяч за акр. Мы предложим очень низкую цену и сойдемся на середине. Я считаю, примерно три миллиона за тридцать акров. Никаких закладных, три миллиона на бочку.
— Об этом я и говорю. Как она прореагирует на такую огромную трату ваших средств? На ваши мечты, говоря точнее.
— Окончательное решение принимаю я, — отрезал Стедман.
— Вы только что сказали…
— Да, но Макс и я об этом тоже подумали, мистер Хоуп. Хорошие друзья заключают хорошие контракты. Мы включили особый пункт, согласно которому в случае, если стороны не могут прийти к соглашению, то оставшийся в живых партнер имеет право на решающий голос. Мы сделали это, чтобы защитить самих себя.
— Может быть, мне лучше взглянуть на оригинал соглашения?
Тент уже был установлен.
Рабочие стояли вокруг, восхищаясь своей работой, куря и спокойно разговаривая, посмеиваясь иногда, как это делают мужчины, когда они наслаждаются плодами хорошо выполненной работы. Голубой с белым брезент под полуденным солнцем шевелился от легкого ветерка, тент весь переливался и звенел от ярких раскрашенных подвесок и украшений. На центральной мачте высоко вверху развевался американский флаг. Мужчина, который час назад провел мимо машины Мэттью слона, теперь кормил животное, которое, видимо, выполнило основную часть работы, устанавливая все эти крепления.
Сквозь открытый вход Мэттью мог разглядеть клетки для зверей и настилы, которые были установлены для показа животных, трапеции и платформы, высоко поднятые для воздушных акробатов, деревянную платформу для оркестра. Это сюда, к главному входу в большой тент, приведет проход, когда вся подготовка будет закончена. Именно в таком проходе горилла забросала нечистотами сестру Мэттью много лет назад.
Пока Стедман рылся в старом сейфе в поисках древнего соглашения о партнерстве между ним и Максом Роджером, а затем между Роджером и Уиллой Торренс, и копии завещания, согласно которому права Уиллы переходили к ее дочери, он рассказал Мэттью, что его рабочие доходы составляют от восьми до девяти тысяч долларов в день. В его цирке две с половиной тысячи мест, за них он может получить двадцать пять тысяч долларов, но вход для детей бесплатный, поэтому он считает, что только половина мест продается за деньги. Получается двенадцать тысяч пятьсот в день. Из этой суммы Стедман должен отдать от десяти до сорока процентов любой городской организации, которая спонсировала выступление; поэтому он должен рассчитывать, если он организует два представления в день, то его чистый доход составит от шести до двенадцати тысяч в день только от продажи билетов.
Но Стедман объяснил, если цирку удастся найти достаточно большую территорию, чтобы водрузить огромный тент и подобающий проход между клетками, а затем открыть его за час или два до представления, то он сможет продавать катание на пони, верблюдах и слонах, которые принадлежали ему. Если продавать тысячу катаний на каждом представлении, то получится кругленькая сумма. Скажем, вы открываете свой цирк в три часа, позволяете своим зазывалам выудить у них по два доллара за вход, чтобы понаблюдать за шпагоглотателем или пожирателем огня, метателем ножей или заклинателем змей, волшебником или чревовещателем. Затем все они выходят с вытаращенными от восторга глазами и снова тратят деньги, покупая содовую за полтора доллара или хоть дог по два доллара за штуку; потом можно предложить прогулку под луной за пару баксов, сахарную вату или несколько шариков мороженого, какие-нибудь сувениры. И все это до того, как люди покупают входные билеты на само представление.
— Кто сказал, что такая деятельность умерла? — иронически спросил Стедман. — Это все живет в нашем цирке, и надеюсь, что все так и останется.
Внезапно Мэттью понял, почему этот человек хочет потратить три миллиона долларов за кусок земли, на которой он мог бы построить постоянное помещение для цирка.
— Здравствуйте!
Он повернулся к тому месту, где только что остановился трейлер. За рулем сидел мужчина. У него были светлые волосы, голубые глаза, прищуренные от солнца. Он разглядывал Мэттью.
— Вы хозяин? — спросил он.
Мэттью понял, что вопрос относится к нему, так как он был здесь единственным мужчиной в пиджаке и галстуке; одежда, которая придавала ему вид начальства.
— Нет, я не хозяин, — ответил он, — извините.
— Я просто хотел узнать, где парковать машину, — объяснил мужчина.
— Мистер Стедман в красном вагоне, — показал Мэттью.
Блондин повернулся к женщине, сидевшей рядом с ним.
— Хочешь поздороваться с Джорджем? — спросил он.
— Позже, — с раздражением ответила она. — Давай парковаться.
— Сначала я посмотрю, как вы здесь устроились. — Он открыл дверцу машины, посмотрел на жидкую грязь под ногами, нахмурился, а затем осторожно шагнул на землю.
— Сэм Маккалоу, — представился он Мэттью и протянул руку. На нем была голубая рубашка с короткими рукавами, защитного цвета брюки с кожаным ремнем и кожаные сандалии. Первое, на что обратил внимание Мэттью, было его крепкое рукопожатие. У Маккалоу были крупные руки с широкими запястьями, и он взял руку Мэттью, как будто ловил его после тройного переворота без страховочной сетки. У него были четкие выпуклые мышцы шеи, груди и плеч, которые придавали его тренированному телу ощущение силы.
— Мэттью Хоуп, — представился он. — Адвокат.
Маккалоу уклончиво кивнул и отвернулся.