«Ворон и ветвь» только считался простым трактиром – плати и не буянь – в остальном был очень приличным заведением. Стоило переступить порог, один из официантов немедленно подошёл. Мгновенно оценил: воин не из бедных, но прямо с дороги, и при нём горожанка. Оба держаться со спокойным достоинством. Отец с дочерью, муж с молодой женой или с любовницей. Официант пригласил за собой, провёл до столика на краю подковы. В просторной зале было пока немноголюдно – в самом центре дуги отмечали что-то пятеро школяров из университета, да на другом краю подковы спал, положив голову на столешницу, растрёпанный мужик в дорогом, расшитом мелким жемчугом камзоле. Но лучше пусть каждый посетитель чувствует себя, будто он здесь один. Как только мужчина и девушка уселись, официант легонько поклонился и поинтересовался:

– Господа прочитают меню сами или вам зачитать?

Рианон бросила умоляющий взгляд на своего спутника. Саутерн нахмурил лоб, как бы ненадолго заколебался и всё же решил:

– Несите. Дочка у меня грамоте учёна, мне прочитает.

Словно по волшебству тут же на столе появилась вощёная доска, где было написано сегодняшнее меню. А Рианон подумала, что вот он – ещё один признак богатства города. Умеющей читать женщиной никого теперь не удивишь, десять лет назад такого ещё не было.

Саутерн негромко буркнул:

– Только не местной кухни. Я здешней преснятиной ещё в прошлый раз чуть не подавился.

Рианон хмыкнула и с вредной назидательностью ответила:

– Наоборот. Это у меня, пока мы на севере были, кусок в горло не лез. А на тарелку страшно смотреть было, сплошной шафран и специи.

Быстро пробежавшись глазами по аккуратным строчкам записей, посоветовала:

– Ладно, тогда рекомендую олья. Это довольно острое рагу из курицы со свининой. Ещё карпа, его в Шенноне жарят так, как нигде больше. И обязательно ореховые кексы. А мне… Пожалуй, тоже карпа. И курицу в горшочке. И вина. Настоящего вина, – она сделала ударение, – а не северной кислятины.

Саутерн тихонько жалобно вздохнул: он всё-таки предпочитал сухие вина, и терпеть не мог сладкие южные. Подозвал официанта, сделал заказ. Дальше оставалось только ждать, пока всё принесут. Рианон тем временем постаралась раствориться ощущениями в воздухе и ароматах кухни, возродить в себе чувства, с которыми покидала Шеннон.

Уже почти получилось, когда всё разрушил громкий вопль пьяного мужика напротив. Он поднял голову, заметил Саутерна и закричал:

– Ты кто такой?! Я тебя не знаю! – в пару скачков пересёк свободное пространство и оказался возле их стола. – Признавайся! Из этих?

Попытался схватить за грудки и сорвать со стула, но не успел. Двое вышибал уже стояли рядом и заломили буяну руки.

– Иди, проспись, – буркнул один из них. – Пора и просохнуть.

А трактирщик подошёл извиняться:

– Вы уж простите его. Дочка у него пропала. Шестнадцать, в самом соку, на выданье… Вы ведь в городе недавно?

Саутерн кивнул:

– Только сегодня с караваном вернулся, а до этого больше года ходил на север, к поганым[3] меха торговать. Упросил у зятя дочку отпустить, день вместе провести.

Трактирщик вздохнул.

– Душегуб вот у нас тут недавно объявился. За невинными девками охотился, чёрным колдовством соблазнял и портил, а двоих даже убил. Месяц назад как поймали, признался – не поддались, вот со зла да в жертву нечистому их и убил. У него, – махнул рукой в сторону буяна, – как раз и убил.

– Врёшь! – мужик с силой сумасшедшего так рванулся из рук вышибал, которые волокли его к выходу, что те на секунду пьяницу даже выпустили. – Врёшь! Не убивал он её. Её для принца украли, сам видел, как на седло подняли и уволокли. Врёте вы все, а я…

Договорить ему не дали. Один из вышибал треснул буяна по затылку. Трактирщик скривился. Одно дело во хмелю оскорбить посетителя, и другое – прилюдно возвести хулу на семью императора. Но Саутерн лишь замахал рукой, потом сделал жест как будто прикрыл уши руками – я ничего не слышал. И показал на студентов. Трактирщик помотал головой, эти так напраздновались, что потом ничего не вспомнят. Рианон же вздохнула. Неистребимые слухи о том, что совершеннолетие молодые принцы отмечали, подражая Солнечным императорам по другую сторону Большого южного моря, бродили не одно столетие. Якобы месяц не просыхают и участвуют в развратных оргиях, для которых свозят девственниц со всей державы. Нашёптывают отвратительные байки про все царствующие династии по всем Десяти королевствам и по всем Десяти королевствам, несмотря на то, что уклад жизни везде разный. Королевские семьи были не только сильнейшими магами обитаемых земель. Лишь мужчины царственного рода умели в одиночку закрывать бреши в Преисподнюю. Причём без последствий для себя и окружающих, а не так, как у северных язычников. Там Привратники должны были, сразу после того как сведут и сошьют края прорехи, убить не меньше полусотни быков, а лучше – людей. Иначе погибнут сами, а собранная внутри них дьявольская сила разорвёт Привратника и уничтожит всё живое на половину дня пути вокруг. Потому-то королевские семьи для тёмного простонародья – что-то недостижимое, невероятное. А непонятное всегда рождает слухи и суеверия.

Саутерн и трактирщик разговорились, обсуждая и пойманного душегуба, и похожие случаи, про которые «часто сопровождавший караваны наёмник» слышал по всем Десяти королевствам. Рианон не обращала на болтовню внимания, если капитан узнает что-нибудь интересное, потом доложит… Трактир для неё на мгновение сжался в крохотную точку, аж в глазах потемнело – а потом лопнул во все стороны разноцветными искрами, будто фейерверки на день рождения императора.

Окружающий мир исчез. Остался, но превратился в мешанину из пятен разных цветов и температуры. Вот сладкий мёд, это квартал, где расположен «Ворон и ветвь». Шагнуть сознанием чуть дальше, и окутают зелень мяты и душицы, квартал аптекарей. А за ними сталь, запахи сажи и железа, меди и тяжёлого свинца... Квартал за кварталом Рианон касалась города, он же в ответ шептал: «Добро пожаловать домой, девочка. Я соскучился». И Рианон обнимала Шеннон в ответ каждой капелькой души. Её город, её семья. Другой не надо и не будет. Ведь божественный дар Ищеек редок, и Господь забирает его, стоит только возлечь с мужчиной и потерять невинность. Девочек воспитывают в закрытом пансионе монахини. И если не покинет дар раньше отмеренной Господом сороковой зимы, быть ей одной. Но девушка не жалела, плотские утехи – малая цена за свободу. И за возможность вот так, как сейчас, говорить с душой целого города.

Из трактира на улицу Рианон даже не вышла, а выбежала. Хотелось, как в детстве, прыгать на одной ножке, хохотать без повода. Или сделать шалость пополам с глупостью из тех, за которые сёстры святой Урсулы сажали в тёмную комнату на хлеб и воду или отправляли на кухню драить котлы. Чтобы не уронить свою репутацию перед капитаном отряда, Рианон попробовала заставить себя сосредоточится на деле.

– Саутерн, услышали что-нибудь интересное?

Умудрённый жизнью наёмник еле слышно хмыкнул себе в бороду, в глазах заиграли весёлые искры – не первое лето друг друга знаем, госпожа. Но ответил Саутерн уважительным тоном и по-деловому.

– Только то, о чём мы уже знаем и догадываемся. Хозяин мельком знал парня. Хороший медник и чеканщик был, а потом разом словно разучился.

Рианон закивала.

– Ну что же, если за то, чтобы ни одна девушка ему не отказала, медник расплатился своим умением… Одержимый не устоит перед соблазном попробовать себя в новом украденном искусстве. Пройтись по лавкам? Или? – она вопросительно посмотрела на Саутерна.

Капитан задумчиво провёл рукой по бороде.

– То-то и оно, что глупые люди среди тех, кого коснулся Лукавый, не водятся.

Девушка вздохнула: Саутерн прав. Не каждый понимает, что чем больше дано от Бога, тем больше ответственность. Им хочется ещё, больше чем положено по установленному миропорядку, больше чем заслужили… Таким и нашёптывает Враг рода человеческого, и не все могут устоять. Человек соглашается подселить в себя беса, а тот за это помогает ему без многих лет учения с помощью чёрного колдовства получать чужое мастерство. Капитан тем временем продолжил мысль.