Очень быстро Саша попал в приятели президента РАН, который, в свою очередь являлся приятелем бывшего запойного Президента России. У самого главного академика страны имелась слабость — очень уж он был падок до денег. Недаром самый первый его указ на новой должности касался приватизации его же служебной дачи. Сашу он принял, как украденного тридцать лет назад цыганами сына. В результате этой почти семейной идиллии возникла странная фирма под названием «Поиск». Название очень много значит. «Как вы яхту назовёте, так она и поплывёт». Простодушные учёные могли поверить в то, что речь идёт о научном поиске. Более искушённые люди понимали, что искать можно и то, что плохо лежит. Последнее оказалось более верным. «Поиску» были переданы для коммерческого использования бесценные академические архивы. Под шумок Саша приватизировал гостиницу Академии наук и делал небезуспешные попытки приватизировать научный флот России, точнее, то, что от него осталось.

Марципало покосился на мрачных, как обобранные вкладчики, шофёров в чёрных джипах. Нейман всегда обставлял свои визиты в Москву с помпой — джипы, охрана в чёрных костюмах, светские рауты в честь приезда благодетеля.

— Лёгок на помине, — шепнул Ровенский, глядя на Неймана, плавно перемещающегося по гулкому коридору, украшенному лепниной, деревянными панелями. Интерьер некогда призван был подчёркивать незыблемость советской науки, но с того времени он сильно поизносился, как и сама наука.

По оба плеча Неймана маячили здоровенные и тупорылые охранники, глядевшие на сотрудников фонда «Технологии, XXI век» как на потенциальных киллеров и решавшие про себя трудную задачу — то ли раздавить их, как клопов, то ли побыстрее спрятаться, если те ненароком вытащит из кармана оборонительную гранату «Ф-1».

— Здравствуйте, Николай Валентинович, — распахнул объятия вечно дыбящийся, обаятельный, как профессиональный мошенник, Саша Нейман.

— День добрый, — без особой радости кивнул Марципало.

— И вам, Семён Иосифович…

— Пионерский привет, — кивнул Ровенский.

— Ну, как поддержка отечественной науки? — поинтересовался американец.

— Терпимо, — произнёс Марципало.

— А как торговля ядерным топливом? — полюбопытствовал Ровенский.

— Это в прошлом, — по челу Неймана скользнула лёгкая тень.

— Ну да. Все хорошее быстро кончается…

Саша Нейман недавно принял активное участие в ядерном проекте по сбыту за бесценок российского ядерного топлива. Видимо, в делёжке по понятиям Саша знал толк, поскольку министр атомной промышленности в докладной записке рекомендовал именно российскую фирму и её американского двойника «АЛТ-групп» для многомиллиардной сделки века, потому что — и как бумага стерпела — ООО «Поиск» хорошо зарекомендовало себя в коммерческой издательской деятельности трудов Академии наук. Буклеты Саша действительно делать научился, поэтому созрел и для ядерной сделки. В России вообще как-то очень легко проходили такие вещи. В Америке фирму Неймана «АЛТ-групп» включили в число организаций с сомнительной репутацией, а её хозяина не пускали в приличные дома, здесь же он ногой открывал двери в кабинеты высокопоставленных правительственных чиновников и руководителей Академии наук.

— Слышал, дела-то в последнее время с внедрением идей не очень, — лихо перевёл Нейман мимолётный коридорный разговор в нужное русло. Улыбка на его лице стала сочувствующей.

— На хлеб хватает, — отмахнулся Марципало.

— Хлеб? Плебейство, Николай Валентинович. Должно хватать и на икру.

— И на рябчиков, — поддакнул Ровенский.

— Вот именно, — кивнул Нейман. — Как насчёт того, чтобы обсудить эти проблемы в более располагающей обстановке?

— В другой раз, — сухо пообещал Марципало.

— Ну смотрите… Сколько их ещё будет, этих разов, — улыбка Неймана стала теперь усталой, как при общении учителя с непослушными детьми.

Он неоднократно ненавязчиво предлагал своё участие в деятельности фонда «Технологии, XXI век». При этом у него явно прослеживалось желание снять сливки, зато не было никакого намёка на готовность входить в рискованные расходы. А на риске и держится этот бизнес. Несколько раз, когда начинало пахнуть деньгами, этот падальщик, хлопая крыльями, возникал на горизонте. Приходилось принимать действенные меры, чтобы его отваживать.

— Чего, пакетики все разнесли? — Ровенский кивком указал на дверь вице-президента Академии наук, из которой Нейман только вынырнул.

— Злые языки, — поморщился Нейман.

— Страшнее пистолета, — завершил цитату Ровенский.

— Ну да… Язык до киллера доведёт, — осклабился Нейман и снова обратился к Марципало: — Подумайте, Николай Валентинович.

— Обязательно.

Сашины пакетики — это была притча во языцех в Академии. Нейман каждый визит в Россию уже седьмой год начинал с обхода кабинетов всех имеющих вес академических руководителей. Каждому вручался свой пакетик с зелёненькими бумажками. Толщина его зависела от должностного положения получателя и от степени их близости. Некоторым пакетики вручались очень толстые. А у избранных пухли счета за рубежом.

Вежливо распрощавшись с конкурентами, Нейман двинул дальше по коридору.

— Когда говорят, что на науку выделяют мало денег, это неправильно, — сказал Ровенский. — Это если на всех делить — то мало. А если на ограниченный круг лиц, то очень даже кучеряво можно жить.

— Ничего не поделаешь, — сказал Марципало, выруливая к широкой парадной лестнице.

— Для меня был шок, когда оказалось, что среди столпов науки, академиков, ворюг ещё больше, чем среди торгашей.

— Преувеличиваешь.

— Если бы… Дело в том, что многие из них проложили себе дорогу по черепам. Научный карьеризм ничем не отличается от обычного, чиновничьего. Есть, правда, подвижники, которые по заслугам получают почести, настоящие столпы.

— А есть администраторы, и таких большинство, — завершил мысль Марципало. — Это вполне естественно.

— А науку двигают одержимые… Хороший костюм и металлокерамические зубы редко сочетаются с одержимостью.

— Ладно… — Марципало посмотрел на свои швейцарские часы — сталь с золотом, вместо стекла сапфировый кристаллит, которые приобрёл в прошлом году в Париже за одиннадцать тысяч долларов. — Пора. Нас уже ждут.

Они поднялись на третий этаж и остановились перед тяжёлыми двустворчатыми дверьми вице-президента АН России академика Ачарова.

— Разрешите, Владимир Георгиевич? — постучав, осведомился Марципало.

Ачаров был в Академии не в фаворе, секретарша ему положена не была.

Кабинет был огромный — тяжёлая мебель, тяжёлые портьеры, высокие лепные потолки, шкаф, заполненный кожаными переплётами книг. Компьютер с плазменным экраном — это из современности, из наших времён. Этот кабинет знал гигантов… Но и директор института прикладной механики академик Ачаров тоже был из старой плеяды мамонтов, беззаветно преданных науке, основатель серьёзнейшей научной школы, один из тех, кто прорубил окно в космос. Да и внешне он походил на мамонта — пожилой, но ещё мощный, широкоплечий, с громадными ручищами человек. Проницательные, всепонимающие глаза. Да, штучный экземпляр. Таких уже нынче не производят.

Академик предложил присесть в углу кабинета, где стояли неизменные кожаный диван, два кожаных кресла, невысокий журнальный столик на гнутых ножках.

Секретарша все-таки где-то в окрестностях водилась. Во всяком случае, после звонка академика в кабинет вошла полноватая девчонка в длинном платье. Она поставила на журнальный столик кофейник, фрукты, сахар и конфеты. А академик добавил к сервировке графинчик с коньяком.

— Владимир Георгиевич, вы не в настроении, — поставил диагноз жизнерадостный «колобок» Ровенский, которому многое прощалось из-за бесшабашного весёлого нрава и незлобивости. — Сразу скажу суть проблем. Институту механики урезали финансирование на будущий год. Вы пролетели мимо грантов. Уехали за рубеж ещё несколько перспективных сотрудников.

— Последние уезжают, — вздохнул академик. — Саркисян уехал. Считай, целое направление утрачено. Перспективное направление.