— В чём проблема, профессор? — спросил Клод.

— Вы моих ассистентов убили. Нужно чтоб кто-то загрузил биоматериал.

Профессор нажал кнопку, крышки двух жёлтых ящиков раздвинулись. Оттуда повалил морозный пар. Гоша и Антуан нехотя принялись открывать криогробы, на которых сидели ранее. Вынули оттуда закоченевшие трупы, освободили от застекленевшей оболочки и переложили в жёлтые ящики.

Профессор стоял у экрана ординатёра. Вводил команды, сверяясь с табло, раскиданными на поверхности стола.

Сломав растопыренные руки замороженного мертвяка, Гоша и Антуан запихали в ящик последний труп. Антуан кивнул на охранников:

— Может этих тоже утилизировать? Валяются тут.

— Нет, их тела не подготовлены для переработки, — покачал головой профессор.

Он закончил вводить данные в настольный ординатёр АКОСа. Последний раз внимательно изучил график на табло. Отложил в сторону и посмотрел на распятие, висящее по монтаньской традиции на потолке. Пробормотав: «Иисус-дева-мария», нажал кнопку.

Загудели воздухоотводы. Пол мелко затрясся, от работающих моторов. Из жёлтых ящиков донёсся хруст костей. Высокая, в два человеческих роста стеклянная ёмкость в центре комнаты постепенно заполнилась розовой массой переработанных трупов, которая напоминала фарш.

— Мерде. Пакость какая, — скривился Антуан.

Антуан постоянно сплёвывал, чтоб отогнать тошноту. Достал свои ножички и стал их крутить, лишь бы не смотреть на колбу.

— Однако, ты неженка, — заметил Клод.

— Ты меня со школы знаешь. Кто-кто, а я не ранимый. Но этот фарш, это противоестественно. Хуже чем выживанцы, которые готовы совать себе в шею лишние чипы, чтоб словить плезир.

Клод неожиданно согласился:

— Этот эксперимент ещё и опасен. Я тебе не говорил, но…

Гудение воздухоотводов прекратилось. Лампы перестали мигать, и в лаборатории установилось тишина. Колба заполнилась до верха.

— Что теперь? — Метнулся к профессору Клод.

Профессор устало сел на кушетку:

— Ждать.

— Долго?

— Час. Два. Три.

Клод спросил у Гоши, который нёс вахту у входа:

— Сколько мы продержимся?

Гоша осмотрел бронированную дверь. Просветил бетонные стены инфракрасным сканером:

— Будут атаковать нежно, чтоб не повредить лабу. Плохо будет, если зайдут с двух сторон. Взорвут дверь, а вон ту стену просверлят буром, там примыкающий коридор со склада, самое тонкое место. Если Руди уничтожит буры, час продержимся. Если пойдут с тыла, то не могу сказать. Наша слабость — боеприпасы.

— Учтено. Передай Руди, чтоб выходила на атакующую позицию. Пусть наблюдает за подходами к лабе. Если увидит, что ханаатцы подгоняют термобуры, пусть кроет ракетами.

Гоша передал приказания по рации, выслушал неразборчивый ответ:

— Командан, пилот спрашивает, что ей делать, если подтянут аэронавтику?

— Тогда пусть передаёт Парламенту и Императору, что Конурский Ханаат объявил Империи войну. Остальное — забота дипломатов.

Поигрывающий ножичками Антуан присвистнул:

— Ого, так мы на правительственном задании?

— Вы на моём задании, — поправил Клод.

Глава 6. Бремя опыта

Клод поставил перед диваном стул и сел. Стукнул профессора по коленке:

— Слушай, дед, если не будешь честно отвечать, умрёшь прямо сейчас, не дотянув до допроса в корпорации.

Профессор Сенчин вытянулся и сел ровно:

— Я готов к сотрудничеству. Зачем пугать?

Клод поморщил лоб, собираясь с мыслями:

— Первый вопрос, откуда технология? Только не ври, что ты гений, и сам всё придумал.

— Археологи Конурского Ханаата раскопали в своей зоне Санитарного Домена остатки древней лаборатории. Аппаратура частично была разрушена временем и природой. Ханаатские биоинженеры выяснили, что в лаборатории работали с технологией бесполого размножения. Дальше этого понимания не продвинулись. Всё же добедовое человечество было на тысячу лет развитее нас. Тогда ханаатцы вышли на вашего покорного слугу.

— Продал родину, — презрительно сказал Антуан и сделал вид, что хочет метнуть в профессора нож.

— Я согласился работать с древней находкой исключительно из научного интереса. Отказался категорически от денег. Ну, от излишне больших денег. Так, в разумных пределах…

— Не отвлекайся.

— Моя главная заслуга не в том, что удалось восстановить основные функции АКОСа, но в том, что я понял: клонирование — тупиковый путь. Древние люди не занимались клонированием. Они синтезировали новые существа с параметрами организма-донора.

Клод снова стукнул Сенчина по коленке:

— Трясти заслугами будешь на суде. Идём дальше. Чем добедовые технологии отличаются от наших или ханаатских?

— Всем, молодой человек. Добедовые учёные добивались стопроцентной точности синтеза, молекула в молекулу, а у нас — трата денег депозантов на сатисфакцию собственного невежества.

Клод показал на колбу:

— Клон будет таким клоном, о каком мечтают шефы Корпорации?

— Я же говорил, не существует клонирования…

— Не придирайся к словам. Мне влом произносить «синтезированное существо». Отвечай, он будет покорным биороботом?

— Нет, конечно. Эти мечтатели из корпорации хотят видеть в добедовых технологиях только выгодные для себя стороны. Синтезан по идее должен не отличаться от донора. Но он не копия и не клон. Повторяю, это отдельное живое существо.

Клод сверился с записями в своём портабельном ординатёре:

— Правда ли, что память и навыки оригинала переносятся в клона? Синтезана, если угодно, дед.

— Молекулярный процесс формирование памяти заключается в установлении связей между нейронами. То есть ты, Клод, в каждую секунду существования — это определённая конфигурация синапсов в нейронной цепочке. Добедовые учёные могли создать точный биоинформационный слепок организма в данный отрезок его жизни.

— Почему мы или ханаатцы так не могли? Я знаю, что тридцать лет назад ты руководил экспериментом…

— При нашем уровне развития счётных технологий — невозможно. Находка в древней лаборатории почти решила проблему переноса данных из ординатёра в искусственный организм.

— Какие результаты?

— Сначала мне удалось синтезировать овцекорову. Новая версия откликалась на ту же кличку, что и оригинал.

— А зачем для синтеза людей ты набирал именно молодых пейзан?

— Древние могли создавать организм на любом сегменте его биологического возраста. Мой АКОС работает лишь с людьми лет до тридцати. Баланс — двадцать пять лет.

— Почему возрастной ценз?

— С процессом старения организм набирает слишком много данных. Цифровая копия мозга сорокалетнего человека займёт всю память ординатёра, не оставив места для информации об остальных клетках организма. Не говоря уже о бактериях…

— Бремя опыта, — вставил Гоша.

— А почему именно пейзане?

Гоша вмешался:

— Тут мне ясно, командан, они же тупые. Их проще копировать.

Профессор согласился:

— Недостаток образования, простая сельская жизнь, несложные хобби, вроде пьянства и походов на сабельные чемпионаты — всё это умещается в пределы возможностей наших ординатёров.

Антуан усмехнулся:

— Ты наплодил ещё пейзан? От них и так деваться некуда.

— Я успел провести только четыре серии синтеза существ. Первое существо не получилось, сбой при переносе данных. Я провёл перенастройку АКОСа. Второе тоже не смогло вырасти живым, я неправильно рассчитал количество диссоциативного электролита. У третьего оказалось слабое сердце. Мы его несколько дней держали на аппарате искусственного кровообращения, да отключили. Электричество много тратилось.

Антуан махнул ножом:

— Мясники, ничего в вас человеческого.

— Так, а четвёртый?

Профессор кивнул на одного из мёртвых солдат:

— Четвёртый получился хорошо. Живой, без дефектов. Оставил его для наблюдений, заодно назначил в охрану. Успел привыкнуть к нему. Но именно он демонстрировал вспышки эмоциональной нестабильности.