В первый год Второй эпохи во дворец короля Вохана Второго пришел странствующий монах-котарбинец Алкуин и принес язычникам новое учение, обещавшее вечное блаженство после смерти и всяческое содействие верным при жизни. В знак особого расположения вседержитель мог наделять избранников сверхчеловеческими возможностями, вот как его, Алкуина.

Действительно ли он творил невероятные чудеса, или таким образом летописец пытался задним числом объяснить решение своего короля, но Охрида без особого сопротивления приняла котарбинскую веру. Вспыхнувшее в провинции Шин восстание утопили в крови две тысячи рыцарей под руководством пятерых рукуйенов, показавших на поле боя такое мастерство, что враги приписывали им божественное происхождение.

В течение года по всей стране разрушили старые капища, в которых хварлинги приносили жертвы богу войны Ингельгейму; Алкуин стал первым великим логофетом, а король Вохан Гинкмар – самым ревностным защитником Пантократора.

Редких сограждан, искренне удивленных тем, что могущественный бог нуждается в защитнике-человеке, немедленно отправили в Ла Жюльетт, откуда все они вышли глубоко уверовавшими, хотя и слегка покалеченными. Спустя несколько веков, когда неприятные события окончательно изгладились из памяти охридцев, этих несчастных причислили к лику святых следом за почившими к тому времени Алкуином, Воханом и двумя его наследниками.

При короле Вохане началось и строительство изящного, воздушного, похожего на каменное кружево серо-голубого храма Пантократора Прощающего. Сто шестнадцать гагатовых колонн, увитых жадеитовым плющом и усыпанных мелкими сердоликовыми, чароитовыми и яшмовыми цветами, вознеслись к облакам, поддерживая купола, похожие на нераспустившиеся бутоны лазоревых цветов. Отполированные до зеркального блеска серебряные звезды на них отражали свет солнца и луны. Днем они сверкали нестерпимо ярко, а ночью загадочно мерцали, и казалось, что это шелковистый краешек неба упал на Оганна-Ванк и его можно потрогать рукой.

А еще говорили, что по этому прозрачному шлейфу великий логофет Охриды раз в жизни поднимается в обитель бога и там подробно докладывает ему обо всех земных делах и людских бедах и огорчениях, но также – обо всех проступках и злых деяниях. И что стоят одесную и ошую Пантократора по семь необъятных, как моря, бездонных, как пропасти, чаш. Одесную – чаши радости. Ошую – чаши божьего гнева. И каждое слово великого логофета превращается либо в кровавую слезинку, либо в белоснежный перл. И падают жемчуга в чаши радости, а алые слезы капают в чаши гнева. Беда же людская в том, что жемчуга даже наполовину не заполнили и один сосуд, а кровавый поток вот-вот хлынет через край последнего, седьмого сосуда у левой руки бога. И однажды переполнятся семь чаш божьего гнева…

Однако легенды легендами, но и земные дела не стояли на месте.

Охрида постоянно то воевала с соседями, то заключала союзы, то пыталась упрочить их узами династических браков. В один из мирных периодов, случившихся в середине Второй эпохи, его величество Юд Третий Гинкмар обратил свой взор на молодое, но уже обширное и могущественное царство хоттогайтов.

Хоттогайт владел алмазными и золотыми копями и железными рудниками, был знаменит своей легкой кавалерией и тяжелой панцирной пехотой, состоявшей в основном из топорников, а также славился искусными и отважными корабелами.

Воевать с таким противником казалось, по меньшей мере, неразумным, тем более что престарелый хоттогайтский владыка не имел сыновей и железный, усыпанный шлифованными алмазами венец должна была унаследовать его единственная дочь, царевна Морвэй эт Альгаррода. При таких условиях счастливый претендент на руку будущей повелительницы не спрашивает, умна она и хороша ли собой. Его даже не слишком интересует, насколько она здорова, ибо по двору всякого уважающего себя монарха, перешагнувшего рубеж совершеннолетия, всегда бегают пять-шесть детишек, удивительно и опасно похожих на государя.

Исходя из изложенных выше соображений, Юд Третий тоже не ставил лишних вопросов, предлагая хоттогайтской наследнице разделить с ним охридский трон. Она ему заведомо подходила. Особенно же охридскому королю нравилось в счастливой невесте одно свойство – выход к океану Батай, за который так долго и безуспешно воевали с коварными тагастийцами и свирепыми аэттами его славные предки.

У хварлингов в ходу была пословица: «Хочешь насмешить Ингельгейма, расскажи ему о своих планах». Теперь вместо «Ингельгейма» говорили «Пантократора», но в целом пословица не утратила своей популярности. Если считать, что народная мудрость не лжет, то в день свадьбы Юда Гинкмара вседержитель хохотал до слез.

Когда молодая прибыла к охридскому двору, всех поразили ее чистая красота и недюжинный ум. Царевна свободно говорила на пяти языках, чем покорила послов соседних государств, обладала безупречными манерами и до тонкостей знала дворцовый этикет. К тому же она была мила и приветлива и сразу завоевала множество сердец.

При въезде в столицу воины ее охраны щедро бросали в толпу народа, пришедшего поглазеть на свою государыню, горсти золотых и серебряных монет, так что добрые граждане Охриды сразу полюбили ее – ведь Юд Третий и в историю вошел отчаянным сквалыгой и крохобором.

Правда, следует отдать ему должное, свадебный пир, по свидетельствам очевидцев, отличался варварской роскошью и пышностью. Летописи по этому поводу однообразно сообщают, что «столы ломились от яств; многие же редкостные вина и фрукты были доставлены прямо к столу из заморских стран; две сотни музыкантов и жонглеров увеселяли публику своим искусством; а на освещение праздничного зала истратили шесть тысяч белых и зеленых свечей из отборного воска».

Не всякому выпадает такая удача: красавица жена и вторая корона. На радостях, что ему достался столь лакомый кусок, король Юд Гинкмар ни в чем не знал удержу. Умеренный и рассудительный, чтоб не сказать больше, в обычной жизни, он усердно налегал на обильную еду и крепкое питье. И на глазах у ошеломленных челядинцев и ничего не понимающих гостей упился до смерти во время торжества.

Так, без единой интриги, подкупа или убийства, молодая королева, овдовевшая еще до первой брачной ночи, взошла на престол, и в Охриде воцарилась династия Альгаррода.

Разумеется, охридская знать, едва только пришла в себя, начала копаться в многочисленных законах, оспаривая право Морвэй на трон, бунтовала и грозила гражданской войной. Однако королева повела себя на редкость мудро и быстро сумела привлечь на свою сторону двух самых влиятельных людей в стране: великого логофета и мавайена ордена гро-вантаров. С их помощью она быстро усмирила восставших аристократов, которые оказались зажаты в тиски между тремя тысячами отборных, закованных в железо рыцарей Эрдабайхе и вышедшим на улицы Оганна-Ванка простым людом, который поддерживал королеву Морвэй. Известие о том, что сорокатысячная хоттогайтская армия в полной готовности стоит у границ Охриды, мгновенно принесло мир, взаимопонимание и долгожданный покой в сотрясаемое дворянскими волнениями королевство.

Вопреки опасениям своих противников, Морвэй не стала наказывать мятежных аристократов, а простила их и приняла обратно на службу. А в благодарность за помощь, оказанную ей в трудные времена гро-вантарами, молодая правительница велела выстроить у замка Эрдабайхе невиданный доселе храм.

Сложенный в виде завитой раковины из исполинских андезитовых глыб, облицованных полупрозрачным гиацинтом цвета свежей крови, он поражал воображение каждого, кому случилось его увидеть. Вдоль бесконечной красной ленты храмовой стены тянулся лес черных колонн, на каждой из которых висели изваянные из черного мрамора, обсидиана или отлитые из черной бронзы изображения существ, побежденных гро-вантарами. Тут были головы оборотней, упырей и василисков; кошмарные, как последний сон грешника, скелеты теймури и гномов; изображения зомби, неупокоенных душ, левиафанов, водяных, пселлусов, марбасов, льеккьо, утбурдов и прочей нечисти в таком неисчислимом количестве и с такими леденящими душу подробностями, что по ним вполне возможно было обучать новичков – что, кстати говоря, гро-вантары и делали.