С этими словами он понуро подошел к жене и чмокнул ее в щеку.

То ли видок был у друзей неважным, то ли возымело действие раскаянное смирение главы семьи, только Тоня сразу смягчилась, уступая дорогу в дом. Игорь подтолкнул смущенного Широкова и, пропустив Тоню вперед, прошел следом за ними в прихожую. Девочки, угадавшие по виду матери амнистию нахулиганившему отцу, с визгом повисли на нем тут же в коридоре, радостными криками сообщая неведомо кому: «Папка пришел!»

Через час Станислав сытый, разморенный и благодушный от оказанного гостеприимства с наслаждением нежился на хрустящей простыне на диване в гостиной. Он думал о том, как повезло Свешникову в жизни с прекрасной семьей. Увалень-Игорь в присутствии жены становился заботливым и внимательным кавалером. Он не выпячивал нарочно своих чувств к Тоне, однако в каждом жесте, в каждой интонации, обращенных к жене, неуловимо ощущалась нежность. Тоня отвечала мужу тем же. Да и девчонки не отходили от отца ни на шаг. А тот, занятый беседой со Станиславом, успевал уделять внимание и дочерям. Широков радовался за друга и немного ему завидовал. Потом перед глазами возникла Наташа. Широков постарался представить ее в роли жены, размышляя, смогли бы пни стать такой же счастливой семейной парой. Так и не придя к определенному выводу, он уснул с детской улыбкой на губах.

25 июля. Понедельник. Примерно 8 часов.

Понедельник начался с дождя. Поглощая великолепные домашние котлеты со свежими овощами (все это Тоня, уходя на работу, предусмотрительно оставила на столе, прикрыв яркой салфеткой), Широков с тоской смотрел сквозь мокрое оконное стекло на безрадостно свинцовое небо, сулившее долгий обложной дождь. Сидевший напротив Игорь, казалось, всецело был поглощен едой. Одно радовало Станислава: он хорошо выспался и чувствовал себя посвежевшим и полным сил.

Даже приевшаяся за эти дни головная боль как будто отпустила.

– А девчонки с кем останутся? – без всякой связи со своими мыслями спросил Широков.

– Они у меня самостоятельные,– пробубнил Игорь с полным ртом, – до десяти сидят одни, а потом приходит теща – она здесь недалеко живет. Тебе чай или кофе?

– Кофе, если можно.

Свешников достал из шкафчика за спиной банку растворимого бразильского кофе и быстро организовал ароматный напиток.

– Да-а… Погодка, так ее… – протянул Станислав.

При одной мысли, что надо выходить на улицу из уютного дома, его аж передернуло.

– Ничего! Я возьму машину тестя, – обнадежил друга Игорь.

Только сейчас Станислав вспомнил, что в прошлом году тесть Игоря купил подержанный «Запорожец» и Игорь сдал на права. Правда, сам Свешников пользовался машиной крайне редко и на завзятого автолюбителя походил мало.

Сложив грязную посуду в раковину и вытерев стол, Свешников убедился, что в комнате, где спали дочери, все в полном порядке.

– Можем отправляться. Только помоги мне выехать.

Пока заводили застоявшийся в гараже автомобиль, выталкивали его в горку по размокшей дороге, пока пробирались в утреннем потоке машин, прошло порядочно времени, так что в управление прибыли тютелька в тютельку к девяти часам.

На недовольное бурчание Станислава Игорь философски заметил:

– Это судьба, Стасик! Я хотел сегодня пораньше добраться, вот и взял машину. А, видишь, как вышло…

– Ладно, – примирительно ответил Широков, – горбатого могила исправит! Ты поднимайся, а я заскочу к Червоненко.

Наташа, видимо, только что вошла, потому что стряхивала намокший зонтик. Она позволила себя поцеловать, но тут же призвала Широкова настраиваться на деловой лад и через полчаса начать допрос Петренко. Подбирая слова, чтобы не обидеть ее, Станислав возразил:

– Наташа, ты же понимаешь, что за «фрукт» Петренко. В тебе он будет, прежде всего, видеть хорошенькую женщину. Согласись, я лучше тебя знаю эту категорию: он будет издеваться, ерничать, похабничать. Кончится тем, что ты психанешь, а ему этого только и надо. Сам для себя он будет расценивать это, как маленькую победу, а, значит, далее говорить с ним станет еще тяжелее.

Упрямая складочка над переносицей, образовавшаяся, пока молодая женщина слушала доводы Широкова, разгладилась. Червоненко достала из сумочки пачку сигарет, собираясь закурить.

– Не могу понять: ты куришь или это элемент «шарма»? Кроме как в ресторане, я тебя с сигаретой не видел…

– А тебе не нравится? – вопросом на вопрос ответила Наташа.

– Нет, не нравится, – откровенно подтвердил Широков.

– Спасибо, что не лукавишь!– она послушно спрятала сигареты в ящик стола и пояснила. – Скажем, так: я курю, когда здорово нервничаю. Это еще с института осталось. И, ты прав, случается сие не так часто – я же по натуре спокойный человек, ты не заметил?

Последнее предложение прозвучало несколько утрировано.

– А если серьезно?

– А если серьезно, то я сказала правду. Весь вечер и утро настраивала себя на драку с Петренко, заводила себя, а ты, выражаясь языком спортивного комментатора, сделал мне только что подножку. Естественно, у меня возникло что-то вроде нервной разрядки.

– Извини, я хотел, как лучше…

– Я понимаю… Я все, Стасик, понимаю,– ты, безусловно, прав! Это – чисто бабское и сейчас пройдет. Так что ты предлагаешь?

Сетуя на свою недостаточную дипломатичность, Широков высказал мнение, что разговор с Петренко лучше всего начать им с Ефремовым и Свешниковым. Тем более надо учитывать бурную реакцию задержанного при прошлой встрече. Если дело пойдет как надо, можно будет подключиться следователю.

Наташа согласилась с этим предложением, заявив, что пока побудет с Зоей Воробьевой, которую вызвала к девяти тридцати. Беседу прервал телефонный звонок. С улыбкой выслушав собеседника, она положила трубку и сказала:

– Шеф твой звонил. Велел тебе взять у меня все необходимые документы и спускаться в ИВС – они со Свешниковым уже выходят, – и, насмешливо глядя на Широкова, добавила. – Голос у Петра Сергеевича не очень-то довольный. Ты что, еще к нему не заходил?

– Не-а, – беззаботно мотнул головой Станислав.

– То-то я удивилась, когда он подчеркнуто вежливо попросил отправить капитана Широкова в его распоряжение, если этот капитан мне не очень нужен!

– А я тебе не очень нужен?

– Нужен, – глаза Наташи потеплели. – Иди уж, горе мое…

Едва не забыв бумаги, Широков радостно помчался вниз по лестнице.

Ерофеев, сидевший за правым столом в следственной комнате изолятора, окинул Широкова хмурым взглядом.

– Ты, вроде, пока не в прокуратуре работаешь, Станислав Андреевич? Мог бы сперва к «любимому» начальнику заглянуть!

Оправдываться было бесполезно, поэтому Станислав пробормотал невнятное извинение. К счастью, подполковник не относился к числу обидчивых людей. Он сразу перешел к делу. Десяток минут они обсуждали план допроса, только потом попросили конвойных привести задержанного.

Когда Петренко уселся на табурет перед ними, Широков с удовлетворением заметил, что за две ночи, проведенные в камере, спеси у него поубавилось. Роман Михайлович «сошел» с лица, на щеках темнела отросшая щетина, одежда помялась и имела несвежий вид. На ногах неуклюже выглядели казенные ботинки без шнурков.

Ерофеев, так же с интересом осмотрев собеседника, начал:

– Роман Михайлович, ваши показания, данные позавчера, выглядят вполне достоверно. Возможно, мои младшие коллеги несколько перегнули палку, что привело, в конечном итоге, к неприятной сцене между вами. Соответствующее внушение им я уже сделал.

Угрюмо молчавший до этого Петренко, со злорадством посмотрел на Широкова и Свешникова.

– Поэтому, – продолжал подполковник, – мне хотелось только уточнить с вами кое-какие детали. Прежде всего, не хотите ли что-нибудь добавить к тому, что официально заявили вчера следователю Мальцеву при допросе?

– Нет, я все сказал еще им, – кивнул Петренко в сторону Широкова.