Широков с наслаждением растянулся на кровати и принялся размышлять вслух:
– Смотри, Игорек, если Гвоздкова с Бубенцовым рванули на машине от нас вечером двадцать второго – ночью они уже были в Москве или где-то поблизости. Как следует из телефонограммы шефа, 23 июля около 11 часов дня инспектор ДПС пытался остановить серые «Жигули» с номерным знаком нашей области возле Тулы. Машина не остановилась, тогда инспектор передал ее данные по трассе. Но до следующего поста машина не доехала. Затем ее обнаружили брошенной на стоянке для отдыха. Если инспектор не ошибся, то в машине находились мужчина и женщина-блондинка. Что ты об этом думаешь?
– То же, что и ты: в машине были Гвоздкова и Бубенцов. Ехали они, по всей видимости, в направлении Курска. Однако уважаемые «гаишники» могли бы сообщить об этом и пораньше.
– Ну, это не их вина,– возразил Широков. – 23 июля обнаружили. Дали телетайп в область. 24-го, как известно, воскресенье. 25-го в МРЭО выходной. Так что установили принадлежность не ранее 26-го, о чем и сообщили в наше ГАИ, а те – Ерофееву.
– Да… А в Штатах, между прочим, полицейский из патрульной машины связывается с главным компьютером и через пару минут получает все данные на владельца!
– Так мы же не в Штатах! – усмехнулся Станислав. – У нас компьютеры в первую очередь в кооперативы попадают. Видел объявления кругом? Компьютерные игры! Компьютерное обеспечение! А на милицию и денег нет.
Оба помолчали, потом Широков вздохнул:
– Будем утра ждать: шеф обещал к утру выяснить все о владельце машины и побеседовать с ним. Вероятнее, сие даст новую пищу для размышлений.
– Ага, – согласился Игорь. – Давай спать, пока такая возможность есть!
Он зевнул и стал готовиться ко сну. Широков же позвонил дежурному по управлению и на всякий случай сообщил номер гостиничного телефона.
27 июля. Среда. Утро.
Станислав проснулся от пронзительного зуммера телефона. Потянувшись к трубке, он мельком глянул на часы: было без пяти восемь. Свешников сидел, свесив ноги с кровати, и ошалело хлопал сонными глазами.
– Слушаю… – сказал в трубку Широков.
– Привет, голубь мой сизокрылый! – донесся откуда-то издалека голос подполковника, искаженный помехами на линии связи.
– Здравия желаю! – крикнул Станислав, окончательно просыпаясь.
– Чего кричишь? Я тебя хорошо слышу.
– А я – плохо! – посетовал Широков, сбавляя тембр.
– Как доехали?
– Нормально. Что там с машиной, Петр Сергеевич? Напрягая слух, он молча теребил витки телефонного шнура, поглядывая на Игоря.
– Я все понял. Держите нас в курсе, ладно?
Попрощавшись, Широков медленно опустил трубку на рычаг.
– Ну, что? – осторожно спросил Игорь, также уже окончательно проснувшийся.
– Машина зарегистрирована у нас в городе. Владелец утверждает, что последний раз побывал в гараже 21 июля. До сего дня в гараж больше не ходил. – Станислав встал и, заправляя кровать, продолжил. – Осмотрели ворота: навесного замка нет, а внутренний исправен. Хозяин твердит, будто машину угнали, ибо 21-го он навесной замок сам запирал. Ребята проверяют обстоятельства. Будут новости – позвонят.
Взяв умывальные принадлежности, Широков отправился в ванную, оставив Игоря переваривать информацию.
Ровно в девять часов друзья сидели в кабинете у начальника отделения областного отдела уголовного розыска майора Никифорова. Валерий Анатольевич, невысокий плотный брюнет лет тридцати пяти в хорошо сшитом сером костюме, встретил прибывших коллег радушно. Выяснив бытовые условия и убедившись, что гости сыты, он перевел разговор на извечную для милиционеров тему: «Как у вас? – Как у нас…» Минут десять они обменивались общими бедами и проблемами профессии. Потом Никифоров, заметив некоторое нетерпение товарищей, посерьезнел и перешел к делу.
– Времени у нас маловато, с учетом выходных, но кое-что интересное выяснили.
Он раскрыл лежащую на столе тонкую картонную папку и, перебирая находящиеся там бумаги, начал рассказывать:
– Панова Маргарита Сергеевна, по мужу – Гвоздкова, родилась у нас в Курске в 1953 году. Отец ее, Панов Сергей Николаевич, также уроженец Курска, живет на Второй Пушкарской. Фронтовик, инвалид войны. С 1968 года, когда умерла мать Маргариты, пьет «по-черному». Дочь, проживая с ним, вела все хозяйство. После окончания школы устроилась в больницу медсестрой. В 1972 году уехала в соседнюю область в медучилище. В 1975 году вернулась домой. Но, вероятно, жить с отцом-пьяницей оказалось невмоготу. Через два года вышла замуж за Гвоздкова Олега Михайловича – директора крупного магазина, старше ее на 12 лет. Переехала к нему. Продолжала работать в той же больнице. Детей не нажила, а в 1983 году с мужем развелась, вернулась к отцу, с которым, вроде бы, помирилась. 19 марта 1985 года выписалась из города и уехала на постоянное место жительства к своей тетке в ваш город.
Никифоров замолчал, ожидая, будут ли вопросы, но Широков только кивнул, делая пометки в блокноте.
– Интересно, что из бесед с ее бывшими коллегами, из материалов личного дела создается портрет Гвоздковой как мягкого, отзывчивого человека, скромного, но чуть замкнутого в личном плане. Никаких порочащих сведений… Что-то не так? – спросил рассказчик, заметив удивление коллег.
– Да нет, – ответил Игорь. – Только нам Маргарита Сергеевна до сих пор казалась полной противоположностью этому портрету. Впрочем, четыре года – срок немалый. А что же Саржина?
Никифоров взял из папки другую бумагу.
– Саржина Анна Николаевна, в девичестве – Панова, родилась в Курске в 1910 году Замуж вышла за Саржина Илью Григорьевича. В 1929-м году у них родился сын Ефим. В войну семья оказалась в оккупированной зоне. Муж Саржиной некоторое время служил мелкой сошкой у здешнего бургомистра. После освобождения города, естественно, Илью судили, отправили в лагерь, где он и сгинул бесследно. В 1946-м Саржина с сыном переехала в маленький домик на Стрелецкой улице. Сынок в 1950-м «сел» за бандитизм – грабил сельские магазины. В 1953-м вышел по «бериевской» амнистии. Некоторое время жил с матерью. В 1958-1960 годах в составе группы совершил разбойные нападения, опять же в районе. В 1960-м поймали и дали новый срок – десять лет. В 1970-м году ненадолго возвращается в Курск. Потом переселяется в Орловскую область. Изредка навещает мать, работающую кассиром в банке. В 1972 году Саржина выходит на пенсию. Живет одна, замкнуто, мало общаясь даже с родственниками и соседями. Наступает март 1975 года.
Никифоров кашлянул, достал сигарету и закурил. Выдохнув облако сизого дыма, полюбовавшись его причудливо меняющейся формой, майор встал и подошел к окну. Резко обернувшись, он с какой-то горечью продолжил:
– Дальнейшие события я могу рассказать, не заглядывая в бумаги, так как эта история попортила всем нам много крови, стоила некоторым моим товарищам седых волос и кое-чего похуже.
Никифоров поморщился, как от зубной боли, возвращаясь мысленно к давно минувшим временам.
– Я тогда был младшим сыщиком в отделении милиции, непосредственно этим делом занимался постольку-поскольку. Но знаю общие черты, тем более, позже знакомился с материалами, да и тогда отрабатывал в числе других привлеченных отдельные детали и версии.
Он вновь нервно затянулся, заметно волнуясь.
– Итак, в марте 1975 года произошло вооруженное нападение на инкассаторов, перевозивших большую сумму денег – свыше трехсот тысяч рублей. Случилось это на окраине области. В нападении участвовало четыре человека. Они убили двух инкассаторов, тяжело ранили шофера, захватили чемодан с деньгами и скрылись в неизвестном направлении. Правда, в перестрелке был убит один из нападавших: единственная пуля, выпущенная одним из инкассаторов, попала бандиту в лоб. Ну, естественно, на ноги подняли всю область, да и соседние – тоже. Убитого, по счастью, быстро опознали. По его связям установили еще двух нападавших – Козина и Лохова. Четвертый оставался неизвестным. Вскоре в Курске задержали Козина. Он «раскололся», подтвердив участие в нападении, но сообщников назвать отказался, как мы ни бились.
