Теперь — на Советский Союз. Нападение должно быть произведено внезапно. И Геббельс всячески маскирует истинный замысел.
Над Англией сбрасываются листовки, демонстративно передвигаются на запад дивизии, раздувается миф о близком вторжении в Великобританию. Мы действуем, пишет Геббельс, «во имя всеобщей суматохи» (5 июня).
«Директивы о пропаганде против Р.: никакого антисоциализма, никакого возвращения царизма, не говорить открыто о расчленении русского государства (иначе озлобим настроенную великорусски армию)… Колхозы пока сохранять, чтобы спасти урожай».
6 июня.
«Вчера: взаимное отсутствие налетов. Мы потерпели потопление нескольких судов. Не очень серьезно, но неприятно. Англия за это также поплатится…
Доклад из Румынии: Антонеску без народа. Я это предсказывал. Его иностранная политика не встречает одобрения… Растущая ненависть к немцам. Все это следовало предполагать…
Борман получил свое вознаграждение — ранг имперского министра и членство в Совете обороны».
7 июня.
«Мы форсируем тему вторжения. Пока не видно настоящего успеха. Все молчат.
…Слухи о предстоящем нападении на Украину. Довольно-таки обоснованные. Мы должны применять более надежные способы обмана.
Я энергично возьмусь за это».
Накануне 6 июня Геббельс получил программу территориального раздела России:
«Азиатская часть Р. не подлежит обсуждению. А европейская будет прибрана к рукам. Сталин ведь сказал недавно Мацуоке[12], что он азиат. Вот, пожалуйста!» (7 июня).
Геббельс вовсю готовится к новой войне. Он «завинчивает гайки», где только может. Запрещает показ заграничных фильмов в «Кабаре комиков», куда на просмотр «собираются все критиканы». Готовит «новые мероприятия против берлинских евреев». Обрушивается на ту часть прессы, которая недостаточно превозносит успехи германского оружия, обзывая ее «мещанской прессой». Вмешивается в вопросы сохранения военной тайны во всех берлинских министерствах. «Придется беспокоить даже гестапо».
У него самого в министерстве то шпион, то заподозренный им в шпионаже. «Я приказываю за ним следить». Записи Геббельса свидетельствуют о его постоянной тесной связи с гестапо.
Он препятствует Лею выступать с обещаниями новых послевоенных социальных программ, чтобы не возбуждать в народе аппетит к миру. Вместе с тем он снимает существующий запрет на танцы. «Это нужно, чтобы по возможности замаскировать нашу следующую операцию. Народ должен верить, что мы теперь „напобеждались досыта“ и ничем больше не интересуемся, как только отдыхом и танцами» (10 июня). Через два дня он снова записывает:
«Проработал с Глассмайером новую программу радиопередач. Теперь полностью переключаемся на легкую художественную программу. Снят также запрет с танцев. Это все в целях маскировки».
Геббельс решает ослабить антиникотиновую пропаганду, чтобы не задеть солдат-курильщиков, не вносить в народ «воспламеняющиеся вещества». «Война скрывает в себе и без того достаточно естественных воспламенителей. Поэтому я приказываю немного прикрутить слишком резкую антицерковную пропаганду. Для этого достаточно будет времени после войны» (17 июня).
С упоением раскрывает он свою провокационную кухню:
«Совместно с ОКВ и с согласия фюрера я разрабатываю мою статью о вторжении. Тема „Остров Крит в качестве примера“. Довольно ясно. Она должна появиться в „Фелькишер беобахтер“ и затем быть конфискована. Лондон узнает об этом факте спустя 24 часа через посольство Соединенных Штатов. В этом смысл маневра. Все это должно служить для маскировки действий на Востоке. Теперь нужно применять более сильные средства… Во второй половине дня заканчиваю статью. Она будет великолепной. Шедевр хитрости» (11 июня).
Статья написана, санкционирована фюрером, «с надлежащим церемониалом направляется в „Фелькишер беобахтер“. Конфискация произойдет ночью».
Смысл трюка в том, что статья, рассматривающая операцию по овладению Критом, содержит явный намек на поучительность опыта этой операции для предстоящего якобы вторжения в Англию. А конфискация номера должна убедить: Геббельс выболтал истинные намерения.
«С Таубертом и Фишем обсудил мероприятия по Востоку. В организационном отношении все в порядке. Английский отдел пропаганды постепенно распускается. Для Р. у меня есть Мало, Мауэр и в первую очередь Пальтцо. Они хорошо делают свое дело. Принял новые аппараты для сбрасывания листовок. В общем, будет отпечатано около 50 миллионов листовок. В имперской типографии. Упаковку производят 45 солдат, которые до начала операции не будут отпущены. Предательство, таким образом, невозможно. Идет работа большого масштаба, и ни один человек об этом ничего не подозревает» (12 июня). «Вопрос о России становится в мире с часу на час все большей загадкой. Надо надеяться, что она будет разгадана не слишком рано. Мы делаем все, чтобы замаскировать это дело. Но как долго это будет возможным, знают только боги» (13 июня).
«Тема России все больше выступает на передний план. „Таймс“ помещает статью, в которой выражаются всевозможные подозрения, и довольно точно» (13 июня).
В пятницу, 13 июня, статья Геббельса появляется в «Фелькишер беобахтер». Все идет по расписанию: ночью номер газеты конфискуется.
«Большая сенсация. Английские радиостанции заявляют, что наше выступление против России просто блеф, за которым мы пытаемся скрыть наши приготовления к вторжению в Англию. В этом и была цель маневра.
В остальном в заграничной информационной политике сплошная неразбериха. Едва ли верят самим себе.
Русские, кажется, еще ничего не предчувствуют. Во всяком случае, они развертываются таким образом, что совершенно отвечают нашим желаниям: густомассированные силы — легкая добыча для пленения.
Во всяком случае, ОКВ не сможет маскироваться слишком долго, так как необходимы также открытые военные мероприятия.
…Я даю Винкелькемперу секретное поручение передать по радио на иностранных языках английское мнение о вторжении и неожиданно на середине прервать эту передачу. Как будто в передачу вмешались ножницы цензуры.
Это тоже будет содействовать тревоге» (14 июня).
И еще записи, помеченные той же датой:
«Восточная Пруссия так насыщена войсками, что русские своими предупредительными налетами могли бы нанести нам большой ущерб. Но этого они не сделают…»
«Моя статья является в Берлине большой сенсацией. Телеграммы несутся во все столицы. Блеф полностью удался. Фюрер этому очень рад. Йодль восхищен».
«Москва публикует опровержение: ей ничего не известно о наступательных замыслах империи. Движение наших войск имеет другие цели. Во всяком случае, Москва якобы совсем ничего не предпринимает против нас. Великолепно!»
«Я приказываю распространить в Берлине сумасбродные слухи: Сталин якобы едет в Берлин, шьются уже красные знамена и т. д. Д-р Лей звонит по телефону, он целиком попался на эту удочку. Я оставляю его в заблуждении. Все это в настоящий момент служит на пользу дела».
12
Министр иностранных дел Японии, посетивший Москву в апреле 1941 года.
