1-я армейская группа, которой командовал Жуков, – это 57 тысяч бойцов и командиров. А теперь прикинем, что было бы, если бы проводить чистку армии товарищ Сталин поручил не Ежову Николаю Ивановичу, а Жукову Георгию Константиновичу. Каждый желающий сумеет сам вычислить возможные результаты правления Жукова, если бы под его властью оказались не 57 тысяч, а вся Красная Армия численностью в полтора миллиона. Если бы расстрельные полномочия были не на три месяца, а на два года.

Жуков слезно сокрушался о том, что бедную Красную Армию в 1937-1938 годах якобы обезглавили. Однако на столь коротком промежутке времени такой интенсивности расстрелов военнослужащих, какой Жуков достиг в Монголии летом 1939 года, не было нигде в Красной Армии ни в 1937-м, ни в 1938 году. Такое зверство не снилось ни Ежову, ни Фриновскому, ни Заковскому, ни Ульриху.

А скольких в тюрьму загнал! В книге «Тень победы» я рассказал о приезде Жукова в Монголию. Начал он со смещения командиров. Вот снял начальника штаба комбрига Кущева Александра Михайловича. У комдива Жукова не было полномочий расстрелять комбрига. Потому его просто выгнали. Но что же с ним стало? Куда его снятого определили? Тогда я этого не знал. Теперь выяснил. Отправили комбрига Кущева туда, где лес валят. И черную фуфаечку не пожалели. Отписали ему 20 лет. Строгого режима. Потом еще пять добавили («Красная звезда», 2 апреля 2002 г.). А неплохой был командир. Вспомнили о нем в декабре 1943 года. Как-никак две академии за плечами, одна из которых Академия Генерального штаба. Дали ему звание полковника. В сентябре 1944 года – генерал-майора. Был начальником штаба 5-й ударной армии. Воевал храбро. Получил Героя Советского Союза. Имел одиннадцать пулевых и осколочных ранений. Работал блестяще. Это вынужден был признать и сам Жуков. Завершил службу в звании генерал-полковника.

А в 1939 году прибыл Жуков в Монголию и первым делом комбрига Кущева в тюрягу засадил, коль не было возможности расстрелять.

После Монголии, в 1940 году, Жуков назначен командовать Киевским особым военным округом. Войны пока нет, потому не мог Жуков расстреливать кого ни попадя. Это состояние он переносил с трудом.

"Коренастый генерал стоял в окружении командиров у входа в могилев-подольский Дом Красной Армии. А на тротуаре напротив, на расстоянии примерно десяти метров – мы, стайка четырнадцатилетних мальчиков, пожиравших генерала глазами.

Через пустырь на месте снесенного костела неторопливо приближался капитан-пограничник. Он шел из бани со свертком грязного белья, завернутого в газету. Ни сном ни духом не ведал капитан, что ждет его за углом. От угла Дома Красной Армии до генерала было не более пяти метров. Со свертком под мышкой капитан растерянно приложил руку к козырьку, перейдя на строевой шаг. Лицо генерала Жукова исказила брезгливо-презрительная гримаса:

– Вас что, капитан, не учили, как приветствуют старших по званию? Повторить!

Капитан, багровый от стыда, зашел за угол, положил сверток на тротуар, вышел на мостовую, чтобы появилось расстояние, необходимое для семи строевых шагов, и прошел перед генералом так красиво, что даже у нас, привыкшим к парадам, дух перехватило. У пограничников была отличная строевая выправка и вольтижировка. Кто-то из мальчишек метнулся к свертку и принес его, чтобы капитану не пришлось возвращаться.

– Повторить! – сквозь сжатые зубы процедил Жуков.

На противоположном тротуаре, кроме нас, уже собралась изрядная толпа зевак. Семь раз капитан печатал строевой шаг перед генералом. Не знаю, как чувствовала себя свита Жукова. Нам было стыдно.

В течение двух дней пребывания генерала армии Жукова в Могилеве-Подольском, вероятно, не менее сотни мальчишек установили за ним наблюдение. На значительном расстоянии мы предупреждали командиров и красноармейцев о присутствии самодура. После инцидента с капитаном генерала Жукова на улице не поприветствовал ни один военнослужащий. Они исчезали своевременно" (И.Л. Дегин. Четыре года. Холон, Рама-Пресс, 2001. С. 276-277).

А ведь это не первое свидетельство того, что люди военные при приближении Жукова разбегались. Где, когда, в каких армиях, в каких исторических эпохах вы найдете полководцев, от которых бегут и солдаты, и офицеры, и генералы?

Потом – война.

«Основным занятием Жукова во время войны было упоение своей бесконтрольной властью» (А. Тонов. «Независимая газета», 5 марта 1994 г.).

Рассказывает рядовой связист Николай Лазаренко: «Парадный портрет полководца далеко не всегда соответствовал реалиям военной действительности. Больше всего наши радисты, которые работали на самом „верху“, боялись не немецко-фашистских пуль и осколков, а собственного командующего. Дело в том, что Жуков был человеком настроения и потому – очень крут на расправу... За время войны легендарный полководец около 40% своих радистов отдал под трибунал. А это равносильно тому, что он расстрелял бы их собственноручно. „Вина“ этих рядовых радистов, как правило, заключалась в том, что они не смогли сиюминутно установить связь. А ведь связь могла отсутствовать не только по техническим причинам. Человек с другой стороны провода мог быть просто убитым. Однако Жукова такие „мелочи“ вообще не интересовали. Он требовал немедленной связи, а ее отсутствие воспринимал только как невыполнение приказа – и не иначе. Отсюда и псевдоправовая сторона его жестокости – трибунал за невыполнение приказа в военное время. Впрочем, до военно-полевого суда дело часто не доходило. Взбешенный отсутствием связи герой войны мог и собственноручно пристрелить ни в чем не повинного солдата» (Н. Лазаренко. Тот самый Жуков // «Европа-Экспресс», 24 февраля 2002 г.).

У нас полный диапазон охвата. И мальчишки на улице, и рядовые солдаты, и маршалы рассказывают о Жукове одинаковые истории.

Свидетельствует генерал-лейтенант инженерных войск Б.В. Бычевский. В сентябре 1941 года он был подполковником, но занимал исключительно высокую и важную должность начальника инженерных войск Ленинградского фронта: "Первое мое знакомство с новым командующим носило несколько странный характер. Выслушав мое обычное в таких случаях представление, он несколько секунд рассматривал меня недоверчивыми, холодными глазами. Потом вдруг резко спросил:

– Ты кто такой?

Вопроса я не понял и еще раз доложил:

– Начальник Инженерного управления фронта подполковник Бычевский.

– Я спрашиваю, ты кто такой? Откуда взялся?

В голосе его чувствовалось раздражение. Тяжеловесный подбородок Жукова выдвинулся вперед. Невысокая, но плотная, кряжистая фигура поднялась над столом.

«Биографию, что ли, спрашивает? Кому это нужно сейчас?» – подумал я, не сообразив, что командующий ожидал увидеть в этой должности кого-то другого. Неуверенно стал докладывать, что начальником Инженерного управления округа, а затем фронта работаю почти полтора года, во время советско-финляндской войны был начинжем 13-й армии на Карельском перешейке.

– Хренова, что ли, сменил здесь? Так бы и говорил! А где генерал Назаров? Я его вызывал.

– Генерал Назаров работал в штабе главкома Северо-Западного направления и координировал инженерные мероприятия двух фронтов, – уточнил я. – Он улетел сегодня ночью вместе с маршалом.

– Координировал... улетел... – пробурчал Жуков. – Ну и черт с ним! Что там у тебя, докладывай.

Я положил карты и показал, что было сделано до начала прорыва под Красным Селом, Красногвардейском и Колпино, что имеется сейчас на пулковской позиции, что делается в городе, на Неве, на Карельском перешейке, где работают минеры и понтонеры.

Жуков слушал, не задавая вопросов... Потом – случайно или намеренно – его рука резко двинула карты, так, что листы упали со стола и разлетелись по полу, и, ни слова не говоря, стал рассматривать большую схему обороны города, прикрепленную к стене.